Дальше мои кузены, чтоб их анаконда сожрала, обоих. Видя такое отношение матери, почувствовали, что сами могут поиздеваться надо мной. Один из них мой ровесник, другой на два года старше, – объяснила она. – Возраст, когда хочется самоутвердится за чужой счет. Вот они и самоутверждались. Это мне Катарина позже объяснила, уже здесь. – Смешок. – Но сам понимаешь, тогда мне было плевать, что ими движет. Как и сейчас.

– Они издевались надо мной, дразнили, – продолжила она. – Меня спасало только то, что я была сильнее, и пару раз, когда они перешли границы, устроила им веселый мордобой. После этого они не рисковали делать это в открытую, но исподтишка все равно пакостили.

– С этого места подробнее! – оживился я. – С "сильнее" и с "мордобоя".

Губки Паулы довольно вытянулись.

– Я занималась, с детства. Восточными единоборствами. Очень серьезно, с лучшими тренерами, мне нравилось. – В ее голосе я почувствовал гордость. – А еще занималась контрас, любила побегать и пострелять. Мне дядя даже купил и подарил клуб, в котором я занималась.

– Здорово! – вырвалось у меня. Я про клуб, конечно, но она поняла по своему и покачала головой:

– В Империи не очень. Это же не милитаризованная Венера, у нас всё не так. Тетка вообще слюной брызгала, что "такое увлечение недостойно юной сеньориты, истиной представительницы высшего общества". Требовала, чтоб дядя запретил мне заниматься.

– Но он не запретил.

– Естественно. – Усмешка. – Чем-то же нужно было меня занять? И тетка смирилась. Правда, подозреваю, смирилась только потому, что я – полукровка. Дескать, нищебродному быдлу все можно, даже это.

Тут уж кулаки сжал я, что не осталось незамеченным для Паулы, которая довольно ухмыльнулась.

– Ты же говорила, среди знати занимаются все? – спросил я. – Почему ж она была против?

– Заниматься-то занимаются. Но никто профессионально. А я выступала. "Показушничала". Завоевывала призы. А это недостойно настоящей аристократии, и тем более девушки. Особенно девушки! – Грустная усмешка.

– Итак, эти два демона с ангельскими личиками, – продолжила она, – мои кузены, попытались проучить меня, "безродную потаскушку", поставить на место. Но я им дала понять, что они затеяли это зря. Била не жалеючи. А после их наказал дядя. Он объяснил, что я – их сестра, и если они будут обижать собственную сестру, то бедные они будут. Он лишит их наследства, как последних дегенератов. Семья – это святое.

Я помнил выдержки из книжицы про аристократию. Да, для них семья – не пустой звук. К сожалению.

– А они?

– Разумеется, ничего не поняли! – Паула фыркнула. – Но отныне выступить против меня в открытую не решались. А ненависти, желания напакостить мне, в них только прибавилось. Эти подонки посчитали, это я во всем виновата, что их наказали. И искали способ отомстить так, чтобы им самим не попало.

– Нашли? – усмехнулся я.

Паула опустила голову.

– Мне исполнилось пятнадцать, и меня начали таскать по балам и раутам. В пятнадцать в семьях начинают подыскивать пару, искать возможных супругов, и дядя, несмотря на испорченную кровь и неизвестного отца, хотел выгодно меня "продать". Причем достойным людям – дядя все-таки любил меня. Единственный в нашей дурацкой семейке, кто меня любил! – она вновь сорвалась на эмоции.

– Ты не сожалеешь об этом, – заметил я.

Она покачала головой.

– Это жизнь, Хуан. Закон жизни. НАШЕЙ жизни. Повторюсь, для всех я была… И есть аристократка. Хоть и не самого лучшего пошиба. А семья мужа – это щит, это крепость, где меня бы никто не обидел. Меня готовили к этой мысли с детства, я не боялась этого. Но то, что сделали кузены с теткой… – Она вновь покачала головой.

– Понизили твои акции? – предположил я.

– Обрушили! Если до этого меня дразнили только дома, то теперь я превратилась во всеобщее посмешище. Я стала белой вороной, которую никто не выгоняет из опасения гнева дяди, но разговаривать с которой – не уважать себя. Полукровка. Плебейка. Нищенка.

Надо мной смеялись, Хуан. За моей спиной, но в открытую. Показывали вслед пальцами. И я ничего не могла этому противопоставить! Совсем ничего! От меня начали отворачиваться даже те, кто общался и дружил со мной всю жизнь, еще со времен Пуэрто-ла-Крус…

– …Как же я их ненавижу, Хуан! – закричала она. – Всех их, этих долбанных аристократов!.. – на ее лице проступила гримаса отчаяния.

– И ты не выдержала, – вновь предположил я. – Кого-то избила.

Я оказался прав, ответом мне стал тяжелый вздох.

– Да. Двух дружков этих сволочей кузенов. Которых они подзюзили поиздеваться надо мной. А те подвыпили и… Ну, я им и…

– А потом?

– Потом приехал дядя и наказал меня. Дескать, моя выходка чуть не стоила нашей семье потери дружбы с другой влиятельной семьей, из которой был один из моих обидчиков.

– Как я понимаю, это был не единичный случай? – продолжил я разговор, похожий на дознание. Или исповедь.

– Да. – Паула кивнула. – Но второй произошел не скоро. Я плюнула на светские мероприятия и с головой ушла в занятия. Занималась до изнеможения. И на соревнованиях в Баркисименто, на кубке Венесуэлы, заняла четвертое место среди юниоров. Это много для полумиллиардной Венесуэлы, Хуан! Очень много!

При этих словах внутри меня что-то ёкнуло. Deja vu, блин!

– Да и наша команда по контрас пробилась-таки во вторую региональную лигу. Туда меня уже не взяли – возраст – но стрелять с обеих рук я научилась.

А потом… – Снова вздох – …Дядя вновь затребовал меня к себе и снова попытался "продать". Потащил на очередной бал. Я не стала долго ждать, и сразу же дала в морду одному из парней из окружения кузенов, сказавшего обо мне вслух что-то непристойное.

– И дядя вновь тебя наказал, – понял я, поразившись ее злоключениям. Действительно, не позавидуешь.

Кивок.

– Мы долго ругались, ссорились, но он был непреклонен. Говорил, что это я во всем виновата. Ставлю на первое место свою гордость, не думаю об интересах семьи. Подставляю его. Я объясняла, но он не хотел слушать. Он вообще к этому моменту изменил обо мне мнение не в лучшую сторону.

– Рука тети?

– А чья ж еще! – Усмешка. – Она таки промыла ему мозги, дядя начал относиться ко мне с раздражением. С каждым днем все более и более. Он посадил меня под замок, и я решила, что справедливости ждать не стоит. Решила плюнуть и на него, и на высший свет, и пытаться жить самой. Своей жизнью. И сбежала.

Повисла пауза. На лице моей собеседницы заиграла грустная улыбка.

– Полиция ссадила меня с поезда на границе Никарагуа и Коста-Рики, я даже до Северных территорий (16) не доехала, не говоря о Северной Америке. А через час я стояла в кабинете дяди, пред его грозными очами.

– Сильно досталось? – усмехнулся я.

Она съежилась, по лицу пробежала рябь, и я посчитал за лучшее не уточнять.

– После этого он стал относиться ко мне откровенно враждебно. Эти же демоны будто ждали момента, и вновь несколько раз меня подставили.

Тогда я не удержалась и уработала одного из них, после чего вновь сбежала.

Вздох.

– Я решила отсидеться где-нибудь на Юге. Раз путь в Северную Америку хорошо охраняют, лучше потеряться там, где искать не будут. Например, в двухсотпятидесятимиллионном Буэнос-Айресе. Подождать, отсидеться, пока дядя не успокоится…

Меня покоробило от названной цифры. Не то, чтобы я не знал численность населения на Земле, но в разговоре сталкивался впервые.

– Но до Буэнос-Аэреса ты не доехала, – вновь предположил я.

Она отрицательно покачала головой.

– Странно, но доехала. Перекладными до Манауса, а там села на континентальный экспресс. Так добралась до Монтевидео, это рядом, пригород Буэнос-Аэреса – и только там меня взяли. Прямо на вокзале, местная полиция. И тут же передали людям дяди, которые посадили на катер до Каракаса.

Как они вообще меня находили, если оба раза я была в маске, в гриме, с измененными отпечатками пальцев и с чужой биометрикой? – задала она риторический вопрос. Я пожал плечами.