— Паша, главный появится — пусть маякнет. Разговор есть. — И уже мне: — Сашка, ходу!

Обратный путь занял у нас вдвое меньше времени. Священник так разошелся, что прямо на бегу размахивал выхваченными и скрученными в трубку документами, словно уже сейчас вступил в бой с невероятно опасной старушкой. Со стороны это казалось почти смешным. Но именно почти, потому что его азарт настораживал. Игорь напоминал вставшего на след охотничьего пса. Отведавшего крови, а оттого — вдвойне опасного. Своей фанатичностью он походил на покойного Графа, и это сравнение наводило на тревожащие мысли.

Мы успели сесть в машину, прежде чем я сформулировал ее окончательно:

— Игорь, я тут кое-что подумал. Поправь меня, если я ошибаюсь.

— Легко. — Он ответил, не отрывая глаз от дороги.

— На первый взгляд ты кажешься хорошим человеком… Нет, хорошим — не то слово. Нормальным кажешься. Но иногда — вот как сейчас — из-за этой маски проглядывает кто-то другой. Похожий на Графа.

Я сделал паузу, но Игорь молчал. Лишь одобрительно хмыкнул, мол, продолжай. Почему-то мне казалось, что пока я не договорю, ответа не будет. Ему явно было важно услышать все до конца. Ладно, разговор этот назревал давно, и оттягивать его смысла не имело. Слишком много непоняток вокруг нашей двойки.

— Хорошо. Идем дальше. Граф был не только московским координатором, но и первоклассным ликвидатором. Одним из лучших. На первый взгляд ничего общего, если бы не одна мелочь — какого черта ко мне приставили святошу? Этот вопрос не давал мне покоя с первого дня. После предательства Эль тебя и на пушечный выстрел не должны были подпускать ко мне.

Игорь вновь насмешливо хмыкнул, и мне пришлось пояснить:

— Согласен, но смерч — это другое. Если он вырвется на волю, то всем будет плохо. Отсюда вопрос. Неужели после смерти Графа у «чертей» не осталось своих палачей?

— Остались, конечно. Тот же Макаров.

— То есть я прав?

— Во многом. Но есть нюанс. Ты в курсе особенности наших способностей?

— Только слухи. Вы не способны колдовать, хотя я неоднократно видел обратное. Различия чувствуются, но уловить их… — Я покачал головой.

— Это не разница, это особенность веры, запрещающей наносить вред. В наших силах только разрушать чужую магию. Причем только негативного рода. Единицы способны напрямую подлатать раненого.

— То есть тогда в кинотеатре вы не атаковали смерч, вы…

На мгновение я замолчал, пытаясь сформулировать мысль, и священник закончил за меня:

— …разбирали его на запчасти. Рассеивали структуру. — Он искренне хохотнул. — Так что никто тебя убивать не собирается. Страховка я твоя, понял? Параноик ты, Стальнов!

Насчет излишней паранойи я даже спорить не стал, оставшись при своем мнении. В последнее время я начал привыкать жить с оглядкой и отказываться от столь полезного навыка не собирался. Слова — это только ветер. Заинтересовало меня другое.

— Подожди-подожди! Ты говоришь — вы рушите структуру заклятия. А нежить? Мертвяки на кладбищах, вампиры — с ними как?

— Да то же самое. Только расслаивать приходится внутренние запасники. Вырви из кровососа батарейку накопленной магии, и все — он почти бессилен. Колдовать нечем, а скорость и сила падают до сопоставимого уровня. По крайней мере, спецназ с ними справляется. Не без потерь, но справляется.

— А позиция Церкви?

— К вампирам? Официально таковой не существует. Мы с самого начала работали в связке с людьми Сердюкова. Немертвые восприняли наше присутствие как вызов и начали целенаправленно убивать. Показывали доблесть и удаль количеством нательных крестиков. Соревнование такое — трофеи коллекционировать. Так что чувства у нас… взаимные. Просто об этом мало кто знает.

— Церковь не признается в охоте на кровососов?

Игорь пожал плечами.

— Хорошо, а неофициально? Для гражданских?

— Отлучение. По всей стране запрещено проводить обряды и хоронить прах на освященной земле. И негласное распоряжение оказывать «осторожную» помощь спецслужбам. В верхах склонялись к решению временно ослабить хватку, но единогласия так и не достигли. Хотя после «кровавого бунта» и с появлением слухов о массовых инициациях все может перемениться.

— Что за слухи?

— Да уж. — Игорь невесело скривил губы. — Ты со своей комой многое проспал. Если тебе интересно мое мнение, то ваши потасовки окончательно и бесповоротно сдвинули чашу весов в сторону магии.

— Наши потасовки. Наши! Церковная клика запачкалась не меньше «чертей».

— Пусть так. — Игорь не стал отнекиваться. — Не в этом суть. Баланс прогресса сильно качнуло. Новая игрушка — от технологии к магии. Может, оно и к лучшему, а то за всеми этими караоке и унитазами мы почти забыли о духовном развитии. Машину покруче да часы подороже — вот и все тревоги. Веришь, эта отрава даже к нам пробралась?

Кажется, своим вопросом я наступил на любимую мозоль Игоря. Рассуждая о духовной бедности, он все дальше уходил от вампиров. Пришлось вмешаться, пока его окончательно не унесло в философию. По собственному опыту знаю, что толку от таких разговоров немного, настолько все субъективно.

— Игорь, ты отвлекся. Что за массовые инициации?

— Не отвлекся, а подвожу к мысли. Что ты знаешь про гулей?

— Сталкивался на похоронах Золушки. Слуги вампиров с подавленной волей.

— Примитивное, но недалекое от истины объяснение. Они не слуги, а рабы. Умирают по слову хозяев со счастливой улыбкой на лице.

— И что, вот так любого могут?

Игорь покачал головой:

— Нет, конечно. Гули — существа бесхребетные и подленькие, с низкими моральными качествами. Такие не отличаются умом ни до, ни после становления. Магов или там бойцов-спортсменов… ну, зарекаться не буду, но мы с такими не сталкивались. Только это до Волны было, а сейчас ситуация резко изменилась — магический дар внезапно проклюнулся в каждом втором. И если раньше эта мертвая шваль с трудом создавала гулей, то теперь людей обращают в вампиров.

— В чем проблема? Никудышный маг станет слабеньким вампиром. День работы для ваших волкодавов.

— Учись, Саша, думать. Видные политические фигуры, женщины и дети — первый удар был нацелен на них. Представь, что у тебя появился обращенный родственник. В таких условиях уже не выйдет косить всех под одну гребенку. Это невинные жертвы, а значит, придется вводить обязательную регистрацию. Постановка на учет, проверки. Нам придется свернуть массовую охоту и отлавливать их поодиночке. С доказательствами, судом и следствием. Геморрой, от которого никуда не деться. По всем прогнозам без сдерживающего фактора их популяция будет медленно, но неуклонно расти. Одно радует — высших успели проредить.

Дальше ехали молча. Разговор закончился невеселой нотой, изрядно добавив пессимизма. Нюхнув пороху, я понял, что воевать больше не хочу. Одно дело — когда охота идет на обезумевшего одиночку, и совсем другое — когда с ума сходит половина города. Пусть даже и полумертвая половина.

Как-то вдруг в глаза начала бросаться «наскальная» живопись, тут и там украшающая и без того испачканные стены многоэтажек. Надписи и рисунки требовали отомстить кровопийцам, часто в весьма извращенной манере. Осиновый кол в задницу — это еще один из самых ласковых посулов. Снова замелькали пропавшие с улиц армейские патрули. Закрытое для полетов воздушное пространство внезапно оказалось не таким уж и закрытым, а бронетехника уже привычно оккупировала перекрестки, порядочно сократив пропускную способность инфраструктуры.

Самое интересное, что жители столицы мгновенно приспособились. Воплей о нарушении гражданских прав вдруг стало на порядок меньше. Оно и к лучшему, потому что изрядно потрепанные вояки гуманизмом не отличались. За последний месяц пролилось столько крови, что выжившие на уровне инстинктов усвоили: сначала стреляй, потом разбирайся. Я по глазам видел, что сердюковцы еще не перестроились на мирную волну. И не скоро смогут. Мой дядька, трижды успевший побывать в Чечне, рассказывал, что через это проходит каждый солдат.