– Амелия, прошу, избавь меня от пустой болтовни. – Он отобрал у нее свою руку.

– Черт бы тебя побрал! – прошипела женщина. Он посмотрел на нее, приподняв брови.

– Ты запоздала со своим пожеланием. Я, пожалуй, давно уже на пути к аду. А может быть, – задумчиво добавил он, – я уже в аду. Выпьешь немного? – Он показал на графин с виски.

– Э, да у тебя настроение хуже обычного! – определила Амелия.

– Верно. – Он наполнил два больших бокала. – И если тебе это не нравится, можешь уезжать.

Она, вытаращив глаза, уставилась на него. Он ответил ей равнодушным взглядом. Амелия отставила свой бокал и попыталась улыбнуться, касаясь его руки.

– Я заставлю тебя чувствовать себя гораздо лучше, милый, обещаю, – сказала она, немного подумав.

Он посмотрел ей прямо в глаза.

– Сомневаюсь.

Она могла зарыться поглубже под одеяло и остаться в постели – а могла встать, одеться и спуститься вниз, к ужину.

Джейн пребывала во внутренней борьбе. Нытье было совсем не в ее характере. Да, он был мужчиной, он был ее опекуном, он почти годился ей в отцы – так почему же он не мог держать любовницу, эту вот рыжую шлюховатую бабенку? Какое до этого дело Джейн? Разумеется, никакого!

Нет, поклялась себе Джейн, она не спустится вниз одетая как школьница. Она должна выглядеть не менее элегантно, чем леди Амелия Хэрроуби. У нее сохранилось несколько вечерних туалетов ее матери, которые она даже и не думала выбрасывать. Она, пожалуй, наденет пурпурное, самое эффектное и безусловно дорогое. И попросит Молли уложить ей волосы в прическу на макушке. Больше никаких кос! И – турнюр, ей просто необходим турнюр! И он посмотрит на нее, и будет ошеломлен ее красотой, и…

Джейн улыбнулась. Подбежав к двери, она распахнула ее и громко позвала Молли.

Когда граф увидел, что в столовой накрыто на три прибора, он не сдержался и улыбнулся. А потом вспомнил, как они с Джейн вдвоем сидели за столом в полдень, вспомнил свою намеренную грубость – и чуть не сгорел от стыда.

– Кто это будет с нами ужинать? – недоуменно спросила Амелия.

– Я, – послышался за спиной нежный голосок. Амелия и граф резко обернулись. Амелия задохнулась от изумления, да и граф разинул рот.

Какого черта она придумала?!

Волосы Джейн были собраны в узел на макушке. Девушка была такой маленькой и хрупкой, а волос было так много, что эффект получился странным и нелепым. Казалось, волосы вот-вот перевесят и Джейн упадет. Она надела платье сочного пурпурного цвета, без рукавов, с низким вырезом. Цвет ей совершенно не шел – Джейн выглядела слишком бледной. К тому же платье и турнюр были предназначены для женщины более крупной и пышной, вроде Амелии. А Джейн в нем казалась еще тоньше, и, кроме того, из-за платья можно было подумать, что у девушки вообще нет ни груди, ни бедер, хотя Ник чертовски хорошо знал, что все это у нее имеется. Амелия захихикала.

Граф окатил ее таким взглядом, словно собирался придушить сию секунду. Улыбка на лице Амелии растаяла. Ник сказал:

– Это внучка герцога Кларендона, Джейн. Она моя подопечная.

Это заставило Амелию окончательно заткнуться. Она лишь молча смотрела на девушку, прищурив глаза.

Граф повернулся к Джейн. Она смотрела на него с такой надеждой, что Нику захотелось подхватить ее на руки, унести ее из столовой и умчать вдаль на белом коне… что, само собой, было абсолютно невозможно. Он не был рыцарем в сверкающих доспехах, он лишь погубил бы ее, опозорил и выбросил. В конце концов, он был развратным сукиным сыном. Даже его супруга, которую он когда-то страстно любил, думала о нем именно так.

Граф жестом пригласил обеих женщин к столу. Он видел влюбленный взгляд Джейн. Чего она ждет от него? Что он немедленно заявит, как ошеломлен ее красотой, и упадет к ее ногам? Он окинул взглядом женщин. Амелия задержалась, намереваясь взять графа под руку. А Джейн тайком подтянула лиф платья, который, похоже, грозил вот-вот свалиться с ее плеч. «Я должен одеть ее как следует», – мрачно подумал граф. Амелия громко прошептала:

– Тебе следует позаботиться о бедном ребенке, в особенности о ее гардеробе, милый. Наверное, я могла бы помочь в этом.

Граф замер. Джейн, без сомнения, слышала слова его любовницы. Он спокойно ответил:

– Но мне бы не хотелось, чтобы она одевалась как шлюха.

Амелия задохнулась от возмущения.

Джейн побледнела, чувствуя, как внутри у нее все холодеет, а к глазам неудержимо подступают слезы.

Нику отчаянно захотелось быть где угодно, только не здесь. Он вдруг обнаружил, что держит Джейн под руку – крепко, но нежно. Он помог ей сесть за стол. Он знал, что девушка удивлена его внезапной вежливостью, но его слишком уж задела ее чертова хрупкость и то, как храбро она боролась со слезами. Ее губы чуть-чуть дрожали. Ему хотелось поцеловать ее, страстно поцеловать.

Видно было, что Амелия разъярилась. Но Ника это ничуть не интересовало. Эта сука вела себя так, что не заслуживала достойного отношения. Граф не пожелал помочь ей, он лишь нетерпеливо смотрел на нее, ожидая, пока она сама отодвинет стул и усядется. Впрочем, он не стал бы возражать, если бы она вообще ушла из столовой. Амелия, в конце концов, признала поражение и обошлась без помощи графа. Ник подал знак Томасу, чтобы тот предложил вина сначала Джейн. Он знал, что девушка посмотрела на него с благодарностью, восхищенно – но сделал вид, что ничего не замечает.

Ужин проходил почти в полном молчании.

Джейн ругала себя за то, что вообще пришла. Ей ведь не хотелось сюда идти.

Она знала, что платье ей не к лицу, она поняла это в то самое мгновение, когда посмотрелась в зеркало, разве не так? Но Молли ее всячеки ободряла. Молли смотрела на платье во все глаза, благоговея перед его дороговизной. Молли твердила, что Джейн выглядит потрясающе-элегантной. Но что может понимать в этом горничная? Джейн выглядела вовсе не элегантной, она была похоже на клоуна или на маленькую девочку, играющую во «взрослую», а это было еще хуже.

Должно быть, любовница графа от души потешалась над ней.

Джейн, видевшая выражение глаз графа, прекрасно понимала, что потерпела сокрушительное поражение. Но он впервые был добр к ней. Он не сказал ни слова, он обращался с ней как со взрослой леди, он даже заставил Амелию заткнуться. Но все это было бесполезно. Джейн хотелось плакать. Она была тощей беспомощной дурочкой, и не ей было равняться с чувственно-красивой любовницей графа. Джейн хотелось убежать в свою комнату и спрятаться там. Но она не могла этого сделать.

Она вовсе не намеревалась оставлять их наедине. Во всяком случае, пока это в ее силах.

Джейн не могла проглотить ни кусочка. Но несколько глотков вина слегка облегчили ее горе. Ей стало не так больно. Она вдруг обнаружила, что просто не может отвести глаз от профиля графа – такого красивого профиля. Да, граф был великолепен. Его внешность вызывала у Джейн тревогу. И он был так добр… да, он был так добр сегодня вечером! Добр к ней, Джейн.

Наконец, после главного блюда, Амелия нарушила молчание и начала заигрывать с графом. Это ужасно расстроило девушку. Она снова почувствовала себя несчастной; хуже того, она начала ревновать. Правда, граф никак не отвечал на кокетство Амелии. Его ответы звучали не слишком выразительно, больше напоминали ворчание под нос, нежели нормальную речь. Но это не остановило Амелию, продолжавшую весело болтать, будто граф и не обозвал ее шлюхой почти в лицо. Она поглаживала его руку, пока граф не отодвинулся. Она старалась прижаться бюстом к его плечу. Тут он почему-то отодвигаться не стал и даже ответил что-то на сказанную Амелией очередную глупость. Джейн страстно хотелось, чтобы в украшенную перьями шляпку Амелии ударила молния и сожгла бы каждый волосок на этой проклятой рыжей голове! Пусть бы осталась лысой!

– Амелия, – произнес наконец Ник довольно резко, – меня совершенно не интересует этот дурацкий бал у Арлингтонов.

Амелия умолкла.

Граф посмотрел на Джейн и обнаружил, что та внимательно изучает стоящую перед ней полную тарелку. Граф нахмурился. Если бы здесь не было Амелии, он давно бы уже отобрал у Джейн бокал и не позволил бы ей так много пить, но он не хотел на глазах у другой женщины обращаться с девушкой как с ребенком. Во всяком случае, после того, что она решилась сделать. Он лишь надеялся, что она не напьется допьяна. Ну, впрочем, пьяной она не казалась. И, слава Богу, перестала смотреть на него телячьим восторженным взглядом.