— Что? Огонь! Огонь! — в бешенстве кричала жрица, наблюдая как её недобитый враг вновь ускользает.

Патрульные поливали вершину завала огнём, но было уже поздно. Фердинанд ушёл.

Подгоняемый страхом, он полз уже несколько часов, совершенно не замечая усталости. Полз как обезумевший, извиваясь всем своим телом и отталкиваясь руками от бетонных обломков, что сформировали стены этого жуткого лаза. Нора была сложно устроена и часто заканчивалась тупиками или заужалась столь сильно, что казалась совершенно не проходимой. Но каждый раз, Фердинанду удавалось найти другую расщелину, что выводила его к новой норе. Видимость была нулевая. В это поганое место не проникало ни малейшего лучика света, от чего вокруг царил непроглядный мрак и пугающая тьма. Единственное, что хоть как-то озаряло путь, это слабое сияние, исходившее от новой брони. Но этого совершенно не хватало. Воздуха с каждым часом становилось всё меньше. Фердинанд тяжело и часто дышал. Ему казалось, что лаз, по которому он ползёт, становиться всё уже и уже. Он чувствовал, как его броня со скрежетом задевает бетонные обломки, а его винтовка то и дело упирается в очередную неровность. С каждым метром становилось всё тяжелее и тяжелее. Колени затекли, ровно, как и локти. Все мышцы гудели. Хотелось размяться, но едва ли это было возможно в столь узком и тесном пространстве.

Даже самый крепки и устойчивый человек испытал бы здесь чувство, которое осталось бы с ним навсегда. Чувство, что станет его самым навязчивым страхом. Клаустрофобия, приобретённая здесь, останется с Фердинандом до конца его дней.

Погибнуть здесь, бесславно и бессмысленно. Сгинуть, оставшись погребённым под горами бетонных блоков. Застрять в узкой крысиной норе и медленно умирать от голода, жажды и удушья. Да, Фердинанд представлял самые яркие картины своей гибели и невольно начинал жалеть о том, что его броня оказалась такой прочной и уберегла его от быстрой смерти.

Но другого пути не было, оставалось лишь ползти вперёд. И Фердинанд полз. Полз уже несколько часов к ряду. Полз словно слепой, обезумевший крот.

Самое странное и пугающе было в том, что он никого не мог догнать.

— Где же Карлос? Ведь он не на много раньше меня нырнул в эту нору. Его нет, как нет и остальных. Может быть, я вообще ползу не туда? Может я сбился с пути? — напряжённые мысли пульсировали в охваченном паникой разуме.

Спустя ещё несколько часов Фердинанд остановился. Он неподвижно лежал, безрезультатно пытаясь отдышаться. Казалось, это безумие никогда не закончится. Он словно могильный червь, роющийся в рыхлой земле. Роющийся без смысла и цели. Сколько прошло часов? Он точно не знал. Но он знал, что их прошло достаточно, для того что бы потерять надежду выбраться отсюда.

Бесцельно водя рукой по шершавым бетонным обломкам, он размышлял о том, что жизнь его была пустой и жалкой. Во всяком случае, до прибытия Караэля.

Послышался шорох, затем звук перекатывающихся поблизости камней и на голову лейтенанта посыпалась бетонная пыль. Фердинанд почувствовал, как у него открылось второе дыхание. Он снова пополз и пополз ещё быстрее и проворнее прежнего.

Через десять минут Фердинанд добрался до огромной, гранитной плиты, преградившей ему дальнейший путь. Оглядевшись, он нашёл другую расщелину, ведущую куда-то вниз. Протиснувшись туда, он оказался в ещё одной норе, по которой смог проползти ещё с десяток метров.

Тоннели, что когда-то давно связывали крепость с подстанцией, имели приличную протяжённость и ползти по ним можно было бы вечно. Особенно сейчас, когда Фердинанд не знал наверняка, где именно он находится и где его товарищи.

Рука угодила во что-то холодное и обволакивающее. Это была небольшая лужица.

— Вода? Здесь есть вода? А что если дальнейший путь затоплен? Что если я спустился слишком низко, в то время как все остальные поднялись выше? В этих проклятых норах можно плутать годами и не найти нужного пути, — судорожно размышлял лейтенант, проползая через холодную лужу.

Прильнув к ней губами, он сделал несколько жадных глотков. Отвратительный вкус и слизеподобная консистенция воды, вызывали тошноту. Фердинанд поморщился и зажмурил глаза, борясь с подкатывающим к горлу комком. Ему невыносимо хотелось пить, но мерзкая, застойная, воняющая тухлятиной жижа, не особо подходила для утоления жажды. На зубах скрипел песок, а на языке налип ил или что-то подобное.

Зловещая нора приносила монотонное эхо разбивающихся о камни капель воды. Страх полностью заполонил разум Фердинанда, но его тело продолжало извиваться, а его руки отталкиваться от шершавых бетонных глыб. Бессмысленное действие, выполняемое автоматически, не поддерживаемое смирившимся с неизбежной гибелью разумом.

Находя себе путь в этих мёртвых обломках, Фердинанд вспоминал свою семью. Мать, отца, сестёр. Вспоминал беззаботное и в меру счастливое детство. Вспоминал свои первые годы службы и то, как его мечты о «святом воинстве» привели к разочарованию. Говорят, что перед смертью проносится перед глазами вся жизнь. Но у Фердинанда она пронеслась слишком быстро, так как ничего интересного и примечательного в его жизни не было вовсе. Жалкая и какая-то бессмысленная жизнь.

— Убить Сетта! Я помогу лорду Караэлю убить Сетта! Я остановлю этого ублюдка и спасу наш мир! — злобно кряхтел Фердинанд, продвигаясь вглубь бесконечной норы.

Страх ушёл, на его место пришла осмысленная цель. Теперь на надежду ему стало плевать. Он просто делал то, что от него требовалось, а остальное лишь воля божья. Впервые, за всю свою жизнь, Фердинанд окончательно понял, чего он хочет и на что готов пойти ради этого. А хочет он, что бы перед смертью можно было бы гордиться собой и не испытывать призрения. Хочет обрести доблесть и честь в свершениях, о которых будут слагать легенды на столетия вперёд. И он это сделает, отринув никчемный страх.

Спустя какое-то время, Фердинанд почувствовал, как по его коже скользнул холодящий поток свежего воздуха.

— Сквозняк? Значит выход уже близко! — мелькнула очередная мысль в голове лейтенанта и он пополз ещё быстрее. Пополз навстречу ветерку, что дурманил своей свежестью и чистотой.

Упёршись в очередную бетонную глыбу, Фердинанд понял, что она отделяет его от просторного пространства. Глыба была тяжёлой и сильно потрескавшейся. Единственное, что удерживало этот бетонный обломок от разрушения, это прочные арматуры, пронизывающие глыбу насквозь.

— Давай! Давай же! — кряхтел Фердинанд, прикладывая все свои силы, что бы сдвинуть последнюю преграду.

Но глыба не желала поддаваться. Невыносимое чувство страха многократно усилилось. Фердинанд упёрся ногами в неровные стены норы и толкал изо всех сил, краснея от напряжения.

— Нет! Я не собираюсь здесь подыхать! — что было сил, заорал лейтенант и бетонная глыба с хрустом и скрежетом поддалась. Посыпались камни. Большие и маленькие обломки. Глыба с грохотом упала, освобождая путь, но это привело к обрушению норы. Фердинанд чудом выскочил из проклятого лаза, слыша как нора по которой он полз обрушается и заваливается неподъёмными обломками. Поднялось плотное облако пыли, от чего лейтенант тут же закашлялся.

Как только пыль осела, Фердинанд смог по нормальному оглядеться. Помещение было просторным и некогда многоярусным. Сейчас же верхних этажей уже не было, а на высоком потолке зияла огромная дыра. Сквозь эту пробоину виднелась прячущаяся за тучами луна. Стены помещения, как и потолок, имели множественные следы повреждений. Всюду лежат бетонные обломки, поросшие плотными зарослями кустарника и сорной травой. Чуть поодаль, на боку лежит повреждённый неистовой силой бронепоезд. Его броня смята, а кабина деформирована. Уничтоженную машину покрывает плотный слой мха и несколько чахлых кустиков, что изо всех сил пытаются расти даже на куске искорёженного металла. Природа забирает своё, старательно стирая память о жестокости и глупости человека. Фердинанд направился вперёд, в надежде найти своих товарищей.