Всё казалось бесполезным и бессмысленным. Чёрное дуло главного калибра наглой «черепахи» уставилось на поливающего её огнём Паладина. Смерть была близка, ровно, как и покой, обретение которого он так долго ждал. Но этого не случилось. С жутким шипением что-то быстро приблизилось к злосчастному танку, и прозвучал оглушающий взрыв, перевернувший многотонную машину, словно игрушку. Останки раскуроченной «черепахи» были объяты извивающимися языками пламени. Чёрный дым, едкими клубами, устремился к прекрасным лепнинам высокого потолка. Потолка, с которого свисали потрёпанные знамёна, тревожно колышущиеся на ветру.
С натужным пыхтением гидравлики, Лексад огляделся, в надежде увидеть то, что смогло уничтожить одну из Доминионских машин. Здесь, на третьем этаже у потрёпанного балконного парапета, стоял человек в серебряной маске. Голый торс таинственного человека имел на себе следы от недавних ожогов и глубокий порез, неторопливо сочащийся кровью. Левая рука незнакомца была тотально аугментирована и блестела новизной наполированного металла в свете ксеноновых ламп. Бросив на пол только что использованный гранатомёт, человек сразу же потянулся к болтающемуся за спиной «разящему». В этот момент Лексад заметил на его маске запёкшиеся брызги крови, что по видимости когда-то оросила собой безупречный лик. Напряжённо вглядываясь в образ таинственного героя, Лексад отчаянно надеялся узнать его, надеялся вспомнить.
— У той, что справа, гусеницу заклинило, — тяжело дыша после недавней пробежки, доложил Эвар. Круглолицый Либератту уже успел проверить, что происходит на фланге и вернулся к Епископу.
— Пусть её сожгут, — строго распорядился Персивальд, прячась от вражеского огня за массивной, но изрядно выщербленной частыми попаданиями, колонной.
— Если хочешь, то скажи им об этом сам. Я назад возвращаться не собираюсь, — громогласно заявил Эвар, выпустив по наступающей пехоте длинную неприцельную очередь.
Закончив менять обойму, Персивальд осмотрелся, почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд. Взгляд, как выяснилось, принадлежал жутковатому Паладину-великану, замершему на одном из расположенных неподалёку балконов. Механизированное чудовище с накинутой на свою громоздкую тушу монашеской робой, сжимало в железных лапах ужасающего вида винтовку, стволы которой были раскалены докрасна. Сияющие из под тени массивного капюшона визоры, неподвижно уставились на прячущегося за гранитной колонной Епископа.
— Вы точно контролируете этого монстра? Он не пальнёт по нам? — перекрикивая грохот выстрелов, уточнил Эвор, спешно прячась за соседней колонной.
Персивальд ничего не ответил, напряжённо наблюдая за зловещей фигурой Паладина. Но безмолвное созерцание было не долгим. Уже через пару секунд внимание Епископа переключилось на прибывший грузовой лифт. Лифт, из недр которого четверо возбуждённых гвардейцев выкатили внушительного вида пушку.
— Туда-туда! Живее! — донеслись крики толкающих орудие солдат.
«Святые воины» поспешно вытолкнули пушку на раскуроченный и частично обрушенный недавним взрывом балкон. Не теряя времени, они принялись готовить артиллерийский расчёт к бою. Закрепив станины и заблокировав колёса, один из гвардейцев начал неистово вращать ручку моховика, заставляя медленно сползать вниз сектор подъёмного механизма. Механизма, что послушно опускал вниз длинный ствол стоящего у самого края орудия. Опускал его под неестественным углом, обеспечивающим расчёту вести огонь прямой наводкой по вражеским танкам. Второй и третий гвардейцы загружали тяжёлый снаряд, в то время как четвёртый, прильнув к самому полу, высматривал что-то в бинокль. Определившись с координатами и прицелившись, наблюдающий в бинокль гвардеец махнул рукой, даже не отрываясь от процесса. Прозвучал оглушительный выстрел, заставивший содрогнуться весь третий этаж. Невероятная мощь залпа отдачей толкнула орудие. Упёршиеся в гранит станины высекли россыпь искр. Обездвиженная «черепаха», та, что замерла на правом фланге, приняла в себя фатальный кумулятивный снаряд, окончательно покончивший с танком и его экипажем.
— Сожгли, как ты и хотел, — выдохнул изумлённый Эвор, с опаской выглядывая из-за колонны.
— И всё же, это ещё не конец, — неразборчиво добавил Персивальд, с винтовкой на перевес покидая своё укрытие.
Вскинув «разящий» он незамедлительно принялся поливать наступающего противника огнём. Боковым зрением он видел, как Чёрный Паладин делает тоже самое, нещадно подавляя Доминионцев на своём фланге. Грохот монструозной трёхствольной винтовки особенно ярко выделялся в общей канонаде выстрелов и взрывов, что доносились абсолютно со всех сторон, перемешиваясь с жутковатым эхом, преобразованным необычной акустикой зала. Но, не смотря на яростный отпор, даваемый всё прибывающей пехоте О.С.С.Ч., первые ярусы оборонительной линии уже пали. Преобразованная в гранитные траншеи плоскость пола превратилась в братскую могилу, заваленную изувеченными телами обороняющихся. Епископ видел, как отступают гвардейцы, надеясь укрыться на расположившихся позади них ступенеобразных ярусах, каждый последующий из которых был выше и укреплённее предыдущего. Однако и у Доминионцев сил оставалось не так то и много. Их многочисленные потери ставили под сомнение возможность прорыва линии оборонительных сооружений. И, конечно же, это не могло не радовать Персивальда.
Но вскоре чувство радости и удовлетворения сменил бесконтрольный страх обречённости. Появился огромный танк, едва протиснувшийся в проём главных врат. Он лениво и размеренно вполз в крепость, словно медведь, запихивающий свою морду в разворошённый муравейник. Тяжёлая, сверхпрочная броня этой исполинской машины казалась неуязвимой и совершенно непробиваемой. Плазменная пушка главного калибра источала пар, что окутывал своей призрачной дымкой его башню. Башню, что имела угловатые футуристические формы и была усыпана множеством круглых заклёпок. Широкие гусеничные траки с лязгом вгрызались в гранит. На полутораметровом закреплённом на броне флагштоке, реяло знамя с вышитой золотом аббревиатурой О.С.С.Ч.
С первых же секунд своего появления в охваченном хаосом боя зале, «Репрессор» заявил о себе неудержимым потоком плазмы. Пронёсшийся перегретый до неимоверно высоких значений сгусток с шипением и треском врезался в каскадный оборонительный рубеж, лишая Иерихонцев надежды и сея панику в их рядах. Плазма за доли секунд растопила сталь переборок, играючи разбрызгав её в разные стороны. А гвардейцев, что удерживали обречённые позиции, она бесследно растворила, заставив их испариться. Раскалённый докрасна гранит вскоре покрылся множеством глубоких трещин и частично рассыпался, не выдержав космического жара. Запахло жжёной плотью и расплавленным металлом. С третьего этажа, откуда за всем этим наблюдал Персивальд, был виден раскалённый след, что остывающей красной дорожкой остался на оборонительных сооружениях. Та запредельная, не поддающаяся осмыслению мощь, что Доминионские инженеры смогли подчинить и преобразовать в столь немыслимое оружие, невольно заставляла испытывать перед собой первобытный ужас. Испытывать чувство ничтожности перед чем-то большим и совершенным. Не прошло и секунды, как загрохотал хор встроенных в корпус «Репрессора» крупнокалиберных пулемётов и автопушек. Его боевой потенциал поражал воображение. Плотный град огня обрушился на занятые гвардейцами ярусы, подавляя и лишая инициативы. Всего лишь один танк, а возможностей как у целой армии.
Персивальд вновь поспешил укрыться за колонной, которая с каждой минутой становилась всё тоньше, словно кубик сахара упавший в чашку с чаем. Снаряды автопушек откалывали от неё кусок за куском, формируя вокруг белые облака тяжёлой гранитной пыли.
Вцепившись стальными пальцами своей новой руки в опустевший рожок, намереваясь его заменить, Епископ поймал себя на мысли, что его старая рука была гораздо ловчее и быстрее. Аугментация не позволяла чувствовать тактильные контакты, температуру и боль. Единственное, что в каком-то урезанном и убогом варианте она была способна передать, так это давление и степень сжатия в узлах. С щелчком заменив обойму и передёрнув затвор, Епископ огляделся. За соседней колонной, прислонившись к ней спиной, сидел Эвор. Вид у Либератту был невозмутимым и даже безразличным.
