«Пивнушка Лори» была знаковым местом для многих поэтов и музыкантов. Здесь частенько проходили вечера поэзии или шумные концерты местных музыкальных коллективов. И публика надо признать здесь была более благополучная и интеллигентная, нежели в тех гадюшниках что располагались на окраине города. Эзекиль неуверенно стоял у входных дверей, словно не решаясь сделать следующий шаг. Он растерянно смотрел на снующих по залу официанток, разносящих на огромных подносах стройные ряды доверху наполненных пивных кружек. Смотрел на стойку бара, возле которой уже не оставалось ни единого свободного стула. Смотрел, как взъерошенный бармен судорожно носился от одного клиента к другому. Свободных столов практически не было, а некоторые и вовсе были сдвинуты вместе, дабы позволить разместиться большой компании. Было очень шумно и много посетителей. Галдеж и звонкий смех раздавались со всех сторон, перемешиваясь с бренчанием стаканов и стопок. В прочем чего ещё можно было ожидать от пятничного вечера. Пригладив ладонью непослушные волосы, Эзекиль быстрым шагом направился вперёд, к одному из немногих свободных столиков, расположившихся в углу и чуть поодаль от остальных. Проходя через суетящийся и галдящий зал пивнушки, он чувствовал на себе настороженные взгляды, что с пристальным вниманием разглядывали усталого солдата. Преодолев свой путь, и наконец-то добравшись до места, где он собирался отдохнуть и выпить кружку-другую пива, Эзекиль торопливо снял болтающуюся на плече винтовку и уселся на стул. Винтовку же он решил далеко не убирать и предусмотрительно положил её прямо на стол за которым собирался скоротать этот вечер. За то время, которое капралу довелось провести на фронте, он твёрдо усвоил для себя, что с оружием расставаться не стоит, даже на краткий миг.
Стол, за которым расположился Монг, был крошечным и неудобным, по всей видимости, рассчитанным на одну или максимум две персоны. Да и ко всему прочему у этого стола были скверные, неустойчивые ножки, из-за которых он постоянно шатался. Осторожно оглядевшись, Эзекиль отметил, что многие из посетителей на него косятся, а некоторые и вовсе откровенно тычут в его сторону пальцами. Чем обусловлено столь пристальное внимание к простому солдату, он понять никак не мог. На небольшой сцене, что расположилась чуть поодаль от бара, появилась какая-то возня. Неудачное в плане обзора место, с которого Эзекиль взирал на шумную пивнушку, никак не позволяло по-хорошему разглядеть, что именно происходит на сцене. Впрочем, не сказать, что это сильно интересовало усталого капрала. Едва ли там могло бы произойти нечто, что сможет удивить его искалеченный войной разум и исцелить душу.
Вскоре к Эзекилю подошла юная, розовощёкая девушка весьма пышных форм. Это была официантка. В руках она держало пустой поднос.
— Добрый вечер! Мы всегда рады доблестным воинам Объединённых Сил Свободного Человечества! Что же Вы будите заказывать? — уточнила девушка, кокетливо улыбаясь и внимательно разглядывая гостя.
Выцветшая и местами рваная форма, которую покрывал изношенный и покрытый выбоинами бронекостюм, казалась официантке несколько необычной и даже неряшливой. Этой розовощёкой девушке приходилось видеть многих гостей из рядов О.С.С.Ч., но все они были одеты словно с иголочки. Войска тылового резерва, что находились под управлением полковника Липц Хаунзера, частенько захаживали в эту пивнушку. Иногда они заявлялись в парадных мундирах, для того, что бы пускать пыль в глаза местным дамам.
Да, потрёпанный вид капрала не шёл ни в какое сравнение с показушной статью местной солдатни, которой к слову сегодня здесь не было.
— Кружку пива, — негромко и хрипло ответил Монг, совершенно не глядя на официантку.
Взгляд капрала был по-прежнему прикован к сцене, где совершенно точно размещали какие-то декорации. По всей видимости, там планировалось проведение шоу-программы.
— Тёмного или светлого? — с неизменной звонкостью в голосе поинтересовалась девушка.
— Светлого, — кивнул Эзекиль, наконец-то удостоив девушку своей улыбкой.
— Одну минуту, — игриво подмигнула розовощёкая и поспешила удалиться.
Капрал же тем временем вернулся к изучению творящегося на сцене действа. Немногочисленный инвентарь и декорации уже были расставлены. А вскоре появилась и та, кто должна была развлекать гостей сегодняшним вечером. Долговязая брюнетка в длинном клетчатом платье. С этого ракурса разглядеть девицу толком не получалось, как бы Эзекиль не старался. Но даже так было ясно, что девушка молода и недурна собой. В руках она нервно перебирала лист бумаге, на который то и дело поглядывала. С появлением на сцене этой девушки, галдеж в пивнушке чуть притих. Сейчас всеобщее внимание переключилось на долговязую брюнетку с листком бумаги в руках. И это несказанно радовало Монга.
— Сегодняшний стих я бы хотела посвятить нашим доблестным воинам, что проливают свою кровь, защищая нас от мракобесия Иерихонских дикарей, — неуверенно и робко заявила брюнетка, уставившись в свой листок.
Эзекиль достал из кармана пачку сигарет и спичечный коробок, отметив при этом, что, по всей видимости, сегодня его ждёт вечер поэзии. Чиркнув спичкой и прикурив, Эзекиль тут же закашлялся, морщась от очередного приступа боли в поломанных рёбрах. Кости срастаются медленно, напоминая о себе при каждом удобном случае. Но Монг уже свыкся с этой болью, даже можно сказать сроднился с ней и старался не обращать на неё внимание.
Долговязая девушка несколько секунд медлила, словно не решаясь, а затем всё же начала. Начала громко, чётко, с выражением скандируя каждое слово.
— Сквозь боль потерь, сквозь кровь и пламя!
Объединяйся, сильный и свободный человек!
Несём мы смерть врагам, несём под солнцем наше знамя!
Прокладываем путь из века мрачного в цветущий век!
И горделивых ангелов предательские игры!
И орды бесконечно преданных им дикарей!
Доминионские солдаты бьются словно тигры!
Иди, победу раздобудь нам поскорей!
Эзекиль улыбнулся, тыча сигаретой в пепельницу. Его умиляла эта наивная девчонка, что говорит о том, чего ни разу не видела. Она романтизирует эту бессмысленную бойню, намеренно или неосознанно игнорируя все ужасы этого кровавого безумия. Безумия, что просвещенные лидеры человечества называют «войной за правое дело». На самом же деле это нечто иное. Нечто, напоминающее адскую мельницу, жернова которой перемалывают всех тех несчастных, которым посчастливилось туда угодить. И что самое страшное, мельница эта перемалывает и калечит не только тело, но и душу.
Капрал отвлёкся на собственные измышления и настолько погрузился в полнящееся ужасными воспоминаниями подсознание, что совершенно пропустил то, чем же закончился этот пафосный и призывный стих, что долговязая поэтесса так страстно и самозабвенно читала. В реальность происходящего действа Монга вернули громкие овации и одобрительные возгласы посетителей, которым это приторно-слащавое творение явно пришлось по вкусу. Гости вскакивали со своих мест и неистово хлопали в ладоши, а смущённая поэтесса неловко кланялась, манерно придерживая при этом юбку своего сарафана.
Эзекиль потянулся было за очередной сигаретой и даже извлек её из пачки, как рядом с его столиком объявилась розовощёкая официантка с подносом в руках. На подносе стояли несколько кружек пенного, одна из которых явно предназначалась Монгу. Официантка на мгновение застыла, торопливо бегая по столу своими большими растерянными глазами. Эзекиль догадался, что она не знает куда поставить кружку, поскольку и без того крошечный стол за которым сидел Капрал, был занят здоровенной тяжёлой винтовкой.
— О, извините леди, я забылся, — с зажатой промеж губ сигаретой, пробубнил Монг, торопливо схватившись за своё оружие и убрав его со стола.
Винтовку он повесил на спинку стула, так как другого места для неё найти не смог.
— Леди? Какой вы милый и забавный. Обычно ваша братия не столь любезна с персоналом пивнушек и баров. А порой даже бесцеремонны… — лицо девушки моментально растеряло былое радушие и тут же посуровело, по-видимому, она что-то вспомнила, чего предпочла бы не вспоминать никогда.
