– Не бей ногами так сильно, – крикнула мне в ухо Кристен. – Ты же не хочешь, чтобы ноги свело судорогой.

Мы плыли против течения, не беспокоясь, что нас уносит от побережья: во всяком случае, не в море. Мы медленно приближались к берегу. Пробыв в воде почти два часа, я понял, что мы обязательно достигнем суши. Сначала побережье воспринималось как серо-зеленая полоса, потом стали различимы деревья и, наконец, грязный пляж. Даже увидев пляж, мы только через час добрались до него. С трудом пройдя меж досок для серфинга, рухнули на песок. Мы проплыли в бушующем море почти три часа, ужасно замерзли, ладони и ступни были белыми и морщинистыми. Прильнув друг к другу, мы сказали себе, что после того, что случилось, всегда будем вместе.

– Надо вернуться в порт, – сказала Кристен, – и выслать спасательную экспедицию на помощь лодке. Может быть, у них есть спасательная шлюпка.

Пришлось преодолеть несколько болот, поросших мангровыми деревьями, и через час мы, полуголые, трясущиеся от перенапряжения и истощения, с кровоточащими ступнями, добрались, наконец, до маленького порта.

В порту мы нашли капитана местного парома, и Кристен сказала, что терпит бедствие лодка, у которой заклинило руль. Он согласился помочь. Капитан одолжил нам кое-какую одежду, и мы сразу отправились в море. Через пятнадцать минут налетел второй шторм. Он был намного сильнее первого, подхватывал паром – большой тяжелый корабль – и швырял его как щенку. Не верилось, что после спасения мы снова находимся в штормящем море. Через десять минут капитан сказал, что поворачивает назад. Плыть дальше было бесполезно, парому угрожала опасность опрокинуться.

Рыболовную лодку так и не нашли. Мы с Кристен покинули Мексику через два дня. Остался вопрос: вышли бы рыбаки в тот день в море, если бы не мы? Двое рыбаков и двое туристов утонули, а лодка пропала. Следовало ли нам и тем двоим туристам размахивать пачкой долларов?

* * *

Хотя мы с Кристен, выбравшись на берег, и поклялись друг другу навеки оставаться вместе, наш брак начал быстро расползаться по швам, стоило вернуться в Лондон. Все закончилось там, где и началось, – в плавучем доме.

Однажды вечером мы вдвоем зашли поужинать к Кевину Аэррсу и его жене на «Дуанд». Вскоре стало ясно, что Кевин явно небезразличен Кристен, а мне так же небезразлична его жена. Через некоторое время мы обнаружили себя беседующими на двух разных диванах, затем целующимися, а потом Кевин и Кристен ушли в его спальню, а его жена и я остались на диване.

Это очень напоминало рассказ Роальда Дала, в котором двое соседей незаметно проникли в спальню друг к другу и занимались любовью с чужими йенами. Очевидно, что-то ошеломляющее произошло между Кристен и Кевином тем вечером. То, что начиналось как безобидное развлечение, закончилось тем, что Кристен ушла от меня и переехала жить к Кевину на «Дуанд». Я понял, что это серьезно, если она вернулась жить в плавучий дом. После нескольких недель они отправились путешествовать по Европе. Я предпринимал отчаянные попытки сделать так, чтобы она передумала: следовал ними в Париж, затем на Майорку, ведя жалостливые разговоры с Кристен, стараясь уговорить ее вернуться в наш дом. Когда я услышал, что они перебрались на Гидру, уже не мог остановиться. Зная, что могу причинить себе боль, решил сделать последнюю попытку.

Я прилетел в Афины, а затем добрался до Гидры. Прибыв на остров, где нет машин, с мулом отправил наверх, в горы, корзину, полную роз, и записку с известием, что я в порту. Кристен спустилась встретиться со мной. Я посмотрел на нее и увидел застывшее лицо. У нас состоялся ужасный разговор в баре на пристани. Мы так сильно кричали, что хозяин отказался взять плату за напитки. Создавалось впечатление, что Кристен отчаянно разрывается между мной и Кевином, но, в конце концов, она сказала, что не представляет, как бы мы с ней могли жить вместе. Я смотрел, как она поднимается по ступенькам прочь от меня, и заставлял себя смириться, что потерял ее. Вернулся в бар, и хозяин налил мне еще стакан узо и положил руку на плечо. Я решил оставить Кристен в покое и продолжать жить своей жизнью.

В том же 1974 году у Virgin Music появились проблемы. Следующий альбом Майка Олдфилда «hergest ridge». выпущенный в августе, сразу попал в лидеры чарта. Поскольку «tubular bells» по-прежнему занимали вторую строчку, деньги шли. Над компанией Virgin нависла опасность превратиться в фирму, выпускающую только альбомы Майка Олдфилда. Несмотря на его отказ как-либо себя рекламировать, пластинки продавались в таких количествах, что он затмевал всех.

Мы с Саймоном стремились заключить больше контрактов с другими артистами. В противовес успеху Майка нам нужен был кто-то чрезвычайно талантливый. Любая новая группа должна была отвечать строгим требованиям Саймона. В январе 1975 года он показал мне статью в журнале Sounds, где говорилось, что группа «10СС» расстается со своей компанией звукозаписи и готова рассмотреть предложения о заключении нового контракта.

«10СС». названная так по среднему количеству сперматозоидов за одну эякуляцию (10 см3), отвечала критериям Саймона. Это была ярко выраженная коммерческая группа. Они были остроумны, притягательны и успешны. Их песни, вроде «Резиновых пуль». разошлись тиражом в 750000. Понятно, что они запросят большой аванс, необходимый для расторжения контракта с прежней фирмой грамзаписи. Мы позвонили в Манчестер их менеджеру Харви Лизбергу и сели на поезд, чтобы встретиться с ним и группой 18 января 1975 года.

В группу «10СС» входили четыре музыканта: Эрик Стюарт, Грэхем Гоулдман, Лол Крим и Кевин Годли, но говорил в основном Лизберг.«10СС» связывал контракт с маленькой фирмой звукозаписи, и необходим, о чем Саймон уже догадался, крупный аванс. Они были уверены, что сумма, полученная от продажи их следующего альбома «original soundtrack»[49], будет достаточно большой, чтобы оправдать финансовый риск. Лизберг сообщил, что они вели переговоры и с компанией звукозаписи Phonogram.

Мы с Саймоном быстро переговорили в уголке, после чего предложили ?100000 аванса. Мы предлагали заключить контракт, для выполнения условий которого потребовалось бы примерно шесть лет. Группа выразила желание заключить с Virgin подобную сделку, хотя ?100000 – это меньше, чем предложила Phonogram. За январь оговоренная сумма увеличилась. В последний день месяца Лизберг просил уже не ?100000. а ?200000 аванса. Мы с Саймоном согласились. Он был настолько уверен в отношении «original soundtrack». что не отступился, даже когда сумма выплаты достигла ?300000. а затем и ?350000 в рассрочку. Мы обзвонили людей, имеющих патент Virgin во Франции, Германии и Голландии, и они согласились оказать поддержку. Удалось получить залог в ?200000 от Ахмета Эртегана из Adantic Records. Это был наш первый большой контракт в условиях конкуренции с крупными международными фирмами звукозаписи, и впервые мы вкладывали в это такие огромные деньги.

У нас с Саймоном сложились очень хорошие отношения с Лолом и Эриком, но было ясно, что в группе раскол. За день до подписания контракта Эрик и Лол улетели в Сент-Лючию на отдых. Можно было выбрать для этого и более удачное время, но они предоставили Лизбергу все полномочия поверенного в этом деле. В день их отъезда я написал письмо всем менеджерам магазинов Virgin и сообщил о подписании контракта, попросив каждого купить бутылку шампанского, чтобы отметить в компании это событие. Затем я позвонил Лизбергу, чтобы обговорить запись нового альбома. К моему изумлению, он заговорил неожиданно холодно:

– Мы сами позаботимся о записи, – сказал он. – Мы еще не подписали с вами контракт. И прекратите вынюхивать что-либо про нас.

Мне было непонятно такое отношение, и оно доказывало, что, хоть мы на словах и договорились, подпись под контрактом еще не обеспечена. В тот же вечер наша сделка провалилась. Том Диксон, второй менеджер группы «10СС». позвонил и отменил подписание, поскольку у него встреча в Phonogram. В конце концов, с этой компанией группа и подписала контракт. Один из уроков, который я извлек из этой истории, касался цыплят, которых не надо считать до осени. Саймон не ошибался в отношении альбома «original soundtrack»: было продано несколько миллионов экземпляров.