– Не обвиняйте меня, что я марионетка ВА, – резко оборвал он меня. – Тогда скажите, откуда вы взяли все эти сведения?

– Не могу раскрыть свои источники.

– В таком случае, не вижу разницы: что бы я ни сказал, это никак не отразится на том, что вы напишите. Поэтому идите и просто дописывайте начатое, – сказал я и повесил трубку.

Я осознал, что, несомненно, представляю собой определенную кем-то мишень. Это было странное и пугающее ощущение.

У меня должно было состояться телевизионное интервью в прямом эфире с Клайвом Андерсоном. Перед тем, как мы отправились на студию, раздался еще один звонок. Это был сэр Фредди Лейкер из Майями.

– Привет, Ричард, – судя по голосу, он был в хорошем настроении. – Я просто звоню, чтобы напомнить тебе, что сегодня исполнилось ровно десять лет, как авиакомпания British Airways разорила меня.

– Вы празднуете? – я не смог скрыть изнеможения.

– Ну, довольно скоро. Эти ублюдки приостановили мое соглашение по рефинансированию кредита с McDonnell Douglas 25 октября. Это было началом конца. Я был банкротом уже к следующей неделе.

– Упомяну это по радио, – сказал я, делая заметку. – Я сейчас веду по утрам радио-шоу, поэтому мы можем сделать сюжет о вас.

– Я слышал о твоих проблемах с ВА, – сказал Фредди. – Хочу сказать, что вам надо кричать:«Фол. ». пока еще не слишком поздно. Не затягивай с этим.

– Не буду, Фредди, – я старался собраться с силами. – Постараюсь сделать все от меня зависящее.

– Я говорил это раньше, и если ты скоро не сделаешь этого, снова готов повторить:подай на ублюдков в суд!

С этим криком, звенящим в ушах, я вместе с Уиллом отправился на телевизионную студию. Все, о чем я мог думать, пока сидел в ожидании эфира – это события последних нескольких часов.

Меня показывали по телевидению, но я едва мог слышать, о чем говорит Клайв Андерсон. Он трещал о Virgin Atlantic так, будто издеваться над ней и растаскивать авиакомпанию на части было справедливо. Так легко разрушать, думал я, и насколько труднее что-то создавать.

– Ну, а теперь, как насчет полетов на воздушных шарах? – продолжал Андерсон. – Есть ли что-нибудь, чего вы не сделаете для паблисити?

Пока я пытался ответить на вопрос, он перескочил на другую тему.

– А сейчас я хотел бы спросить о вашем проекте по уборке мусора – что-нибудь вышло из этого?

Я начал отвечать, но уверен, что ему это было не интересно. Я уставился на него со все возрастающими негодованием и яростью. Я смотрел на его лысую голову, которая была аккуратно припудрена, чтобы не блестела сквозь оставшиеся волосы. Нет, думаю, я не занимался мусорным проектом, а старался создать что-то стоящее. Ты можешь измываться, сколько хочешь, но я работал целых двадцать лет для того, чтобы построить одну из крупнейших частных компаний страны и брэнд Virgin, а сейчас british airways пытается разорить меня и выбросить всех моих служащих на улицу. Если я не смогу предпринять что-нибудь совершенно экстраординарное в самом ближайшем будущем, я буду банкротом, как сэр Фредди Лейкер. И вот сейчас я сижу здесь, перед этим искушенным журналистом, который чувствует, что может поднимать меня на смех за мое стремление управлять хорошей авиакомпанией.

Я почти не слышал остальные комментарии Андерсона. Я улыбнулся ему сквозь стиснутые зубы, встал, взял свой стакан с водой и вылил ему на голову. Затем вышел из студии, продрался сквозь толпу звукорежиссеров и попытался найти выход на улицу, чтобы глотнуть немного свежего воздуха.

– Ну, вот, – сказал Андерсон, вытирая волосы и пиджак. – На это я могу сказать только одно: летайте самолетами British Airways.

– Вчера вечером я ужинал с Гарри Гудменом, – сообщил мне Крис Хатчинс.

– Как у него дела?

– Отлично. Но он сказал, что больше никогда не поднимет в небо самолеты Air Europe.

Гарри Гудмен основал Air Europe, авиакомпанию, которая в один момент завоевала почти 20% европейского рынка, осуществляя полеты из аэропорта Гэтвик. Война в заливе положила конец некоторым из его пассажирских авиаперевозок, но я так и не мог понять, как случилось, что это повлекло за собой крах всего бизнеса. Он обанкротился в начале года, в ту же неделю, когда Сидни Шоу, мой менеджер из банка Lloyds, чуть не отказал нам в кредите. Незадолго до его разорения прокатилась волна слухов о трудностях, которые испытывала air europe, о том, что она вынуждена платить наличными за свое топливо, поговаривали даже, что ее самолеты небезопасны.

Крис Хатчинс пришел в Холланд-парк вечером в воскресенье,27 октября 1991 года, и я почувствовал, что у него проблема. На следующий день он должен был обедать с Брайаном Бешамом в Savoy. Я хотел, чтобы он пошел со спрятанным микрофоном и записал все, что скажет Бешам. Это было бы существенным доказательством. Еще я хотел, чтобы в четверг Крис предоставил мне расшифровку телефонного разговора с Бешамом. В обоих случаях ему не очень-то хотелось это делать.

– Посмотри на то, что творит ВА, – сказал я. – Это может разрушить наш бизнес. Когда авиакомпания Air Europe потерпела неудачу, тысячи людей лишились работы. Нужен кто-нибудь, кто помог бы мне, иначе virgin atlantic тоже обанкротится, и еще тысячи людей останутся не у дел. Мне нужны доказательства, чтобы остановить их. Зачем ты сначала вызвал меня по телефону и рассказал про Бешама, если сейчас говоришь, что не можешь мне помочь?

– Потому что думал – то, что делает ВА, неправильно, – сказал Крис.

– И ты прав. Но если я собираюсь остановить ВА, мне нужны доказательства. Нам необходимо иметь либо расшифровку разговора по телефону, либо запись разговора за обедом.

– Но теперь я не так уверен, что могу сделать это. Не думаю, что мог бы скрытно записать его.

Мы сидели молча. Я ждал, пока он осмыслит все сказанное, и решил не мешать этому. Я просто взглянул на Криса, который сидел напротив, борясь со своей совестью.

–Хорошо, – согласился он наконец. – Я больше не получу от ВА никаких благ, ну и что? Зато я сделаю что-то полезное для других людей.

– Как насчет магнитофона? – спросил я.

– Веришь ты или нет, но подходящие есть только в редакции газеты WorldNews, – сказал Крис. – Сейчас там уже никого, а завтра будет поздно.

–Хорошо, мы купим тебе магнитофон.

Я просматривал список вопросов, которые хотел бы, чтобы задал Крис.

Тем же вечером он перезвонил мне. Я подумал, что Крис собирается отказаться от нашей затеи, но он сказал, что Бегаам только что звонил ему. Он предложил вместо обеда прийти на кофе к нему домой, на Примроуз-Хилл.

– Во сколько?

– В одиннадцать.

– Первым делом я завезу тебе магнитофон.

В понедельник утром Уилл купил миниатюрный магнитофон на Тоттенхэм-Корт-Роуд и завез Крису. Показал, как магнитофон работает, и посоветовал зафиксировать микрофон с внутренней стороны рубашки. Накануне вечером я разговаривал с редактором Today Мартином Данном и посвятил его в дело, на которое сподвиг Криса. Мартин заверил, что рад за Криса, который решился пойти на встречу со спрятанным магнитофоном. Все складывалось к лучшему.

В то самое время, когда Крис встречался с Бешамом, я должен был встретиться с Тайни Роулендом, председателем Observer и компании Lonrho, у которого были разнообразные интересы в Африке. Если бы я не был так поглощен мыслью, что судьба моего бизнеса в руках излечившегося алкоголика, я бы отнесся к Роуленду намного серьезнее: это был единственный раз, когда я встречался с ним. Все, о чем я мог думать, – смог ли Крис управиться с магнитофоном, работает ли микрофон и что говорит Бешам. Этот недолгий разговор за кофе в доме на Примроуз-Хилл был решающим для Virgin Atlantic и ее будущего. Никогда нам не представится другой такой случай уличить British Airways во лжи. Одновременно с беспокойством о записи и попытками предугадать вероятность того, насколько успешно все получилось, я должен был поддерживать разговор с Роулендом. У него было несколько идей по поводу совместной деятельности, и он предложил подготовить все для того, чтобы самолеты Virgin Atlantic могли летать в Южную Африку.