— Я бы не стал этого делать. Будет проще, если ты возненавидишь меня, когда все закончится. Я не подхожу на роль парня.

Не буду врать, сердце немного щемит от его заявления, но это не шокирует. Я все это время знала, каковы были намерения Дрю, но теперь все меняется, потому что в дело вступают мои чувства.

Решаю сменить тему и спрашиваю вместо этого:

— Кто за нами наблюдал?

— Не знаю, и мне все равно. Вероятно, кто-то хочет собрать информацию, чтобы поделиться с моим отцом.

— Что это значит? Зачем кому-то понадобилось рассказывать твоему отцу о том, чем ты занимаешься? — я сбита с толку его комментарием, но слишком устала, чтобы собирать все это воедино.

— Это не имеет значения. Спи, Бел. — Фыркает он, как будто его раздражает моя назойливость.

— Прости. — Зеваю я. — Я все время говорю себе, что не должна заботиться о тебе, но не могу. Каким-то образом я всегда возвращаюсь к обратному.

Закрываю глаза и, когда уже практически погружаюсь в темноту, клянусь, слышу, как он шепчет:

— Я тоже.

Глава 23

ДРЮ

Проведя большую часть ночи с Мейбел, обнимая ее, пока она спит, наблюдая за каждым движением ее лица, я заставил себя уйти и отправился домой около пяти часов утра. Это был первый раз, когда я провел ночь с женщиной, первый раз, когда держал ее в своих объятиях, пока она спала. Ощущения были приятными, но непривычными. Возможно, именно это мне и было нужно, потому что сегодня я чувствую себя спокойнее, чем когда-либо за долгое время. Как будто этот тяжелый груз с моих плеч наконец-то спал.

Вспоминаю, как оценивал ее тело, когда снимал с нее одежду и укладывал в постель. Синяки на ее бедрах и следы укусов на плече. Я был грубее, чем собирался, но она так охренительно хорошо сражалась со мной. Я так чертовски горжусь ею.

Просто, что-то происходит, когда я рядом с ней… как будто она смотрит на меня, не сквозь меня, не мимо меня, а на меня. Не как на выгоду, а как на мужчину. Это пьянящее чувство, втягивающее меня в свою орбиту, которого я пока не понимаю. И не уверен, что хочу пытаться понять.

Улыбаюсь и переворачиваюсь на кровати, уже с трудом вспоминая об этом. Когда собираюсь взять себя в руки и унять боль, уже растущую в яйцах, звонит телефон. Я смотрю на экран и подумываю о том, чтобы швырнуть его в стену.

Черт.

Отец. Член мгновенно сдувается, что неудивительно. Именно так мой отец действует на людей. Боюсь отвечать на звонок. С ним всегда то одно, то другое. Я никогда не буду таким, как он хочет. Никогда не буду достаточно совершенным.

Вздыхаю и с досадой отвечаю. Он всегда злится еще больше, если ему приходится перезванивать. Мне требуется секундная передышка, но прежде чем успеваю заговорить, его голос прорезает линию, резкий, как удар хлыста, и вдвойне болезненней.

— Какого хрена ты себе позволяешь, Эндрю?

Ненавижу, когда он называет меня Эндрю, и он, блядь, это знает.

Переворачиваюсь на спину и подавляю зевок.

— Должен ли я знать, что ты имеешь в виду на этот раз?

В трубке раздается хрип.

— Следи за тоном, черт возьми. Да, должен, мать твою. Прошлой ночью, на карнавале, где ты был?

Я сажусь и упираюсь взглядом в стену.

— Откуда ты знаешь, что я не был там всю ночь? — я уже знаю ответ. Это, должно быть, тот таинственный человек, который стоял за окном Бел, пока я ее трахал. Или это может быть Себастьян.

— Потому что гребаная прибыль от карнавала, который должен был собрать половину ежегодных благотворительных пожертвований Милл, оказалась чрезвычайно низкой, и знаешь, от кого совет выпускников ожидает компенсации разницы? От меня.

Конечно, все сводится к деньгам. С ним всегда все упирается в деньги.

— Что ты хочешь, чтобы я сказал, папа? Я был на бочке с водой, а потом покатался на колесе обозрения. Когда закончил и пошел домой, было уже темно.

Наступает долгая пауза, и я жду, затаив дыхание. Он все равно не хочет слушать слова в мою защиту, а я уже чертовски устал от этих коротких телефонных разговоров, которые мы проводим, кажется, после каждого мероприятия.

Вспоминаю, как он звонил мне в первый раз. Кто, черт возьми, ему все рассказывает? Сливает информацию?

— Я заметил. Похоже, у тебя на все есть чертовы ответы, не так ли? Как насчет того, чтобы объяснить мне, что происходит с твоими оценками? У тебя есть ответ на этот вопрос?

— С моими оценками все в нормально, — огрызаюсь я.

— Думаешь, что довольствоваться минимумом — это нормально? Потому что это, черт возьми, не так. Ты представляешь фамилию Маршалл, или ты забыл, кто оплачивает твои счета? Ты заканчиваешь университет лучшим в группе или приходишь сюда и работаешь на меня. Мне не нужно, чтобы у тебя была ученая степень, чтобы выполнять ту работу, которую мы здесь выполняем. Я могу научить тебя всему, что тебе нужно знать.

Да, кому нужна ученая степень, чтобы разбивать головы и угрожать любовницам богатых засранцев, чтобы те не проболтались.

Его тон становится резче.

— Но что я действительно хочу знать, так это какого хрена ты снова встречался с этой девчонкой? С сучкой из белой швали, от которой я просил тебя держаться подальше? Это подрывает честь семьи. Может, ты хочешь, чтобы тебя отчислили. Может, ты этого хочешь? Хочешь, чтобы я забрал тебя из университета и отправил работать сюда, в подвал? Я могу запереть тебя в подземелье и оставить гнить там. Ты мой наследник, и, черт возьми, будешь вести себя соответственно, или я заставлю тебя!

Последнюю фразу он выкрикивает, и я отвожу телефон от уха и сосредотачиваюсь на своем дыхании, чтобы не огрызнуться в ответ. Это только заставит его кричать и спорить еще больше, что сделает наш разговор еще более долгим, чем нам хотелось бы.

— Я не делаю ничего плохого. Тебе нужно, чтобы я что-то сделал? Может, перейдем к этой части?

На этот раз он не предупреждает меня о моем тоне. Вместо этого он взрывается, и его голос на другом конце провода превращается в крик. Пока он разглагольствует и ругается, я слезаю с кровати и хватаю с пола футболку. Ту, что была на мне прошлой ночью, когда я лежал в постели с Мейбел. На секунду вдыхаю аромат ее сладких духов, все еще сохраняющийся на ткани. Кладу ее на стол, затем нахожу чистую футболку и натягиваю ее, прижимая телефон к уху, по-прежнему не слушая.

В этом нет никакого смысла, пока он не закончит ругаться и, наконец, не объяснит, какого хрена ему от меня нужно. Прижимаю телефон к уху плечом, пока натягиваю черные спортивные штаны. Было бы проще включить громкую связь, но он почему-то всегда знает, когда я это делаю.

Когда он, наконец, заканчивает, жду неизбежной короткой паузы. Звучит тихий щелчок, и я засовываю телефон в карман. Еще одно замечательное утро со старым добрым папой.

Когда выхожу из своей спальни, в доме тихо. Парни, наверное, все еще спят. На кухне я резко останавливаюсь, когда вижу Себастьяна, стоящего у дальней столешницы без рубашки с кружкой в руках.

Замечаю свежесваренный кофе в кофейнике и обхожу островок, доставая свою кружку из шкафчика.

— Интересное шоу ты устроил вчера вечером? Чувствуешь себя немного… собственником?

Я пожимаю плечами и стараюсь, чтобы мой голос звучал ровно и спокойно. Среди нас завелась змея, и я собираюсь выяснить, кто она, черт возьми.

— Нет, это было наказание, заслуженное и полученное. Ты, как никто другой знаешь, как важно держать кого-то в узде.

Он задумчиво улыбается.

— Это самое приятное.

Я закатываю глаза и отпиваю кофе, но он не заканчивает.

— Теперь ты покончил со своим наказанием, со своим увлечением. Я не хочу… — он делает паузу, как будто знает, что то, что собирался сказать, выведет меня из себя. — Я хочу, чтобы ты был цел и невредим.

Да, это определенно не то, что он собирался сказать.

Значит, в этом разговоре я буду самым смелым.

— Ты шпионишь за мной для моего отца?