Вскоре стало ясно, что мой друг, оккультист, хотя сам он это отрицал, устал куда сильнее, чем сам в этом признавался. Он задремал. Закрыл глаза, обмяк в кресле и стал дышать медленно и ровно, а я читал письма — и… фантазию? — Пола Уэнди-Смита.

Признаюсь честно и откровенно: когда я закончил чтение, у меня в сознании просто закружился смерч! В этой «вымышленной истории» упоминалось так много реальных фактов… И почему автор предпочел дать персонажам истинные имена — свое и своего дяди, и зачем упомянул так много имен некогда живших людей? С учетом содержания писем, которые я прочитал до рукописи, я все сильнее и сильнее убеждался в том, что опасения Кроу — пока что, по крайней мере, — подтверждаются. Ибо, хотя мой друг об этом прямо не сказал, тем не менее я смог догадаться, что он поверил в то, что рукопись Уэнди-Смита — доказательство фантастического факта!

В то время, когда я дочитал рукопись до конца и заново просмотрел некоторые из писем, Кроу все еще мирно посапывал в кресле. Я нарочито громко пошуршал бумагами, укладывая их на письменный стол, и вежливо кашлянул. Эти звуки мгновенно вернули моего друга к полному бодрствованию.

Немало было на свете всякого такого, для чего я бы потребовал немедленного объяснения. Однако я ничего не стал комментировать «по горячим следам». Я сохранял внимание и сосредоточенность. Кроу поерзал в кресле и протянул мне коробку, содержащую… что?

Наверное, я знал заранее, что в ней лежит.

Я аккуратно приподнял картонную крышку. Убедившись, что моя догадка верна, я взял из коробки один из четырех красивых, тускло блестевших шаров.

— Отродье Шудде-М’еля, — тихо произнес я, поставил коробку на стол и стал рассматривать шар, лежавший у меня на ладони. — Яйца одного из наименее известных божеств Цикла мифов о Ктулху. Их прислал тебе Бентам, по твоей просьбе?

Кроу утвердительно кивнул.

— Правда, к посылке не было приложено письмо, да и упакована она была кое-как, явно второпях. Похоже, я здорово напугал беднягу Бентама… или не я, а что-то.

Я нахмурился и покачал головой. Мной снова овладели сомнения.

— Но во все это очень трудно поверить, Титус, и по целому ряду причин.

— Прекрасно! — горячо воскликнул Кроу. — Дабы развеять твое неверие — а я это сделаю непременно, — я хочу расправиться с немногими сомнениями, которые еще остались у меня самого. В это трудно поверить, Анри, — я это признаю, но игнорировать это невозможно. Однако… о каких причинах ты говоришь сейчас, отказываясь принимать все так, как оно есть?

— Ну, во-первых, — сказал я, откинувшись на спинку кресла, — разве не может быть вся эта кутерьма в самом деле кем-то подстроена? Уэнди-Смит сам намекает на это в послесловии, в последнем абзаце своего… «полицейского отчета».

— А-га! — воскликнул Кроу. — Хорошо подмечено… Но я уже все проверил, Анри. Этот последний абзац — его не было в первоначальной рукописи! Он был добавлен редактором издательства и составлен с использованием настоящего полицейского отчета об исчезновениях!

— Но тогда как быть с этим малым, Бентамом? — спросил я. — Разве он не мог где-то прочесть такую историю? Может быть, он просто что-то присочинил от себя к некой загадке, заинтриговавшей его? В конце концов, он в письме признается в некоторой склонности к просмотру разных странных и научно-фантастических фильмов. Возможно, он также интересуется литературными страшилками! Это вероятно, Титус. Рассказ Уэнди-Смита может, как ты сам сказал, быть основан на факте — может быть, она вообще взята из жизни, из достоверного дневника — в конце концов, таинственное отсутствие сэра Эмери и его племянника столько лет требовало какого-то расследования. Но эти записки вышли в свет как художественное произведение, а не как документальное!

Я заметил, что Кроу задумался о приведенных мной аргументах, однако через пару секунд он сказал:

— Помнишь рассказ про мальчика, который кричал «Волки!», Анри? Конечно, помнишь. Ну так вот: у меня такое чувство, что последнюю рукопись Пола Уэнди-Смита постигла такая же судьба. Он написал немало страшных историй, понимаешь? И я боюсь, что его литературный агент и издатель — невзирая на первоначальные сомнения (а сомнения были, если учесть, как поздно вышла книга) — сочли последнюю работу писателя плодом вымысла. Это заставляет меня с печалью вспомнить о судьбе Абмроза Бирса[27]. Ты ведь знаешь, какие обстоятельства я имею в виду?

— Гм-м-м… — протянул я и сдвинул брови, гадая, на что намекает мой друг. — Бирс? Да-да. Американский писатель, мастер ужасов, верно? Умер в тысяча девятьсот четырнадцатом…

— Не «умер», Анри, — торопливо поправил меня Кроу. — Он просто исчез, и его исчезновение стало таким же загадочным, как все, что происходило в его рассказах. Он пропал так же бесследно, как Уэнди-Смиты!

Кроу опустился на четвереньки на полу и принялся выбирать книги и карты.

— Но в любом случае, дружище, ты меня либо не слушал так внимательно, как ты умеешь слушать, либо, — тут он мне улыбнулся, — ты слишком мало веришь в то, что, как я тебе поклялся, является истинной правдой. Я говорю о моих снах, Анри, — подумай о моих снах!

Он дал мне немного времени на раздумья, после чего сказал:

— Но если допустить, что эти мои ночные кошмары — просто совпадение, а мистер Бентам, как ты выразился, «шутник», то как ты объяснишь вот эти яйца? Может быть, ты думаешь, что Бентам, который производит впечатление здравомыслящего человека, жителя северо-востока до мозга костей, отправился в свою мастерскую и просто-напросто смастерил их там, использовав для этого пару ведер хризолита, залежи которого у него имеются в саду, и ведро алмазной пыли? Нет, Анри, не сходится. К тому же, — проговорил Кроу, поднявшись с колен и старательно взвесив шар на ладони, — я их проверил. Насколько я могу судить, они настоящие. На самом деле, я просто знаю, что это так! У меня было не так много времени, чтобы подвергнуть их более детальному исследованию, но одно совершенно точно — они отталкивают рентгеновские лучи! Это очень странно, при том, какие они тяжелые, — но в их структуре нет ни капли свинца. И еще кое-что, нечто гораздо более определенное…

Кроу положил яйцо в коробку, сложил аккуратной стопкой книги и карты, подобранные с пола, выдвинул ящик из письменного стола и достал медицинский инструмент.

— Это мне одолжил приятель, сосед — тот самый, который пытался по моей просьбе исследовать яйца с помощью рентгена. Хочешь послушать, де Мариньи?

— Фонендоскоп? — Я озадаченно взял у друга инструмент. — То есть?..

— Это — то самое, что упустил сэр Эмери, — прервал меня Кроу. — Его идея с сейсмографом была совершенно правильной — я, кстати, решил приобрести такой прибор в самом скором времени. Однако он мог попытаться прислушаться не только к серьезным толчкам, но и к маленьким, крошечным! Но нет, это несправедливо — ведь он почти до самого конца не знал, что собой представляют эти шары. Решив испробовать фонендоскоп, я, на самом деле, просто пошел по пути, проложенному сэром Эмери — но в сильно уменьшенных масштабах. Ну, давай, — поторопил меня Кроу, видя мою растерянность. — Послушай их!