Круизный глайдер задрал нос, перемахнул вставший перед ним стеной скалистый берег и Делануа облегченно вздохнул.

— Сейчас начнутся Корнуэльские горы. Они невысокие, но мы пойдем ниже вершин. Главное — чтобы нас над морем не засекли.

За час глайдер пересек Шотландию почти точно с севера на юг, свалился в Ирландское море у залива Салуэй-Ферт, промчался над морем, почти касаясь фюзеляжем волн, и теперь через Уэльс и западную Англию рвался к Ла-Маншу.

— Бристольский залив узкий, проскочим в минуту, — бормотал Делануа, — А над Ла-Маншем не засекут — движение там слишком интенсивное, — как и все французы, он называл пролив Ла-Маншем, в то время, как англичане, несмотря на интеграцию в Лигу Объединившихся Наций, упорно называли его Английским каналом, будто на другом берегу все еще жили исконные враги.

Сергей, сидящий на заднем сиденье, вперился тяжелым взглядом в затылок Делануа, заросший седым ежиком волос. Несколько минут назад он едва сдержался, чтобы не ударить в этот затылок так, чтобы француз вырубился хотя бы на несколько секунд. Этого времени хватило бы — глайдер нырнул бы в море, и все проблемы решились сами собой. Седов не знал, что его остановило, вернее, по своей воле он не стал этого делать, или ему все-таки навязали решение не трогать Делануа. Навязал тот, чей голос он услышал в своем мозгу, находясь в подвале с Ингрид Мартенс и отставным агентом СБ. Седов вспомнил свою панику, свой страх, свое бессилие, едва слышно застонал и привалился головой к холодному стеклу. С переднего сиденья обернулась Ингрид.

— Тебе плохо?

— Оставь меня в покое, — процедил Седов.

Ингрид хотела что-то сказать, но лишь покачала головой и отвернулась.

Он даже не смог нажать на спуск, чтобы прожечь в собственной голове аккуратную дыру — рука онемела и бластер выпал из помертвевших пальцев. Дальше было несколько минут, которые он не смог восстановить в памяти. Он очнулся, сидя на полу, головой на коленях Ингрид, а Делануа осторожно вливал в него можжевеловую водку. Кажется, Седов ругался, пытался выбраться из подвала, но потом вдруг успокоился. Это было странное спокойствие — Седов все равно ощущал панику, но теперь он будто находился под наркозом. Как неизлечимо больной, страдающий от жестоких болей, которому вкатили наркотик. Он ощущает, что боль не ушла, а лишь притаилась на время, что она здесь, рядом, но теперь ею можно пренебречь и хоть на время расслабиться.

Постепенно паника уступила место злости на Ингрид, на себя, на весь свет. Почему именно ему вечно достается вляпаться в чужое дерьмо? Седов честно попытался ответить на этот вопрос, разобраться в своей бестолковой жизни, однако в голове ничего не было, кроме дурацкой фразы: обосрался — обтекай. Он всегда пытался идти против течения: отказывался ставить импланты, между тем, как девяносто процентов человечества, достигнув определенного возраста или получив травмы, спокойно модифицировали свои тела и прекрасно себя чувствовали; он не любил, когда ему пытались помочь друзья, предпочитая, чтобы его не оставили в покое; он взялся за работу, которая пристала сопливым мальчишкам, еще не решившим, чем заняться в жизни, или отпетым бродягам — носиться по обитаемым мирам и таскать в себе куски чужих организмов. В общем — закономерный итог: тварь, засевшая в нем, теперь поведет его по жизни и хорошо, если она будет подчинятся Ингрид — своей, так сказать, матери, а если нет? Кем станет он, Сергей Седов, если тварь решит, что лучше других знает, что лично ей нужно? Лучше Седова, лучше самой Ингрид?

В конце концов, злость прошла и осталась апатия. Седов слушал путанные объяснения Ингрид, не слишком вникая в их суть. По ее словам выходило, что в создавшемся положении виновата исключительно компания «Биотех». Ингрид рассказала, что случилось в институте после его бегства, и Седов, мимоходом пожалев погибшего Томаса, тут же вспомнил схватку с клонами на борту «Вампира», вспомнил Шерстнева, разнесенного взрывом на куски в спасательной капсуле. Да, логическая цепочка выглядела безукоризненно: Ингрид была вынуждена активировать его груз. Если бы этого не произошло, заледеневший труп Седова до сих пор летал бы вокруг Земли в разбитой капсуле. Постепенно Сергей пришел к мысли, что Ингрид достойна если и не благодарности, то хотя бы понимания. Кроме того, только она могла исправить создавшееся положение — вылущить из Седова паразита, который мало того, что расположился в его теле, так еще и пытался управлять им! Седов так прямо и спросил: сможет ли она вытащить змееныша наружу? Ингрид, помявшись, сказала, что, возможно, это ей удастся, если они смогут оторваться от людей «Биотеха» и достать подходящее оборудование.

В разговор вступил Делануа. Не вдаваясь в подробности, он сказал, что в данный момент он на их стороне и там, под обрывом, стоит его глайдер. Вещи брать не надо — надо бежать так быстро, как только возможно и тогда, даст Бог, у них будет время обсудить создавшееся положение. Делануа говорил убедительно, потирая ладонью коротко стриженую голову. Немного обвисшие щеки делали его похожим на бульдога — старого, умудренного жизнью и многочисленными схватками. Он казался надежным, серьезным и Седов поверил ему. Просто больше верить было некому. Теперь некому…

Постепенно сбрасывая охватившую его апатию, Седов выслушал его план: Делануа глушит датчики наблюдения, они спускаются к глайдеру и Делануа везет их на континент.

— Сколько раз сегодня вы пользовались глушилкой? — спросил Седов.

— Два раза.

— Вполне достаточно, чтобы сообразить — дело нечисто. Нам даже до обрыва добежать не позволят.

— При известном везении… — начал Делануа.

— Оставьте, — поморщился Седов, — дом окружен, их там не меньше шести человек. Нас нейтрализуют низкочастотным ударом, или чем-нибудь еще и возьмут тепленькими, — он встал, потянулся и направился к лестнице, — Ингрид, собирай вещи — самое необходимое, и ждите моего сигнала.

— Возьмите хотя бы бластер, — предложил Делануа.

— Обойдусь, — буркнул Седов, — включите глушилку на три минуты. Этого достаточно.