Наступил рассвет.

Наталью разбудил громкий пронзительный крик птицы. Она стояла на борту лодки, вытянув тело вперед, и издавала звуки, похожие на вой сирены. Женщина посмотрела в том направлении, куда указывала их пернатая спутница.

– Риад! – взволнованно закричала она. – Риад, просыпайся! Я вижу берег. Он совсем рядом! Мы спасены!

Риад проснулся, и они изо всех сил начали грести вместе, считая вслух каждый взмах весла и громко при этом смеясь. Вблизи берега Риад прыгнул в волу, которая доходил, ему до груди, и потащил лодку к суше, спеша, спотыкаясь и брызгаясь. Выбежал на песчаный пляж, набрал горсть песка и бросил его о воздух. Наталья кинулась к нему, они обнялись. Птица бежала за ними вслед и радостно щебетала. Стоял ранний час, никто еще не появился на берегу. Они шли по пляжу к маленькому приморскому городку.

– Мы в Италии, – сказала Наталья.

Они сели на скамейку и стали наблюдать за тем, как просыпается город. Поблизости открылось кафе, три старика в твидовых пиджаках и кепках сели за столик, стоящий на улице. Волны Средиземного моря ритмично бились о берег.

– Давай побудем здесь немного, – предложила Наталья. – Мне нравится это место. А ты так давно не ходил по твердой земле.

Риад осмотрелся. Утро стояло просто чудесное.

– Да. Поживем тут. – Он улыбнулся широкой улыбкой. Наталья так давно не видела выражения радости на его лице.

Птица вылезла из рюкзака. Женщина нежно погладила ее. И вдруг вздрогнула от удивления.

– Смотри, Риад!

У птицы выросли крылья.

В горле першит от сигаретного дыма, вентиляции почти никакой. Одежда противно прилипает к подмышкам, ноги пухнут в обуви, болит спины, затекают суставы. Некоторые слушают рассказы стоя или подтягивают колени к подбородку, чтобы способствовать кровообращению.

– Я хотел бы поехать в Италию, – говорит кто-то.

У них было предостаточно времени для того, чтобы как следует рассмотреть друг друга. Найти что-то необычное в лицах, которые еще несколько часов назад казались самыми заурядными; рассмотреть даже ногти на руке, лежащей на спинке соседнего стула, стертые подошвы туфель, стоящих на чемодане, тетину на подбородке. Один из пассажиров следит за узором на предплечье сидящей рядом с ним женщины – бросает украдкой взгляды на изгиб груди, любуется формой её губ. Ему интересно знать, что стоит за той странной историей, которую она только что рассказала. Действительно ли она придвинулась к нему в течение ночи? Есть ли некая многозначительность в обоюдных взглядах? Не намеренно ли её рука коснулась его, лежащей на ручке стула? Куда направляется эта женщина и что ей делать в Токио?

Не случается ли так в моменты, когда жизнь дает сбой, а в трубопроводе времени обнаруживается утечка, и минутки начинают непрерывно капать, образуя скрытую лужицу, что в голову человека приходят свежие мысли, и ему открывается нечто новое? Возможно, впоследствии пассажиры вспомнят эту ночь и скажут: «Вот именно тогда все и началось».

Бернар Дюсолье принадлежал к малопонятному виду живых существ, которых называют детьми, оставленными эльфами взамен похищенных.

Как все подмененные, ставшие людьми, он в любых отношениях ничем не отличался от других детей, войдя в мир в образе единственного ребенка доктора Дюсолье и его жены, мадемуазель Этьен. Все у мальчика было на месте. Он кротко подрастал в их старом и каком-то безрадостном доме в Нюэли и, когда родители изредка брали его с собой в парк, бегал, кричал и смеялся, как все остальные дети.

Мадемуазель Дюсолье умерла, когда Бернар был еще очень юн, а её муж, один из ведущих иммунологов Франции, посвятил всю свою оставшуюся жизнь научным исследованиям в клинике Сен-Луи. Как и большинство подмененных детей, Бернар добивался отличных результатов в учебе и всегда шел в первых рядах по всем предметам сначала в школе, а потом и в Политехническом колледже. Пожилой и занятый делами отец проявлял мало интереса к достижениям сына. После его смерти Бернар не мог сказать, думал ли он о нем за всю жизнь более пяти минут кряду.

Парижане традиционно с негодованием относятся к подмененным. Нетрудно понять, почему это происходит. Подмененные являются, по сути, бессмертными существами, лишь принимающими человеческое обличье; ясно, что люди завидуют и не доверяют им. К тому же те подмененные, о которых становится известно широкой общественности – безусловно, они составляют ничтожное меньшинство, – процветают и обладают большими денежными средствами, что заставляет людей думать, будто они пользуются недозволенными привилегиями, и даже наводит некоторых на мысль о заговорах, которые плетутся в самых высших эшелонах власти.

Истина, конечно, гораздо сложнее. Вне публичных дискуссий постоянно остается тот факт, что подмененные, пребывая в человеческом обличье, являются смертными, как и все люди. Возраст и болезни делают их слабыми; порой им становится трудно собраться с силами и покинуть бренную оболочку, чтобы вернуться к бестелесному существованию (вот почему они никогда не остаются в облике людей после пятидесяти лет). А если им случается умереть в человеческом обличье, тогда – полный конец. Добавьте к этому то обстоятельство, что подмененные, если только устанавливается их подлинная сущность, согласно французским законам, не имеют никаких прав и могут подвергнуться нападениям со стороны населения, которое питает к ним ненависть (в настоящее время избиение и даже убийство подмененного не является преступлением). Теперь нам ясно, почему они так обеспокоены своим здоровьем и безопасностью – а также благосостоянием, которое помогает решать эти вопросы.

Разумеется, благодаря успеху, коим они пользуются во французском обществе, контактам с людьми, а также таинственному появлению в, мире и уходу из него, подмененным трудно оставаться полностью незамеченными и нераскрытыми. Никто в Париже еще не забыл фурор, последовавший за разоблачением а газете «Ля нувель обсерватер» Клода Требюши – динамичного консервативного политика, назначенного министром иностранных дел в возрасте всего лишь тридцати одного года. Он оказался из подмененных. Сам Требюши бесследно исчез (читатели, безусловно, помнят душещипательные сюжеты, запечатлевшие его заплаканную безутешную жену, несколько недель не сходившие с телеэкранов страны), однако это не удержало его коллег-политиков от драки между собой во время дебатов по поводу конституционных прав подмененных во Франции. Дебаты, как всем известно, вскоре прекратились: политики, граждане страны и СМИ пришли к выводу, что принципы свободы, братства и равенства не могут распространяться на существ, не принадлежащих не только стране, но и человеческому роду вообще. Людей поощряли к тому, чтобы они подвергали допросам всех, с кем знакомы менее пяти лет. Тогда было выявлено немало подмененных, занимающих высокие посты в промышленности, юриспруденции и политике. Как и ожидалось, все они последовали примеру Требюши и исчезли, не оставив никаких следов и не дав негодующей широкой общественности возможности воздать им по заслугам. Однако раздавались голоса, протестующие против «охоты на ведьм», исходившие из сообщества супругов, любовников и друзей подмененных. Они утверждали, что «немыслимая ненависть» общества основывается на фундаментальной философской ошибке. По их словам, подмененные являлись в большей степени людьми, чем все остальные. Ибо в их случае человечность приобретается дорогой ценой, а не даруется по праву рождения. Для них она не простое биологическое наименование, а нечто, завоеванное огромным волевым усилием.

Бернар начал свою карьеру, занимаясь инвестированием сначала в Национальном французском банке, а потом в банке «Голдман Сакс». Он заработал кучу денег и переехал в тихий район города, где чувствовал себя в безопасности. Знакомый доктор из числа подмененных сделал его человеческому телу прививки от всевозможных болезней. Бернара продолжали преследовать страхи: он боялся, что его могут ранить. Но прелести жизни манили молодого человека, и он преодолевал свои фобии.