Михаила она любит по-прежнему нежно. Темная страстность томит ее, но сближения с Михаилом она боится, — боится помешать ему стать сильным и свободным, истинным господином жизни.

Посредине комнаты Катя стоит одна. В ее руках красиво переплетенная книга — собрание стихов Зинаиды Гиппиус. Стоя лицом к только что раздвинувшемуся занавесу, Катя говорит, читая название стихотворения:

— «Любовь — одна».

Прижимает открытую книгу к груди и смотрит прямо перед собою. Мечтательная и немного испуганная улыбка на ее губах, и кажется, что стена перед нею развеялась и что она глядит в глаза многих, в темноте широкого театра ожидающих ее слов. Потом она опять поднимает раскрытую книгу и медленно, громко читает волнующие ее слова:

Рогачева (ничуть не изменившаяся за эти годы, выходит и говорит Кате). Я думала, Катя, ты с кем-нибудь разговариваешь. А это ты стенкам стихи читаешь. Нашла занятие!

Катя (смотрит на мать, словно разбуженная, и говорит). Каким стенкам? Разве там стена?

Рогачева. А что же там?

Катя (мимо стен комнаты, всматривается во что-то, чего не видит ее мать, делает широкий жест и говорит). Там люди, там жизнь!

Рогачева. Ну, пусть там, за стеною, люди, — нам-то что до них! Много их, всяких людишек.

Катя рассеянно улыбается и опять стоит молча, не глядя на мать, всматриваясь во что-то далекое, — и кажется, что раскрываются перед нею неизмеримые дали жизни.

Рогачева (бестолково и взволнованно мечется вокруг нее, заходит то с одной стороны, то с другой, старается заглянуть в Катино лицо сбоку, но почему-то не решается стать перед нею, между ее неподвижным взором и темными ее видениями. Наконец она говорит досадливо и робко). Катя! Катя! Ну куда ты смотришь? Что ты в стену-то уставилась? Что мать пугаешь?

Катя (поворачивается к матери и говорит). А здесь мама, папа, милая старушка няня, — маленький мир. Маленький мир, но липкий. Глупое сердце привязчиво. Свой домик, свои вещицы, старые, милые, своя землица, — какое глупое сердце! Тропинки, по которым я босиком ходила, земля родная. Ах, маленький мир! Милый, тесный, замкнутый в себе. И для тебя, маленький, я должна что-то сделать, успокоить их, которые ждать не могут. Ты взял меня в плен и не выпускаешь.

Рогачева. Стихов начиталась. Ах, Катя, Катя!

Катя. Что, мама?

Рогачева. Ты, Катя, похорошела, выровнялась. Тебе замуж пора выходить.

Катя. Скучно, скучно, мама! И ты, мама, и отец, оба вы теперь только об этом со мною и говорите.

Услышав, что Катя говорит понятными ей словами, Рогачева успокоилась, села и говорит:

— Да как же не говорить-то, если это — правда! Конечно, пора! И есть за кого, слава Богу.

Катя. Ах, старички мои милые, скучно мне с вами!

Во все время разговора с матерью Катя беспокойно переходит с места на место, то сядет, то опять встанет. Книгу она положила на стол, но иногда возвращается к ней, рассеянно перелистывает ее и опять оставляет. То вещь какую-нибудь переставит с места на место, то в зеркало посмотрится.

Рогачева. Что ты, Катя, все твердишь — скучно да скучно! Почему же тебе, Катенька, милая моя, с нами скучно уж так?

Катя. Да вот потому, что однообразные вы очень и слабые…

Рогачева (начиная кипятиться, горячо говорит). Что значит слабые? Чего же ты от нас хочешь? Что нам делать? Горы ворочать? Гор никто не ворочает.

Катя. Да, гор никто не ворочает. Вы — милые, но уж очень слабые.

Рогачева. Заладила одно — слабые! Вот обвинение странное!

Катя. Да я, мама, не обвиняю.

Рогачева. Не может же твой отец омужичиться и гроши из земли выколачивать, точно какой-нибудь кулак деревенский! У него не такой характер. Да он, наконец, не так и воспитан.

Катя (рассеянно улыбаясь, говорит тихо). Да, совсем не так.

Рогачева (помолчавши немного и пытливо глядя на Катю, говорит мягким, убеждающим тоном). Выходила бы ты, Катя, за Владимира Павловича. Человек он хороший, добрый, простой, сердечный. Стоит на хорошей дороге. Молод, богат. Тебя он любит.

Катя. Любит, любит! Ах, мама!

Рогачева. Всякое твое желание он исполнит. И отцу поможет обернуться. Сама знаешь, какие наши дела плохие. Того и гляди, продадут с молотка наше имение.

Катя. Захочу — выйду, захочу — нет. Зачем мне Сухов? Я Михаила люблю.

Рогачева (наставительно). А ты и об отце подумай.

Катя. Папа служит.

Рогачева. Что его служба! Гроши дает. Имение не сегодня, завтра за долги продадут.

Катя. Продадут! Милые старички мои, плохие вы хозяева! Что мне делать с вами?

Рогачева. Из твоего Михаила еще невесть что будет, — какой-то он, прости Господи, блаженный. А Сухов тут вот весь, перед глазами.

Катя. Да, на десятки лет заведен прочно.

Рогачева. И тебе, Катя, над ним смеяться грешно. Он тебя любит.

Катя. Любит! Мне-то что?

Стихи приводят Рогачеву в нервное настроение. Она говорит испуганно:

— Катя, ты опять видела Михаила?

Катя. Да, я видела его у Луногорских. Я говорила с ним долго, долго. (Вздыхает счастливо, улыбается и говорит радостно.)Он сегодня обещал прийти к нам.

Рогачева. Зачем?

Катя. Такие редкие встречи и такие сладкие!

Рогачева (сердито). Зачем он придет? По-моему, нечего ему у нас делать.

Катя (решительно). Я его пригласила.

Рогачева. Напрасно.

Катя. Я люблю, я хочу, — ах, мама, ты этого не понимаешь!

Рогачева. Ты много понимаешь! Ничего хорошего из этого не выйдет.

Катя. Мой милый, мой прекрасный Михаил! Он никогда не сделал ничего недолжного. Он — благородный, чистый. Он слишком благородный. Он лучше меня.

Рогачева (с досадою). Ну, еще бы!

Катя. Я люблю, люблю его! Когда он будет сильным, я приду к нему, и ничто меня не удержит. Посадите меня в темницу — двери железные сломаю. Снимите с меня одежды — голая пойду к нему по шумным улицам.

Рогачева (укоризненно). Постыдись, Катя! Что ты говоришь! Какие порочные у тебя мечты!

Катя. Не называйте нашу любовь порочною. Она чище, чем то, что вы мне готовите с этим Суховым.