Пирс,

Прошу прощения, не самое лучшее время для письма, плохо соображаю, но…

Если Карфаген под водой и голем-гонец — не ошибка, тогда надо спрашивать не «ЧТО ПРОИЗОШЛО», а «ЧТО ПРОИСХОДИТ?»

А что, если вы повторите свой полет над пустыней, скажем, через месяц? Что вы увидите тогда?

Анна.

ЧАСТЬ ПЯТНАДЦАТАЯ. 25-26 декабря 1476 года. «Ex Africa semper aliquid novi»note 105

1

Из-за спин столпившихся в дверях рыцарей несло пронзительным холодом. Может быть, от этого изумление быстро прошло, уступив место отчетливой ясности мысли: «Убить ее — и Дикие Машины бессильны. На ближайшие двадцать лет. По меньшей мере».

Она сказала:

— Придется ее казнить, немедленно.

Граф Оксфорд деловито кивнул:

— Да, мадам. Сделаем.

Она увидела устремленный ей за спину взгляд Джонвилля и обернулась. К ним, стряхивая с плеч листья плюща, подходила Флора; следом шел Ансельм. Бургундец Джонвилль склонился перед своей герцогиней.

— Что случилось? — требовательно спросила Флора.

— Фарис здесь, — кратко пояснила Аш.

— Здесь?!

— Именно.

— Здесь, в Дижоне?

Да! — Аш видела, что к разговору прислушиваются, но ничего не могла поделать: стрелки и латники плотно окружили их. Эвен Хью, скинувший свое «сарацинское» одеяние и венец из плюща, протолкался вперед и встал рядом с Анжелотти; Рикард торчал, разинув рот, у самого плеча Аш.

— Расскажите ей, милорд, — попросила Аш.

Граф Оксфорд заговорил:

— Мадам герцогиня, нам сообщили, что, пока мы были заняты переговорами с королем-калифом, к северо-восточным воротам подошел отряд безоружных визиготских рабов. Часовые не стали стрелять в них, а уж когда увидели, что они сопровождают, как показалось, капитан-генерала Аш, об этом и речи не было. Визиготка отрезала себе волосы и измазала лицо грязью. Этого оказалось достаточно, чтобы ее впустили в город. Рабы, за исключением пяти или шести, вернулись в визиготский лагерь, женщина же осталась и потребовала допустить ее к герцогине Бургундской и к Аш, которой, как она заявила, она сдается.

— Сумасшедшая! — Флора моргнула. — Это правда?

— У меня нет оснований сомневаться в словах людей Джонвилля. Кроме того, я сам ее видел. Это генерал визиготов.

— Ее надо убить, — повторила Аш. — Кто-нибудь, принесите мой топор: идем к северо-восточным воротам.

— Аш…

В голосе Флоры Аш послышалось сомнение. Джонвилль подтянулся, ясно давая понять, что готов исполнить приказ герцогини.

— Тут нечего обсуждать. И тянуть нечего, — мягко сказала Аш. — Черти траханные, девочка, ты ведь убила оленя. Мне она родная по крови, но я знаю, что ее необходимо убить. Немедленно. Дикие Машины используют ее, чтобы совершить свое злое чудо. В тот миг, когда ты погибнешь, — оно случится. Они заставят ее — и мы погибнем, все. Как не бывало. — Аш всматривалась в лицо Флоры. — Как за границами Бургундии. Ничего, кроме холода и тьмы.

— Я только хотел удостовериться, что это не вы, капитан Аш, — решительно вмешался де Вир. — Будь я уверен, я бы уже исполнил это сам.

Джонвилль кашлянул.

Нет, сир, вы бы этого не сделали. Мои люди не повиновались бы вам. Мы служим не Англии, но Бургундии. Мы ожидаем приказаний ее милости.

— Ну так, милостью господней, сделайте это теперь! — Де Вир готов был уже отдать приказ янычарам, но Флора остановила его:

— Подождите.

— Господи, Флориан, — вскричала Аш, — чего еще ждать?!

— Я не даю согласия на казнь! Я клялась не причинять вреда! Я всю жизнь чинила людей, а не убивала! — Флора стиснула локоть Аш. — Подожди. Подумай. Подумай вот о чем: да, я убила оленя. Пока жива герцогиня Бургундии, Фарис не представляет опасности.

Граф Оксфорд покачал головой.

— Мадам, это жестокая правда, но на улицах города мужчины и женщины то и дело гибнут под обстрелом, и, если такое несчастье постигнет и вас, пока Фарис жива, — мы потеряем все.

— Ты же была со мной в Карфагене, — уговаривала Аш. — Ты видела Дикие Машины. Видела, что они сделали со мной. Флориан, ради Христа, разве я когда-нибудь обманывала тебя в чем-то важном? Ты ведь знаешь, что поставлено на карту!

— Я этого не сделаю.

— Тебе следовало подумать об этом прежде, чем убивать оленя, — сухо проговорила Аш. — Казнь — не удовольствие. Это подлое, грязное и, как правило, несправедливое дело. Но у нас нет выбора. Если тебе так легче — если ты хочешь сохранить чистые руки, — мы с графом и пятью сотнями полковника Баязета пройдем к северо-восточным воротам и сделаем то, что надо, и Джонвилль нам не помешает.

Флора сжала кулаки.

— Нет. Слишком просто.

Всю боль, застрявшую в груди, — за Флору, за Фарис, даже за себя — Аш отодвинула в сторону так же, как загоняла обратно слезы, просившиеся на глаза. Она взяла Флору под руку — на плечах герцогини все еще висела мантия «благородного доктора», в волосах запутались обрывки плюща, щеки раскраснелись от жара очага.

Флора, — сказала Аш, — я не собираюсь тратить время зря.

Роберт Ансельм кивал, на лицах командиров копий читалось полное одобрение. «Как бы они ни сочувствовали доктору, — рассудила Аш, — делу это не помешает».

Анжелотти тихо шепнул Флоре:

— Это всегда нелегко, доктор. Но после битвы не всех удается спасти.

— Господи, как я ненавижу солдат!

Словно в ответ на этот мучительный бессильный вскрик, в дверь ввалился солдат в цветах Джонвилля. Am, прищурившись, рассмотрела его потное усталое лицо и без промедления подозвала к себе, кивнула Джонвиллю, приказывая расспросить гонца.

— Докладывайте» сержант, — заговорил Джонвилль.

— У северо-восточных ворот герольд визиготов! Под белым флагом. — Солдат задохнулся, вытер нос полой плаща и жадно хлебнул воздуха. — От короля-калифа! Говорит — у нас их генерал и чтоб мы его вернули. У них там сотен шесть наших беженцев согнано, так он говорит, если ее не отпустите, перебьют всех до единого, и женщин, и детей…

Беженцы и окружившие их стражники стояли на ничейной полосе под стеной Дижона, между северо-восточными воротами и восточной рекой.

Аш прикрыла свой герб плащом, застегнула наустник и опустила забрало, оставив только узкую щель для обзора. Она опиралась плечом о выступ бойницы так, чтобы снизу ее почти невозможно было разглядеть, и выглядывала наружу.

Колокол аббатства за спиной отзванивал сексту. Полуденное солнце посылало с юга косые бледные лучи. Толпа людей, бесцельно топтавшихся далеко внизу, казалась совсем маленькой. Кто-то хлопал рукой об руку, пытаясь согреться на пронизывающем ветру, остальные стояли неподвижно. Над головами туманом поднималось застывающее на морозе дыхание. Люди в рваной одежде жались друг к другу в поисках тепла. Кажется, почти все были босы.

— Господи помилуй, — выдохнул стоявший рядом Джонвилль. — Вон того я знаю. Это мессир Хуго, хозяин всех мельниц, что стоят — или стояли — между Дижоном и Оксоном, и его семья: жена и ребенок. А вон там — сестра Ирменгард, из приюта Святой Херлены.

— Лучше об этом не думать, — посоветовала Аш. Ее поразила не грязь и нищета, а выражение лиц. Под отупением, которое приносят долгие страдания, все еще просвечивало недоумение, словно люди не в силах были понять, почему все это случилось, почему именно с ними.

— Капитан, вы думаете, король-калиф исполнит угрозу? — спросил Джонвилль.

— Не вижу, что может ему помешать, Роберто говорил, что в октябре они перерезали на глазах у защитников стен несколько сот беженцев, чтобы поторопить сдачу города.

Лицо Джонвилля застыло.

— Я был в госпитале, — признался он. — После Оксона. Ходили слухи о резне. На войне рыцари порой забывают о чести.

— Н-да… что вы говорите, Джонвилль! — Аш кинула взгляд на северо-восток, туда, где среди траншей виднелись деревянные щиты, прикрывающие катапульты и арбалеты. — Им не понадобится даже прибегать к орудиям. На таком расстоянии нетрудно расстрелять из луков и арбалетов.

вернуться

Note105

«Из Африки всегда что-то новое». Неточная цитата из Плиния Старшего. Сибл Хедингем, ч. 5