Если не считать того обстоятельства, что последние события доказали: Бургундия слабеет. Невозможно закрыть глаза на то, что некоторые вещи и явления, технически говоря, невозможные, за последние шестьдесят лет материализовались как объективная реальность. В этом смысле очень показательны археологические находки в Карфагене. (К сожалению, экспедиция была прикрыта.)

По неизвестным нам причинам, природа Бургундии снова подверглась изменению: возможно, она слабеет или прекращает существование.

Сам я считаю более вероятным то, что Воган Дэвис (в личной беседе с автором) описал как проникновение в сам момент изменения. По его наблюдениям, момент изменения перестал «продолжаться» или (для тех, кто наблюдает его изнутри) подходит к концу. Мы и наблюдаем окончание этого момента. Промежуток времени от 1477 года до сего дня и оказался той протяженностью линейного времени, которую длился этот «вневременной» момент.

Необходимое было сделано. Бургундия, выдвинутая как некий «волнолом» в волну вероятности, сделала существование человечества причинно обусловленным.

Но это может измениться. Может снова возникнуть в спонтанной мутации «ген чудотворства». Или могут быть найдены технические средства влияния на волну вероятности.

Что это означает для нас?

Без якоря «пропавшей Бургундии» видовое сознание человечества будет по-прежнему выполнять функцию, которую выполняет любая органическая жизнь: создавать постоянную, цельную, устойчивую реальность. За настоящим последует будущее, прошлое не вернется. Это (не важно, на каком уровне) обеспечивает любая форма жизни.

Однако Бургундия предотвращала, самим своим существованием, возможность сознательно влиять на волну вероятности, обращая ее в иную, менее вероятную, реальность.

По мере того как Бургундия сдает позиции, по мере того, как хаос вселенной выталкивает ее обратно в реальность, «форпостом» которой она пребывала в этом вечно длящемся мгновении, ничто уже не помешает нам, как нашим предкам, стать жрецами и пророками, чудотворцами и проводниками Благодати. Что остановит наш разум или нашу технику?

Ничто.

Если мы не хотим, чтобы наша материальная вселенная превратилась в хаос энтропии, в простую мешанину частиц, мы должны что-то предпринять.

Я надеюсь, что публикация этих документов прозвучит призывом к оружию всей научной общественности. Мы должны изучить проблему. Надо действовать. Надо спасти «пропавшую Бургундию» или найти средство заменить ее. Иначе, как пишет сама Аш в документе, который никак не мог возникнуть в нашей, второй, истории, для нас настанет день, когда будет так, словно нас никогда и не было.

Я открываю сайт ####, для проведения Интернет-конференции: предложения любой соответственно уполномоченной организации или отдельных личностей будут приняты с благодарностью. Мои данные открыты для ознакомления.

Мы еще не готовы и, может быть, никогда не будем готовы, стать богами.

Пирс Рэтклиф Лондон, 2001

ПОСЛЕСЛОВИЕ. (к четвертому изданию)

Я не стану переписывать то, что написал, когда был гораздо моложе, чем теперь.

История — в немалой степени дело интерпретации.

Девять лет — не слишком долгий срок, но иногда и за такое короткое время мир может измениться до неузнаваемости. Иногда довольно и девяти минут.

Наверное, не стоило мне забывать слов, сказанных самой Аш: «Я не сдаюсь».

Конечно, послесловие 2001 года написано в приступе паники. Я привожу его практически без изменений, только вычеркнул свой старый электронный адрес, во избежание путаницы. Признаться, я так и прожил в страхе всю зиму 2000-го и весну 2001-го года; причем страх этот еще усилился, когда все экземпляры книги, готовые к продаже, были конфискованы за пять дней до того, как они должны были поступить в магазины.

Я в долгу перед Анной Лонгман, которая стеной встала за мою работу на совещании в издательстве. Без ее заступничества книга и в печать бы не попала. Но даже она не смогла перевесить влияния министра внутренних дел, который лично переговорил с ее тогдашним начальником, Джонатаном Стенли.

А еще через два дня из моей квартиры исчезли авторские экземпляры «Аш».

Через неделю у меня появились гости из полиции, и мне пришлось вынести продолжительный допрос, проведенный представителями спецслужб трех государств.

Бесспорно, страх сильно затемнил ясность моих суждений.

Впрочем, реальность сама позаботилась о себе.

Мне представили переплетенную копию моего третьего издания, в которую была вложена дискета и распечатка всей моей переписки, с аккуратными аннотациями какого-то офицера службы безопасности. Это была не моя копия: свою я уничтожил.

Мне сообщили, что за Анной следили с декабря 2000-го года. Второй — незамеченный ею — обыск ее квартиры в Стартфорде не повлиял на нашу издательскую переписку, потому что копии она носила при себе до своего исчезновения 1 марта 2001-го.

Внимательное изучение пленок наружного наблюдения и отчетов наблюдателей показало, что из библиотеки Британского Музея она вышла без книги. В этом не было бы ничего примечательного, если бы часом раньше она не вошла туда с книгой которая, как ясно показало увеличение кадра записи, была именно «Аш: пропавшая история Бургундии» — издательский пробный экземпляр.

Даже точно зная, что книга осталась там, служба безопасности потратила не один месяц на поиски. Из библиотеки почти невозможно вынести книгу, но никому не приходило в голову следить, чтобы кто-нибудь не сумел пронести книгу внутрь и не оставил ее в суматохе, сопровождавшей переезд в новое здание.

Готов поручиться, что прошло бы лет десять, прежде чем ее обнаружили бы и внесли в каталог.

Увидев нашу переписку, я сообразил, несколькими минутами раньше, чем мне об этом сказали, что тут не коварный заговор с целью «заткнуть мне рот», а деловой разговор. Их заставило ввести меня в «проект Карфаген» не то, что я разбирался в каких-то рукописях пятнадцатого века, а то, что я, как показывала переписка с Анной, оказался непосредственным свидетелем возвращения артефактов «первой истории».

В сущности, как говорит иногда Анна, проявляя не свойственное ей прежде чувство юмора: я сам — история.

Как и каждый из нас.

К счастью, каждый из нас — еще и будущее.

В конце той же недели я вылетел из Лондон в Калифорнию, успев срочно уволиться из университета. Следующие годы я занимался совсем новой для меня работой (обнаружив неожиданный талант администратора), вместе с Изобель Напиер-Грант, Тами Иношиши, Джеймсом Хаулетом и помощниками из нескольких институтов. Я оказался на передовой науки, продвинувшейся потрясающе далеко. Лично я испытывал, попеременно, волнение, досаду, просветление… и до сих пор не могу разобраться в новейших достижениях квантовой теории!

Нынешние сотрудники «проекта Карфаген», конечно, «официальные» ученые, те самые, заполучить которых надеялась Изобель, когда решилась открыть раскопки для расследования: те самые физики, которые не чужды высшей математики и разбираются в исторической терминологии, лишая нас возможности прикрывать незнание догадками и метафорами. По прошествии девяти лет могу с удовлетворением заметить, что они оправдали наши ожидания и превзошли их.

Четвертое издание «Аш» должно дать представление о начале проекта Карфаген. Развитие этого проекта и многочисленные открытия, сделанные за последние девять лет, слишком хорошо известны, чтобы подробно описывать их в этой короткой статье. У нас теперь в штате пятьсот человек, и сотрудников остро не хватает. На будущий год, к десятой годовщине проекта я собираюсь издать его подробную историю.

Прошло едва ли не два года, прежде чем мы поняли, что надо искать.

Сложные переговоры через ООН привели к тому, что группа научных сотрудников смогла вернуться на раскопки Карфагена. Теперь они работали в тесном сотрудничестве с тунисскими учеными. Каждая находка подвергалась всесторонним анализам, на месте и за рубежом. (Русско-китайская «война тысячелетия» 2003—2005 лишила нас русских и китайских коллег, но, к счастью, они уже вернулись к работе).