— Прости, детка.

В голосе послышалась сдержанная усмешка.

— За это время — сколько, ты говоришь, прошло? Месяц или больше? — ни одна человеческая душа не обращалась к каменному голому. Сперва великие Дьяволы горько сокрушались об этом, затем рассердились. Они оглушили меня, детка, их гнев, протекая сквозь меня, оглушал. Я думал, ты слышишь, но, быть может, их гнев был направлен на Фарис. И с тех пор они молчат.

Господи, неужели правда?

Аш потянулась. Она спала не раздеваясь, на случай ночной тревоги. На мгновение приоткрыла глаза, взглянула на балки потолка в полутьме, за пределами света угасающего камина.

— Они не могли отказаться от Фарис, просто выжидают. Годфри, и никто не пользовался каменным големом? Даже король-калиф?

— Рабы калифа Гелимера говорили с ним — как говорят люди, не так, как Фарис, Задавали вопросы, касающиеся тактики. Если ты меня спросишь, они смогут вычислить, чего ты опасаешься. Он в большой тревоге, детка: все в этом вторжении пошло не так, как он рассчитывал. Он сейчас словно всадник, потерявший власть над боевым конем. Я хотел бы найти в своем сердце жалость к нему, но не могу не радоваться его неудачам. Не уверен, что он хотя бы понимает ответы своего голема.

Надеюсь, ты прав. Годфри, чему ты так радуешься?

— Я соскучился по тебе, Аш.

В горле у нее запершило.

— Ты клялась, что вернешь меня домой, спасешь от этого… Детка, я знаю, ты не заговорила бы со мной, если бы не придумала способа. Ты пришла вывести меня из ада, верно?

Аш с трудом приподнялась на локтях, отмахнулась от бросившегося было к ней Рикарда. Она куталась в меха и покрывала, извиваясь так, что едва не угодила ногами в огонь.

— Я много в чем клялась, — хрипло проговорила Аш. — Клялась добраться до Диких Машин, когда они тебя убили тем землетрясением… А ты в зале коронаций клялся никогда не оставлять меня, но это не помешало тебе умереть… Все мы даем обещания, которые не можем исполнить.

— Аш?

По крайней мере, я никогда не клялась вернуть назад твое тело для похорон. Я знала, что это невозможно.

— Когда я пытался вывести тебя из камеры во дворце Леофрика, прежде чем сумел отыскать Фернандо делъ Гиза, я поклялся, что ты никогда не будешь одинока. Помнишь? Это обещание я сдержал. И сдержу дальше, детка. Ты слышишь меня и всегда будешь слышать. Я никогда не оставлю тебя, будь уверена.

В горле застрял тугой болезненный ком. Аш потерла глаза костяшками пальцев и усилием изгнала из сознания боль и горечь.

Горячие слезы полились из глаз, красное сияние углей в камине расплывалось. Она ощутила мертвую пустоту в груди и вонзила ногти в ладони. Слезы лились ручьем, она всхлипнула…

— Аш?

— Я не могу тебя освободить. Не знаю, как…

Молчание.

— Думаю, я как-нибудь прощу тебе одно не выполненное обещание.

Голос Годфри гулко отдавался в голове.

— Помнишь, я говорил, что как бы дорого ни пришлось заплатить за то, что оставил церковь и ушел к тебе, все равно дело того стоило? Тогда я любил тебя любовью мужчины. Теперь я — только дух, без тела, но я все еще люблю тебя. Аш, ты этого стоишь.

Никогда я этого не заслуживала!

— Не о том речь, хотя ты была верна, добра и отдавала мне тепло своего сердца, но я любил тебя не за это. Без причин, просто за то, что ты — это ты. Я полюбил твою душу прежде, чем начал думать о тебе как о женщине.

Ради Христа, заткнись!

— Я говорил уже: я ни о чем не жалею, разве что о том, что ты все еще не доверяешь мне до конца.

Доверяю я! — Аш закрыла лицо руками, склонив голову к коленям в сырой теплой темноте. — Доверяю! Я знаю, что если попрошу тебя что-то сделать, ты сделаешь. Оттого-то так трудно… невозможно… просить…

— Разве ты можешь попросить о чем-то, что я не хотел бы исполнить?

В его голосе звучит горестная усмешка.

— Хотя я теперь мало что могу, детка. Но проси, и я сделаю все, что сумею.

Аш не сдержавшись, громко всхлипнула и прижала ладонь ко рту, чтобы заглушить звук.

— Ты… еще… не понимаешь…

— Босс?

Она открыла глаза и увидела присевшего на корточки Рикарда, глядевшего на нее с нескрываемой тревогой и сочувствием. По щекам Аш текли слезы. Глаза жгло. Она пыталась заговорить, но помешал стоявший в горле ком.

— Вам что-нибудь нужно? — спросил Рикард, беспомощно оглядываясь. — Что сделать, босс?

— Оставайся у двери. Никого… — слова застревали в горле. — Никого не пускай, пока я не скажу. Все равно, кто бы ни пришел.

Положитесь на меня, босс! — Темноволосый юноша выпрямился. На нем были латы с чужого плеча, обгоревший бригандин, снятый с одного из раненых, а у бедра позвякивал меч с круглой гардой. Но не одежда, а выражение глаз делало его много старше, чем он был полгода назад под Нейсом.

— Спасибо, Рикард.

— Зовите меня! — свирепо проворчал он. — Как только что понадобится, зовите меня. Босс, может, мне…

— Нет! — Она нашарила мешочек у пояса, выудила грязный платок и вытерла лицо. — Нет. Я сама должна решить. Я позову, когда ты будешь нужен.

— Вы говорите со святым Годфри?

Вот тут слезы хлынули ручьем. «Почему? — недоуменно соображала Аш. — Почему я не могу перестать? Это уже не я; я не плакса…»

— Уйди, Рикард.

Она смяла промокший платок в ладонях и промокнула глаза.

— Клянусь тебе, детка, ты не можешь попросить ничего такого, что я не исполню с радостью.

Голос Годфри Максимилиана в ее сознании звучал с настойчивой искренностью. Слишком открыто. Аш сильнее прижала к глазам платок. Через мгновенье она сумела выпрямиться и уставиться на подернутые золой угли.

— Ага, а ты просил меня о помощи, не забыл? А я не могу помочь… Годфри, я правда хотела попросить… если тебе так легче, считай, что я приказываю.

— Ты плачешь? Аш, маленькая, что с тобой?

— Просто слушай, Годфри. Просто слушай. Она прерывисто вздохнула, удержалась от всхлипа и, сжав в кулаке платок, овладела своим голосом.

— Ты теперь — machina rei militari — или ее часть.

— По-моему, мы с ней теперь переплелись, как уток и основа в ткани, — я долго над этим размышлял. Аш, отчего такое горе?

Помнишь, что ты сказал мне, когда мы ехали по пустыне?

— Что именно?..

Аш судорожно вздохнула и не дала ему договорить:

— Это была шутка. Я попросила тебя совершить чудо, «крошечное чудо — помолись, чтоб каменный голем развалился на куски» — что-то в этом роде, не помню точно. Потом у меня на уме была только Фарис: как убить Фарис, как остановить Дикие Машины.

— Она не говорит с Дикими Машинами, хотя, мне кажется, она слышит, когда они обращаются к ней.

Это не важно. — Аш открыла глаза и только тогда поняла, что искала убежища в темноте под веками. Она наклонилась к очагу, выгребла головню и закопала ее поглубже в красноватые угольки. — Фарис следовало бы убить для пущей надежности, но я не могу. Может, ее все равно казнят. Не важно. Дикие Машины могут внушить семье Леофрика вывести новую Фарис, а может, они уже начали. Гораздо важнее — каменный голем.

Голос Годфри в ее сознании молчал, но Аш чувствовала, что он ждет, готовится впитать каждое слово.

— Мы должны уничтожить Дикие Машины. Военная сила нам тут не поможет — это займет не меньше года, а столько ждать нельзя. Мы могли бы убить мою сестру, — Аш почувствовала, что голос снова дрогнул, — но и это не поможет выиграть время, а между тем Бургундия превратится в пустыню.

— Молчи! Если великие Дьяволы слышат…

— Ты слушай, Годфри. Каменный голем — это ключ. Через него они говорят с Леофриком и его семьей. Через него они говорят с моей сестрой. Это канал, через который они вытягивают силу солнца для своего чуда.

— Да?

В ответе прозвучало осторожное недоумение, но не было протеста. У Аш тряслись руки. Она вытерла перемазанные в золе пальцы о зеленую штанину. Почти без участия воли, ее голос продолжал звучать спокойно и властно.