— Ничего.

— Ну, вы, ублюдки! Я знаю, что вы здесь. Говорите со мной!

Ни давления, ни Голосов, бормочущих на языке времен пророка Гундобада, ни оглушающего гнева, способного сотрясать и разрушать крепости и дворцы. Ни Диких Машин. Пустое немое молчание.

Впервые за свою взрослую жизнь, Аш без Голосов.

Эгоистичная часть сознания заметила: «Я потеряла то, что делало меня единственной в своем роде», и Аш криво усмехнулась, стыдясь этой мысли и принимая ее.

Она открыла глаза, наклонилась и одернула покрывала, прикрывая испачканную одежду, потом выпрямилась и повернулась к стоявшим в дверях офицерам: Анжелотти, Эвен, Герен, Томас Рочестер, Людмила… больше дюжины. На них смотрела молодая женщина, хорошо знающая свое ремесло — войну, примечательная только этим, и ничем другим.

Она сказала:

— Каменный голем уничтожен. Переплавлен в пустой шлак.

Молчание. Люди переглядывались, застигнутые врасплох и еще не готовые верить, радоваться, торжествовать победу.

— Это сделал Годфри, — сказала Аш. — Он призвал молнию на Дом Леофрика. Я чувствовала ее удар. Я… он погиб. Но каменного голема больше нет. Дикие Машины полностью отрезаны. Мы спасены.

— Разумеется, — язвительно заметил Роберт Ансельм, — что «спасены» от Диких Машин, а отнюдь не от трех легионов, сидящих под Дижоном!

Почти час она провела в верхнем помещении отрядной башни. Ежеминутно подходили командиры копий, бургундские рыцари и сотники, а Генри Брант с Ватом Родвеем разносили свой бесподобный ликер, обжигавший язык, горло и брюхо. Стихийное празднование перекинулось и на нижние этажи — Аш слышала доносившийся снизу гомон.

— Перемирие еще действует, как я уже говорила. Теперь мы перейдем в наступление и не остановимся, пока не доберемся до самого Карфагена.

Это было сказано скорее в расчете на создание нужного настроения — для Джасси, Лакомба, Лоэкта и де Ла Марша. Аш, отмывшаяся и переодевшаяся в чужие штаны, стоя выпила вместе со своими подчиненными. Она не находила в себе ничего, кроме пустоты.

Праздник разрастался. Стало шумно, лица разгорелись;

Эвен Хью и Герен аб Морган весело переругивались на просторечном уэльском; Анжелотти со своими пушкарями сгрудились у огня, наполняя кожаные кружки; кто-то кликнул Караччи со флейтой; Бальдина с Людмилой Ростовной побились об заклад, кто кого перепьет.

«За них три месяца назад умер Годфри».

Аш тронула за плечо Роберта Ансельма.

— Я буду в Сен-Стефане.

Он нахмурился, но кивнул, не желая отвлекаться от веселой беседы с парой девок из обоза.

Едва оказавшись на улице, Аш задрожала в ознобе. Она поплотнее закуталась в плащ, надвинула капюшон и, сутулясь, зашагала так быстро, что эскорт, пригревшийся в караульном помещении, не мог сдержать тихих проклятий. Мостовую покрыла черная наледь; по дороге к аббатству Аш четыре раза поскользнулась.

В стрельчатых окнах горел приветливый желтый свет. На пороге Аш встретили колокола, звонившие заутреню. Латники ввалились следом за ней, и все пристроились к цепочке монахов, тянувшихся на молитву.

«Ты называл меня язычницей, — мысленно обратилась она к Годфри Максимилиану. — Ты прав. Все это для меня ничего не значит».

Она поймала себя на том, что ждет ответа.

После службы Аш направилась к дому аббата.

— Не надо беспокоить его преподобие, — обратилась она к дьякону, который и не порывался никуда идти. — Я знаю дорогу. Если в трапезной найдется еда, мои люди будут рады.

— Это для бедняков. Солдаты и так получают самый большой паек.

Один из стрелков Людмилы Ростовной буркнул:

— За то, что спасаем им жизни!

Но сник под взглядом Аш.

— Я всего на несколько минут.

Взбираясь по лестнице, Аш не задавалась вопросом, зачем идет сюда. Стоило ей увидеть лицо Фарис, в свете фонаря, отобранного у стоявшего на страже монаха, как она поняла — зачем.

Фарис стояла у окна. По северному небу за ее спиной плыли звезды. Лицо в золотом луче казалось усталым и осунувшимся, но спокойным.

Ни Виоланта, ни Аделиза не спали. Девочка, обнимая, укачивала мать, как ребенка после плача. Пятнистая крыса сидела на груде одеял, подрагивая усиками, и, задрав мордочку, принюхивалась к холодному воздуху, вошедшему в комнату вместе с Аш.

Аш прикрыла за собой дверь.

Немота в мыслях казалась холодней зимней ночи за окном.

— Мои Голоса пропали. Больше нет тасhina rei militaris. В голове словно что-то взорвалось… — Фарис прошла через комнату навстречу Аш. Под ее ногами скрипели половицы. Походка была нетвердой. — Ты тоже слышала.

— Я отдала приказ.

Визиготка ощерилась и вскинула руки к голове. Аш видела, что она поняла.

— Твой исповедник. Твой отец Максимилиан. Аш опустила глаза, сделала пару шагов к матери, сидевшей на одеялах. Аш не коснулась Аделизы, а присела и протянула руку пятнистой крысе. Зверек привстал на задние лапки и дважды лизнул ей пальцы.

— Привет, Лизунчик. Ты у нас точно мальчик, не спутаешь. Яйца-то, как орехи. — Аш добавила совсем другим тоном: — Я потеряла друга.

Фарис опустилась на колени рядом с Виолантой, обняла девочку. Тоненькое тельце ребенка вздрагивало.

— Я думала, умираю. Потом — молчание. Блаженная, блаженная тишина.

Двуцветная крыска потянулась обнюхать Аделизу. Та испуганно стрельнула глазами на зверька и покосилась на Фарис.

— Я, должно быть, испугала ее. — Фарис встретила взгляд Аш. — Теперь все кончилось, правда?

— Правда. О, война продолжается. — Аш мотнула головой к темному небу за окном. — Может, мы не переживем завтрашнего дня. Но если только кто-нибудь не поспеет выстроит нового каменного голема прежде, чем христианское войско вступит в Карфаген, все кончилось. Дикие Машины не смогут использовать тебя. Не дотянутся.

Фарис опустила голову на руки. Короткая серебряная челка свалилась на лоб. Она сдавленно проговорила:

— Мне все равно, как это было сделано. Мне жаль твоего друга. Я знала только его голос. Но все равно я благодарю Бога.

Она выпрямилась. Знакомое лицо в желтом свете фонаря было залито слезами, неуместными на этом лице, как вода на клинке.

«Я хотела сама сказать тебе об этом, — поняла Аш. — Я должна была сама увидеть, как ты осознаешь, что теперь у Флориан нет ни малейшей причины убивать тебя и множество разумных причин сохранить тебе жизнь».

— Тебе ничего не грозит, — сказала Аш и повторила для Виоланты и Аделизы: — Вам ничего не грозит.

Девочка непонимающе уставилась на нее. Аделиза, успокоившись, подхватила крыску и принялась ласкать.

— Ну, я говорю — ничего не грозит, понятно, если не считать войны. — Аш ехидно ухмыльнулась.

— Если не считать войны, — эхом отозвалась Фарис. Она улыбалась. — Кончилось. Господи. Я только еще не поняла, почему ты носишь мое лицо?

— Мне оно больше идет!

Фарис рассмеялась и как будто удивилась собственному смеху.

Холодный отчетливый хор голосов в сознании Аш произнес:

— ЛИЦО — НИЧТО, ПОРОДА — ВСЕ.

Аш автоматически выругалась и застыла. К горлу подкатила судорожная тошнота, покачнувшись, она выговорила:

— Нет.

— ТАЙНА ВЫВЕДЕНИЯ НУЖНОЙ ПОРОДЫ — ЭТО ВСЕ.

— Нет! — голос сорвался на жалобный визг.

— НЕКОТОРЫЕ ОБЛАДАЮТ НУЖНЫМИ КАЧЕСТВАМИ, ДРУГИЕ — НЕТ.

— Годфри!

Ничего.

В опустевшем сознании звучат лишь голоса Диких Машин, подобно рокотанию дальнего грома — сперва приглушенно, теперь явственно:

— …НЕКОТОРЫЕ ЛИШЕНЫ ИХ, А НЕКОТОРЫЕ НАДЕЛЕНЫ В БОЛЬШЕЙ СТЕПЕНИ.

«Он не сделал этого? Нет. Нет, я же почувствовала. Я чувствовала, как умирает машина. Значит, он уничтожил не все?..

Аш поняла, что Фарис трясет ее за руку, с тревогой вглядываясь в лицо.

— Что ты говоришь? — повторяла визиготка. — С кем?

В голове Аш звучали голоса Диких Машин:

— ФАРИС НЕ ГОДИЛАСЬ…

— …ОНА НЕ МОГЛА ОБХОДИТЬСЯ БЕЗ MACHINA REI MILITARIS…