Молодая женщина вскинула полные слез глаза:

— Нет!

— Ах ты, подстилка рваная, не смей говорить со мной как…

— Ладно, — Аш мотнула головой, останавливая Петро. Тот неохотно попятился. Аш чувствовала на себе взгляды своих офицеров, видела, как стиснули мертвые виски пальцы Маргарет. На руках и на подоле у нее засохла кровь.

«Не намного раньше его зарубили…»

Она через плечо окликнула Ансельма:

— Надо проверить, пытали его или нет, — «Мог он сказать под пыткой что-нибудь важное?» Потом, мягче, обратилась к женщине: — Оставь его.

Взгляд Маргарет стал пустым и холодным.

— Ради Христа, это же чья-то голова.

— Я знаю, что это такое.

В полном миланском панцире на корточки не присядешь. Аш опустилась рядом с ней на одно колено.

— Не надо скандалить. Не заставляй Петро отсылать тебя к провосту. Делай, что сказано.

— Нет… — Маргарет Шмидт опустила взгляд на посиневшее, окровавленное лицо, в котором еще можно было узнать черты англичанина Джона Прайса. Судя по голосу, она едва сдерживала подступившую к горлу тошноту. — Нет, вы не понимаете, у меня чья-то голова. Я видела, как она упала… думала, камень…

Последний раз, когда Аш внимательно смотрела в лицо Джона Прайса, его украшал белый полумесяц. Тогда, на Оксонской дороге, это обветренное, покрасневшее от выпивки лицо выражало веселую самоуверенность. Ничего общего с тем куском негодного мяса, что лежал сейчас в подоле у женщины .

Аш заставила себя подпустить в голос циничной насмешки.

— Это тебе не нравится? Так дисциплинарные меры Герена аб Моргана еще хуже, можешь мне поверить.

Слезы выплеснулись из глаз Маргарет, промывая светлые полоски по замурзанному лицу.

— Что же это делается? Это же безумие! Вы там разгуливаете по стенам, только и дожидаясь, пока они явятся, чтоб можно было подраться, а теперь они нас здесь заперли!.. — она поймала взгляд Аш. — Вам же хочется драться! В самом деле, хочется! А я… это чья-то голова, это же человек…

Аш медленно поднялась на ноги. Петро и арбалетчиками уже развернули сверток с постелью одного из солдат и, растянув за четыре угла, нагрузили. С провисшей середины одеяла капала кровь.

— Его не допрашивали, — крикнул ей Анжелотти. — Сразу убили, мадонна. Копьем в живот.

— Поезжайте, — скомандовала Аш. — В укрытие.

Анжелотти пришпорил коня. Ансельм, склонившись с седла, что-то сказал Гвильхельму, который стоял, держа под уздцы мерина Аш. Та снова обернулась к Маргарет Шмидт.

«И чего я с ней вожусь? Тоже мне, канонир недоделанный!

Да, но она из нашего отряда…»

Аш заговорила громко, чтобы быть услышанной за топотом подков:

— Разве ты раньше не видела мертвецов?

Во взгляде Маргарет появилось что-то непонятное для Аш. Презрение, догадалась она. «Отвыкла я видеть презрение во взглядах — по крайней мере, направленных на меня».

— Я работала в борделе, — с горечью напомнила женщина. — Иногда, чтобы войти в дом, приходилось перешагивать через труп с перерезанной глоткой. Но тут не воришку прирезали, и не пьяная ссора — они убили человека, которого даже не знали!

Аш чувствовала, как натянулась кожа под стальной броней в ожидании падения нового снаряда.

Стараясь, чтобы голос от напряжения не сорвался на визг, она проговорила:

— Я вычеркну тебя из списков отряда. Но прежде ты возьмешь эту голову и передашь своему сержанту. Потом делай, что хочешь.

— Я ухожу сейчас же!

— Нет, не уходишь. Сперва сделаешь, что тебе сказано.

Маргарет Шмидт осторожно опустила отрубленную голову на мокрую землю, придержала за свалявшиеся волосы.

— Я, когда первый раз увидела тебя в Базеле, приняла за мужчину. Ты и есть мужчина. Все это тебя не трогает, да? Ты не знаешь, каково просто жить в этом городе… не знаешь, чего боятся женщины… только и думаешь о своем отряде; если бы я была не из отряда, ты бы и времени на меня тратить не стала, что бы я там ни делала! Исполняй приказ, только об этом и думаешь!

Аш потерла лицо, тихо объяснила, не забывая следить за небом:

— Ты права. Меня не касалось бы, что ты делаешь, если бы я не видела тебя на стене, в ливрее отряда, и если бы ты не была новичком — уже отправилась бы к мессиру Моргану, только пяточки бы замелькали. А так — делай, что сказано. Потому что, если ты откажешься исполнять приказ, могут отказаться и другие.

— А я-то считала матушку Астрид тираном и сукой!

Это прозвучало театрально, но от того не менее искренне, и в иной ситуации Аш могла бы улыбнуться.

— Легко назвать кого-то тираном. Труднее держать в повиновении людей с оружием.

Светловолосая женщина хрипло вздохнула:

— Вы, с вашими солдатами. Вас заперли в городе! А здесь семьи живут. Беззащитные женщины, мужчины, которые за всю жизнь не брали в руки оружия — они тоже не могут драться! И еще священники!

Аш моргнула.

Маргарет Шмидт закашлялась, вытерла губы ладонью и ошеломленно уставилась на нее, оставив голову Джона Прайса , которая перекатилась щекой к булыжнику.

Глаза затягивала голубоватая пленка.

Аш вспомнила сильную руку Джона Прайса, разворачивающую ее в залитом лунным светом кустарнике к огням визиготских костров. У нее перехватило дыхание. «Роберт был прав: вот когда по-настоящему паршиво…»

Ворона, встопорщив черные перья, приземлилась в трех ярдах от них и боком начала подбираться к отрубленной голове. Маргарет подняла голову и взвизгнула, зарыдала в открытую, как маленький ребенок. Ей не больше шестнадцати, вдруг сообразила Аш.

— Я не хочу здесь быть! Зачем только сюда притащилась! Лучше бы осталась у сестер… — слезы ручьем текли у нее по щекам. — Не понимаю, почему было не уйти раньше! А теперь уже не выбраться! Мы все здесь умрем!

У Аш в горле стоял комок, говорить она не могла. На секунду страх сжал грудь и на глаза навернулись слезы. Она быстро огляделась: отрядное знамя уже приближалось к нетронутым обстрелом зданиям, и даже Гильхельм, державший ее коня, стоял поодаль и не мог их слышать.

— Мы не умрем.

«Надеюсь…»

Маргарет, с умытым слезами лицом, потянулась к валявшейся на камнях голове и, вздрогнув, отдернула пальцы.

— Ты! Это ты виновата, что он мертв!

Аш шуганула ворону. Птица отскочила, расправив крылья, перелетела на невысокий холмик камней и оттуда следила за людьми, кося черным глазом.

— Ну, хватит, — сказала Аш, и увидела, как разинула рот девчонка, пораженная новым тоном в ее голосе. — Бери голову и неси. Все боятся. Все и каждый в Дижоне. Но здесь мы в большей безопасности — и все твои лавочники, крестьяне и священники в том числе.

— Надолго ли?

«На десять минут? Десять дней? Месяцев?»

Аш осторожно ответила:

— Пищи у нас хватит на много недель.

Маргарет повесила голову, а Аш вдруг подумала: «Она права. Я скажу это ей… или Рикарду, если его одолеет страх. Но я не стала бы тратить слов на тех, кто даже с луком или с арбалетом не управится. Не стала бы возиться. И кто я после этого?»

— Никому не хочется драться, — сказала она, пытаясь заглянуть Маргарет в лицо. — Просто, чем торчать на стене, подставляя себя ядрам, лучше уж сойтись в рукопашную… — увидев взгляд женщины, Аш поспешно добавила: — Честно говоря, не намного лучше.

Женщина то ли всхлипнула, то ли хихикнула, поднялась с колен и завернула голову Джона Прайса в край короткой юбки.

— И лучше, чем за деньги валяться с мужиками, — Маргарет Шмидт оторвала взгляд от того, что лежало у нее в подоле и запустила в ворону обломком кирпича. Птица отлетела подальше. — Хотя не намного лучше. Простите, леди, капитан Аш. Как вы думаете, мне обязательно уходить из отряда?

Аш с отчаянием вздохнула: «Вот и еще одна вообразила, что я знаю ответы на все вопросы! Хотя, почему бы ей так и не думать? Разве я не старалась изо всех сил внушить именно эту мысль?»

— Я… поговорю с Петро. Если ты ему подходишь, можешь оставаться.

Аш смотрела на женщину, которая, осторожно поддерживая подол, повернулась вслед своему копью.