– Что это за чудные пташки? – спросил восхищенный Новицкий.

– Это арапонга[26], – объяснил Смуга. – Мало о них известно, потому что они очень пугливые и живут в верхних этажах леса. Вот уже их и нет!

Арапонга стаей снялись с деревьев и пропали в чаще. Смуга с Новицким возобновили развешивание гамаков.

– Прежде, чем отдохнуть, неплохо бы немного перекусить. В кишках музыка гремит, – вздохнул Новицкий. – Ты говорил, у тебя есть вяленая рыба…

– Есть-то есть, но лучше бы нам не тратить наши и так скромные запасы, – вздохнул Смуга. – В джунглях надо следовать примеру местных жителей, они хорошо приспособились к здешним условиям.

– Золотые слова! – согласился Новицкий. – С волками жить, по-волчьи выть.

– Ну, тогда не побрезгуй индейским лакомством. Думаю, мы найдем его здесь столько, сколько душа пожелает.

– Небось, страшная гадость, но ты ведь знаешь, я без капризов, – сказал Новицкий. – Это ведь ты тогда кривился на масато, а я бы сейчас с таким удовольствием его глотнул.

– Раз так, поищем в кладовке, – сказал Смуга, обстукивая гниющие стволы повалившихся деревьев.

– Мы что, труху будем есть? – насторожился Новицкий.

– Нет, конечно, – успокоил его Смуга. – Ну-ка, дай мне нож.

Он склонился над толстым мшистым стволом. Вырезал широкую полосу коры и оторвал ее от ствола, в стволе показались сотни выдолбленных отверстий. Из одного отверстия он вытащил толстую личинку кремового цвета, сильно напоминающую шелкопряда. Оторвал ей голову и, бросив взгляд на друга, подставил рот под текущую из личинки беловатую, довольно густую жидкость. Облизал языком липкие губы и поощрил Новицкого:

– Давай, капитан, не бойся, угощайся смело!

– Я вижу, ты хочешь меня попотчевать червями, – сказал Новицкий. – В Азии один китаец угощал меня пиявками в сахаре, так в Америке для разнообразия можно попробовать червей. И как же они называются?

– Это личинки коро. Обитают в гниющих стволах некоторых видов деревьев. Отверстия проделывают как раз они, – объяснил Смуга. – Довольно вкусно, попробуй!

Новицкий, не торопясь вытащил из отверстия большую толстую личинку, прикрыв глаза, проглотил необычное «лакомство». И тут же нахмуренное лицо его прояснилось, он живо возобновил охоту.

– Ну, капитан, что скажешь? – лукаво спросил его Смуга.

– Ничего, неплохая закуска. По вкусу похожа на молоко из кокосового ореха, а густотой и нежностью напоминают топленое масло. А питательный, паразит, и в животе у меня перестало урчать.

– Индейцы почитают коро весьма питательным деликатесом и прежде всего предназначают его вождям и старикам, – объяснил Смуга.

– В каждой стране свои обычаи, – поучающим тоном произнес Новицкий.

– Знаю, что в джунглях дикари едят все, что только двигается в земле, по земле и в воздухе. Термитов, муравьев, саранчу, всяких ползучих гадов, даже вшей. Но уж никак не думал, что я сам буду есть червей.

– Что ж, эти бедняки считают, что любой дар божий – все на пользу, сказал Смуга. – Самый большой враг человека – голод.

– Конечно, конечно, но считать червя лакомством? Не хотел бы я услышать, что сказал бы мой папаша там, на Повислье, если б ему подсунули этот индейский деликатес, а ведь мои старики, да и я тоже, бедные. А по мне, так нет ничего лучше, чем хорошая свиная отбивная, с кислой капустой, а пить – так ямайский ром!

– Да, уж, представляю, что бы он сказал! – развеселился Смуга. – Ну, пора отдохнуть. Когда солнце немного склонится к западу, надо будет отправляться в путь. Но прежде я тебе расскажу, что случилось, когда я перед побегом пошел за вещами.

– Я как раз хотел об этом спросить, – ответил Новицкий. – Ты давай рассказывай, как это ты заполучил кольты и золото, а я тем временем глотну еще немного червяков.

Смуга посмотрел, размышляя, затем начал:

– Как ты знаешь, кампы позволяли мне передвигаться среди развалин. Времени мне хватало, так что мне удалось проникнуть в такие тайны древнего города, какие не известны и кампам.

– Ты имеешь в виду разные потайные переходы? – вставил Новицкий.

– Не только это, капитан!

Заинтересованный Новицкий прекратил охоту на личинок и воскликнул:

– Вот это да! Что ты там вынюхал?

– В укрытых подземельях я обнаружил гробницы инков и сокровищницу, в ней они спрятали все, что им удалось спасти от грабителей – испанцев.

Новицкий оцепенел, на лице его рисовалось громадное внутреннее напряжение. Наконец, приглушенным голосом он спросил:

– Ты говорил об этом нашим ребятам?

– Только Томеку, я показал ему гробницы и сокровищницу.

– И что он? Что он сказал?

– Сказал, что на этих сокровищах тяготеет кровь убитых инков. Он и сам не хотел взять из них ни малейшей крохи, и решил, что мы не скажем никому о моем открытии.

Новицкий так и просиял, растрогался:

– Дорогой мальчик! Ни минуты не сомневаюсь, что он мог только так поступить. Я-то хорошо его знаю.

– Сознаюсь, и я был не меньше тебя уверен, – произнес Смуга.

– Так какого черта ты показывал ему эти сокровища?

– Видишь ли, Томек признался, что ты велел продать подаренную тебе махарани яхту, чтобы раздобыть деньги и выручить меня. Я-то знал, что для тебя яхта значила, вот и…

– Братец, да как ты мог? – обиделся Новицкий. – Да я для тебя дал бы голову отрубить, а ты говоришь о какой-то яхте! И если ты потому дал мне горсть золота, а сам брать его там не хотел, и Томек тоже, так я сейчас выброшу его, и дело с концом!

Порывисто он вытащил из кармана узелок и стал его развязывать. Глаза Смуги подозрительно заблестели, голос предательски задрожал:

– Подожди минуточку! А теперь я тебя спрошу: как ты можешь думать, что я нарушил наше с Томеком решение?

– Так ведь ты взял золото! – воскликнул Новицкий.

– Ничего я не взял! – энергично возразил Смуга. – В том-то и дело, что не взял.

– Ничего не понимаю. Так откуда оно у тебя?

– Мне подарил его потомок инков.

– Кто, сто дохлых китов, тебе подарил?

– Спокойно, капитан, спокойно! – произнес Смуга. – Ни за что не догадаешься.

– Кто? – Новицкий потерял уже всякое терпение.

– Супруг твоей поклонницы, жрец Онари.

Новицкий в ошеломлении смотрел на друга и не скоро снова подал голос:

– Жрец? Невозможно поверить! Как это было?

Смуга рассказал, что произошло, когда он пошел к своему тайнику. Слушая его, Новицкий даже пару раз ущипнул себя, чтобы удостовериться, что это все не сон. Когда Смуга закончил, Новицкий сказал:

– Значит, даже тебя Онари поразил своим поведением. Я тогда заметил, что ты возвратился сам не свой. Да, он, этот дикарь, поразил нас обоих. Мало кто из белых людей отважился бы на такое. И никогда больше я не назову его дикарем. Так эта оставленная для нас лодка – тоже его рук дело?

– Никакого сомнения, – подтвердил Смуга. – Агуа действовала с согласия мужа. Они оба возвратили тебе долг благодарности. И как теперь ты относишься к этому золоту?

Новицкий пренебрежительно махнул рукой:

– Да плевать мне на него! Онари ведь тебе его отдал, ты и переживай. Я рад только тому, что сам заработал. Мой дорогой папаша часто говорил, что от денег у людей бывает худо в головах.

– Я поделился с тобой тайной, которую мы с Томеком, ради этих несчастных индейцев, решили никому не доверять. Теперь ее знают трое.

– А, твои слова влетели мне в одно ухо, а из другого вылетели. Уже ничего не помню, не беспокойся. Ну, давай все же немного поспим.

Они развесили гамаки между пальмами, что пониже, дорожные мешки положили себе под головы и, держа штуцеры под рукой, улеглись спать.

Простодушный Новицкий, сама беззаботность, уснул сразу, как закрыл глаза. Но то был не глубокий, приносящий забвение и отдохновение, сон, а скорее чуткая дремота, свойственная привыкшим к опасности людям. Вот и сейчас, после необыкновенного повествования Смуги приснились ему Агуа и ее загадочный муж. Пригожая индианка настаивала, чтобы Новицкий взял ее с собой, а Онари стоял рядом, бросая на них зловещие взгляды. Новицкий изворачивался, как мог, жалко ему было Агуа. Он уж вроде решился поддаться на ее просьбы, как вдруг неизвестно откуда взялся Томек и, подмигивая приятелю, нашептывал: «Бери ее с собой, Тадек! Женись на ней, она будет подсовывать тебе питательных червей. Ты ведь любишь хорошо поесть!» Жрец тем временем щелкнул пальцами и в его ладони появилась длинная, как солитер, личинка. Он держал ее за хвост, а на другом ее конце виднелась головка с лицом Агуа. Личинка выгибалась к Новицкому, шепча: «Съешь меня, съешь». Уже почти касалась его рта… Агуа вскрикнула и… Новицкий проснулся, открыл глаза.