— Скажите, д’агнар Душегуб, — я вдруг преисполнилась неподдельного интереса, — как же вы собираетесь провернуть свою аферу? Хорошо, меня вы можете застрелить с расстояния, это самое простое, но как вы собираетесь подстроить самоубийство диара? Что он по вашему плану должен сделать? Пустить себе пулю в висок? В сердце? Повеситься? Отравиться? Отравление тут вовсе не подходит. Яд его сиятельство с собой в карманах не носит, и вместо леденцов его не потребляет. Остается нож или пуля, потому что повесить его вам не удастся без борьбы. Если же оглушите, то останется след, который покажет, что Аристану помогли умереть. Тоже самое и с ножом, и с пулей. Чтобы убить его с одного раза, вам непременно нужно будет приблизиться, а дядюшка уже обнаружил немалую силу… Ах, Эйнор, совсем забыла спросить, вы сами будете нас убивать? Или же кому-то доверите столь ответственное дело? Лучше сами. Во-первых, удовлетворение вашего самолюбия, а во-вторых, вы ведь говорили, что лучший результат достигается только при самоличном участии. Ведь так?

Младший Альдис одарил меня испепеляющим взглядом и отвернулся. Я же была преисполнена энтузиазма и исследовательского интереса.

— Дорогой племянник, — сладким голосом позвала я, уподобляясь своему похитителю, ни один раз именовавшему меня тетушкой, — у меня есть животрепещущий вопрос. — Эйн все-таки посмотрел на меня. — Раз вы решили стать палачом, я хочу знать подробности своей казни. Это будет происходить здесь? На этом самом месте? Или подле очага? Я хочу быть подготовлена. В конце концов, меня будут осматривать, а диара и в посмертии обязана быть безупречной. — Я поднялась на ноги. — Мой мальчик, давайте отрепетируем. Моя поза должна быть изящна. Ну не могу же я умереть с задранными на скамейку ногами…

— Да замолчите вы! — выкрикнул Эйнор. — Вы меньше, чем за час утомили меня на всю оставшуюся жизнь. Как дядя с вами уживается?

— Я милая, — нагло заявила я. — И непосредственная. А еще забавна до умиления. Вы и сами бы в меня влюбились, если бы не обстоятельства.

— Я уже сильно в этом сомневаюсь, — проворчал младший Альдис.

— Ах, вот вы какой, — я скорчила обиженную мину. — Вам еще и на слово не стоит верить. И как же мне теперь готовиться к смерти, коли вы…

— Молча! — рявкнул Эйнор. — Можете молиться, мне все равно.

— А вы совершенно правы, — деловито кивнула я. — Молитва очищает душу и преисполняет благодати. Не желаете ко мне присоединиться? Вам бы не помешало. — Ответом мне стал очередной испепеляющий взгляд. — Ну как знаете. Тогда я помолюсь и за вас. — Я прочистила горло, прижала руки к груди и патетично воззвала: — Мать Покровительница! Не оставь меня и моих домочадцев своей милостью при жизни и после смерти. Ты же видишь, что мы стали жертвами черной злобы. Если же ты допустишь злодеяние, то накажи нашего убийцу, Эйнора Альдиса. Пусть его тело сгниет заживо, покроется зловонными язвами. Пусть они пожрут его плоть до кости. Пусть во рту его заведутся червяки и сожрут его лживый язык. Пусть его глазные яблоки лопнут и потекут вместо слез по щекам. Пусть его зубы раскрошатся, пальцы скрючатся, ноги откажутся носить его по земле, а мужская сила покинет его навсегда уже завтра, чтобы злодей не мог плодиться и размножаться. Пусть его волосы вылезут, и дамы будут плеваться при виде его плеши. Пусть станет он посмешищем, и какой-нибудь бродяга пробьет ему лысую голову камнем из жалости и отвращения. И тогда душу его пусть заберет Проклятый Дух на свои смрадные гнилые болота и там издевается над ним так, чтобы другие отверженные души вздыхали с облегчением, что не им досталось такое наказание. И пусть…

— Довольно! — заорал младший Альдис. — Я лично пущу вам пулю в лоб!

— А до этого лично не собирались? — живо обернулась я к нему. — Боитесь?

— Проклятье, — прорычал негодяй, схватил пальто и выбежал из домика, оставив меня наедине с собой.

Я проводила его взглядом, и как только дверь закрылась, тяжело опустилась на скамью и закрыла лицо ладонями, прошептав уже искренне:

— Помоги нам, Богиня. Не допусти злодеяния…

Весь мой кураж испарился в одно мгновение. Всё было серьезно, и Эйн не собирался просто пугать меня, или впустую угрожать моему мужу. Радовало лишь одно: я сбила с мерзавца его спесь и самодовольство. Как же резво он бежал от меня с перекошенным лицом, будто и не сидел недавно, вальяжно раскинувшись на стуле. Эйнор Альдис чувствовал свое превосходство, он был уверен в том, что его задумка удастся, и я это видела ясно.

Впрочем, надежда на то, что все обернется злым и унизительным розыгрышем все-таки еще оставалась. Вдруг Эйнор просто желает насладиться дядюшкиными страданиями, когда мерзавец будет угрожать мне, или выдумывая очередную красочную ложь? Ведь, по сути, что такого он мне рассказал? Скомпрометировал двух женщин, одну из которых я не выдам, а со второй просто не хочу связываться. Хотя… Если бы дело только в попытке выставить меня изменницей, но ведь речь шла о наследстве, и если подобные речи дойдут до государя, вряд ли он найдет остроумной задумку убийства своего диара. Нет, Эйнор не лгал и не пугал. Он и вправду хочет разделаться с дядей и его женой, но как же я могу помешать ему?

Взгляд упал на дверь. Мой похититель не закрыл дверь, когда выбежал на улицу. Однако он мог находиться снаружи. И всё же… И всё же лучшей возможности у меня может не быть. При Эйне я не успею добежать до двери, как он меня схватит. Значит, нужно использовать возможность покинуть это ужасное место. И если мне удастся добраться до какого-нибудь жилья, я могу поднять тревогу, и люди поспешат на помощь Аристану. А может я смогу перехватить диара в дороге…

— Мать Покровительница, помоги, — прошептала я и поспешила к окошку, чтобы увидеть, что твориться за дверями.

Окон в доме было два, и я подошла к обоим. Насколько я видела, перед дверью никого не было, как и на удалении от нее. Выдохнув, высунула нос на улицу, снова огляделась и юркнула за порог, осторожно прикрыв за собой дверь. Вперед бежать было рискованно, слишком открытое пространство. Обойти дом? Но если там есть кто-то, то меня тут же схватят. Поджав губы, я прислушалась к звукам, но ничего не уловила, кроме шороха ветра в ветвях деревьях, росших неподалеку. Решившись, я сорвалась с места и бросилась через открытое место к деревьям, надеясь затеряться за ними.

Уже достигнув старой сосны, я обернулась, но меня никто не преследовал. Вдохновившись удачей, я поспешила углубиться в лес. Однако вскоре остановилась, подумав, что так я вовсе могу заплутать, этих мест я не знала. И тогда я не только не спасу мужа, но и сама сгину, или же попаду в лапы диких зверей. Ничего этого мне не хотелось, и повернула назад, решив, что стоит приглядеться, куда ведут следы колес кареты. Хвала Богине, снег вчера падал снова и так и не растаял.

Возвращалась я едва дыша, то и дело останавливаясь и прислушиваясь, не слышно ли криков, не похрустывает ли снег под быстрыми шагами преследователей. Но сердце мое стучало так отчаянно, что я мало что слышала за его ударами. Подкравшись к деревьям, стоявшим ближе всех к дому, пригляделась и рассмотрела следы копыт и колес. Облегченно выдохнув, я двинулась параллельно им, продолжая прятаться за деревьями.

Вскоре я уже не видела домика, мои похитители тоже не появились, и я немного осмелела, решив еще чуть-чуть приблизиться к следам кареты. Мне удалось продвинуться еще немного вперед, когда позади меня хрустнула ветка. Я порывисто обернулась и охнула, глядя на незнакомого худощавого молодого мужчину. Он неприятно улыбнулся, я взвизгнула и, подобрав подол, бросилась к дороге, что было во мне сил и прыти.

Наперерез мне выскочил проклятый Эйнор Альдис, крепко ухватил за локоть и дернул на себя.

— Далеко собрались, тетушка? — со злорадной ухмылкой спросил он.

Я отчаянно задергалась, пытаясь вырваться из рук моего похитителя. Однако силы наши были не равны, и я только трепыхалась, не преуспев в деле своего освобождения. Придя в сильнейшее негодование от разочарования и страха, я со всей силы наступила ему на ногу каблуком своего сапожка. Эйнор взвыл, наконец, ослабив хватку. Я пнула его теперь по голени и кинулась в сторону, но тут же попала в руки второго преследователя. От ярости и безысходности, я наотмашь ударила его по лицу, затем еще раз, а после… после и вовсе, словно дикая кошка, вцепилась в щеки скрюченными пальцами, оставляя на них следы своих ногтей.