— Ларси?! — потрясенно вскрикнула я. — Но как…
Младший Альдис откинул голову назад и расхохотался.
— Наивная душа, витающая в облаках своего слепого счастья! — воскликнул мужчина. — Причину ее дурного настроения угадать было несложно, особенно, когда умеешь слушать. Очередная пустышка с амбициями. Я встретил ее в Кольберне. Несколько комплиментов, пристальный взгляд, чуть дольше положенного задержанная рука в моей руке, и из нее уже можно было вить веревки. Пока муж Ларси служил на благо диарата, а дети сидели под присмотром няньки, эта ветреная агнара нежилась в моих объятьях в том самом охотничьем домике. Мерзкая дамочка, должен признать. Столько гадостей о вас говорила. Признаться, даже меня коробило от ее желчи и зависти. Пока Ларси молчит и слухов распускать не будет, иначе придется сознаться, что она делала в охотничьем домике, но следствие развяжет ей язык.
— Какой же вы… — выдохнула я, чувствуя, как кровь приливает к щекам от гнева.
— О, да, я хорош, — снова рассмеялся племянник моего мужа, и карета вдруг остановилась. Эйнор выглянул в окно и уже деловит сказал: — Ну вот и приехали.
— Куда? — хмуро спросила я.
— На место встречи с судьбой, — ответил младший Альдис. — Выходим.
— Не пойду, — мотнула я головой.
— У вас нет выхода. Если будет нужно, я выволоку вас силой, — без тени прежней улыбки ответил мерзавец. — Вы были умницей всю дорогу, Флоретта, не стоит менять своего поведения сейчас. Если не станете упрямиться, я не буду груб с вами. В конце концов, подумайте о своем ребенке.
Я некоторое время смотрела на лицемера, наконец, не выдержала и расхохоталась в полный голос. Впрочем, из кареты я выходила самостоятельно, решив рассмотреть всё в подробностях, а после искать выход. Если я буду разумно вести себя, возможно, меня нигде не запрут, и тогда есть шанс выбраться из ловушки раньше, чем Аристан объявится здесь.
Глава 20
Я вновь оказалась в небольшом лесном доме, но в отличие от охотничьего домика диара, место было явно заброшенным, и младший Альдис решил его использовать для своих мерзких целей именно по этой причине. Однако огонь в очаге все-таки был разведен, и дом неплохо прогрелся к нашему появлению. Это навело на мысли, что помогает Эйнору не только мужчина, правивший каретой, но и еще кто-то. Слишком ярко пылал огонь, когда мы вошли в дверь, чтобы допустить, что его разожгли перед тем, как отправились за мной.
Мой похититель уверенно прошел к столу, сбросил на него свою шляпу, до того лежавшую на сиденье в карете, следом полетели перчатки, пальто небрежно упало на спинку стула, а сам молодой человек уселся, закинув ногу на ногу и сделал гостеприимный жест рукой.
— Располагайтесь, дорогая. Ожидание займет у нас некоторое время, вы устанете стоять и испепелять меня взглядом.
— Судя по вашим замыслам, належаться я еще успею, — мрачно ответила я и прошла к скамейке, стоявшей у противоположной стены.
Эйнор хмыкнул и скрестил руки на груди, рассматривая меня. Я отвернулась от него, взглянула в сторону окна и судорожно вздохнула, вдруг вспомнив о пирожных, которые готовил для меня наш кондитер. Должно быть, они уже лежат на тарелочке из тонкого фарфора, донышко которого украшает милая пасторальная картинка, изображавшая веселую розовощекую пастушку с двумя овечками. И сливки на пирожном такие же пушистые, как нарисованная шерсть овечек. От чувства несправедливости, что мои пирожные ожидают меня во дворце диара, а я нахожусь в каком-то убогом домишке, на глаза навернулись слезы. А следом пришли раздражение и злость на своего похитителя. Отчаянно захотелось швырнуть в него чем-нибудь, но под рукой ничего подходящего не оказалось, и я просто скрипнула зубами.
— Флоретта, вы плачете? — донесся до меня голос младшего Альдиса, и накал моего гнева увеличился в несколько раз. — Вам страшно?
Порывисто обернувшись в его сторону, я сузила глаза и с минуту глубоко дышала, пытаясь взять себя в руки.
— Вы злитесь на меня, — продолжил Эйнор. — Я понимаю. Но поверьте, на вас я не держу зла…
И тут я вскочила на ноги, словно подброшенная пружиной. Поклонилась, едва ли не до земли и протянула отвратительнейшим писклявым голосом:
— Благодарю покорнейше, ваше мерзейшество. Вы чрезвычайно великодушны.
Мой похититель заметно опешил от моей клоунады. Меня же продолжило распирать, и, сорвавшись с места, я закружила по небольшой комнатке, совершенно не зная, как выплеснуть свою ярость. Ничего дельного на глаза так и не попалось, но языке вертелись ругательства Эггера, и мне до смерти хотелось их обрушить на голову своего похитителя, но воспитание не позволяло сделать это даже от злости.
Набегавшись, я упала на прежнее место и шумно выдохнула.
— Вы странно себя ведете, — сказал Эйнор, сидевший в неподвижности всё то время, пока я наворачивала круги по домику.
— А не пойти ли вам… — ответила я, закончив фразу одним из излюбленных оборотов Эггера, все-таки сорвавшимся с моего языка. Так наш старый привратник обычно посылал бродяг, забредавших в папенькино поместье. — А еще…
Эту витиеватую фразу, которую я ни за что не возьмусь повторить, Эггер употреблял совсем редко по причине ее скабрезности и нашего с Арти присутствия, но сейчас бранная тирада лилась из меня с особым удовольствием, оставляя после себя чувство невероятного облегчения. А когда я выдохлась и закончила, Эйнор остался сидеть с неприлично открытым ртом. И только спустя полминуты закрыл его и покачал головой:
— Неожиданно, — отметил младший Альдис. — Где вы набрались этой гадости?
— Я с вами не разговариваю, — буркнула я и отвернулась от него, гордо задрав нос.
— Да вы вроде уже всё сказали, — несколько рассеянно ответил негодяй. — Тут и добавить нечего.
Я была с этим в корне не согласна, для Эйнора Альдиса у меня имелись еще фразочки от Эггера, припасенные с самого детства, но распыляться перед ним я не посчитала нужным, потому осталась сидеть, полная чувства собственного достоинства. Однако и это долго не продлилось. Вскоре я вновь захлюпала носом, теперь от жалости к себе. Из груди вырывались надрывные вздохи, и младший Альдис, следивший за переменами моего настроения, заерзал на стуле.
— Флоретта, — позвал он.
— Что? — истерично отозвалась я, не оборачиваясь.
— У вас есть платок?
— Если бы я знала, что меня собираются похищать, я бы подготовилась лучше, — ядовито ответила я. — Впрочем, вы можете меня отпустить за платком. Вы ведь такой благородный.
Молодой человек поднялся со своего места и подошел ко мне, протягивая свой платок.
— Держите, он чистый, — без всякой враждебности произнес Эйнор.
— Сами стирали? — съехидничала я. — В ручье, небось? — и добавила совсем уж язвительно. — Хозяюшка.
— Прекратите паясничать, — проворчал младший Альдис. — Вам это совершенно не идет.
— Скажите, пожалуйста, каков эстет, — воскликнула я, все-таки рывком отнимая платок и промакивая слезы. — Я бы про вас тоже никогда не подумала, что вы негодяй и убийца.
— Не зарывайтесь, — с легкой угрозой произнес мой похититель.
— А мне есть еще чего опасаться? — с прежней язвительной интонацией вопросила я. — Вы собираетесь убить меня, мое дитя и моего мужа. Что еще хуже этого вы можете со мной сделать? Связать? Истязать? Снасильничать? Ах, нет, я же невзрачна и в этом смысле для вас интереса не представляю. Хвала Богине, что я уродилась столь безыскусной! — не без патетики воскликнула я. — Впрочем, связать и истязать вы меня не можете, иначе это оставит ненужные следы, и тогда весь ваш замысел пойдет прахом. А раз ничего страшней смерти вы мне обещать не можете, то сидите и слушайте.
— Фло, вы начинаете меня раздражать, — с недовольством уведомил меня Эйнор.
— Ах, какая досада! — воскликнула я. — Прошу простить меня великодушно! И как это я своего убийцу осмелилась ввести в раздражение? Позор на мою голову!
Младший Альдис стремительно вернулся на прежнее место, уселся на стул и сердито взглянул на меня. Я же вдруг ощутила новый прилив сил и собственную безнаказанность, и это было упоительное чувство. А чего мне было опасаться кроме смерти? Впрочем, в собственную кончину не верилось совершенно, сколько бы об этом не говорил Эйнор. Как же можно взять и поверить, что вскоре тебя не станет? Как возможно представить этот мир без своего присутствия? Такого просто не могло быть! Затаенный страх совсем растворился в неверии, но уверенность в том, что ничего ужасного мой пленитель мне не сделает, окончательно окрепла.