Агнара Кетдил сжала мою руку и прошептала, сверкая глазами:

— Он восхитителен, ой, — женщина залилась румянцем. — Простите, ваше сиятельство. Я всего лишь воздала должное решительности его сиятельства.

— Я понимаю, — сдержано улыбнулась я и высвободила свою руку. — Я сама не устаю восторгаться своим супругом. Идемте.

Мы вернулись в карету, а вышли из нее на другом конце города, где нас уже поджидал младший Альдис, закончивший с делами, которые ему поручил дядя. Он приветливо махнул рукой Арису, после первым подошел к карете, помогая дамам выйти. Руку Карли Эйнор задержал в своей руке чуть дольше положенного, и девушка зарделась впервые за весь день. Диар, заметив немую сцену, усмехнулся и подал мне руку.

— Где мы? — спросила я, рассматривая ужасную зеленую дверь.

— Дом старости, — ответил супруг. — Мы уже увидели, насколько в Кольберне не уважают детство, теперь поглядим, как относятся к старости.

Он снова обернулся, поглядел на племянника и тихо произнес:

— Если это не очередная его авантюра, то можно только порадоваться за мальчишку.

Я подняла взгляд на Аристана. О его недоверии Эйну я знала, не так давно мы разговаривали о младшем Альдисе. Диар взял его под свое покровительство, когда шесть лет назад умер кузен — отец Эйнора. Д’агнара Берситта Альдис — мать Эйна, не выждав до конца положенный срок траура, объявила, что ей требуется исцелить душу, и умчалась на один из горных курортов. Семнадцатилетнего сына она оставила дома, как «главу семьи», не особо озаботившись тем, что Эйнор, не знавший ни в чем ранее отказа, мало приспособлен для управления своим наследством.

Дядя, которому на тот момент исполнилось двадцать восемь лет, взялся помочь племяннику. Аристан забрал молодого человека в Рейстен, представил ко двору, некоторое время следил за ним, но вскоре Эйнор нырнул со всем отчаянием молодости в водоворот столичной жизни, забыв и о делах, и о наставлениях дядюшки. Теперь управляющий поместьем и остальными землями младшего Альдиса, списывался со старшим, и у того, помимо дел диарата, за которыми он следил через своих поверенных из столицы, прибавились и дела племянника. К тому же Эйнор успел сыскать себе приключений. Аристан не рассказывал, как набедокурил племянник, но по собственному выражению супруга он «порой едва сдерживался, чтобы не взять хлыст и не отходить им проходимца». В конечном итоге, дядя и племянник разругались в прах. Очередное письмо управляющего поместьем покойного кузена, Аристан перенаправил к его нынешнему хозяину и скинул со своей шеи ярмо. Было время, когда и самому Эйну было отказано от дома дядюшки, пока он не возьмется за ум.

Немного повзрослев и хлебнув лиха, младший Альдис пришел к старшему с повинной. К тому времени что сын, что его матушка, которая видела свое дитя за шесть лет всего пару раз, успели промотать часть наследства, полученного от мужа и родителя. Аристан снова приблизил к себе племянника, помог выправить положение дел. Однако дух авантюризма так и не давал Эйну покоя, и отношения с дядей вновь стали прохладными.

— За последнее время, что Эйн живет у нас, мне не в чем его упрекнуть, — сказал мой муж. — И все же я слишком хорошо знаю своего племянника и его неугомонный характер. Буду приглядывать за ним и дальше. Если почувствую подвох, без промедления отправлю в Рейстен. Пусть живет, как хочет.

О том, что произошло между мной и младшим Альдисом после моего падения в гроте, я супругу рассказывать не стала. Во-первых, Эйнор больше не допускал вольностей, во-вторых, он действительно казался увлеченным Карлиной Кетдил, ну а в-третьих, вносить между родственниками еще больше раздора мне не хотелось. Впрочем, младший Альдис со дня, когда он сказал о своих намерениях в отношении Карли, вел себя сдержанно. Выполнял дядины поручения без недовольства. Два раза навещал поместье Кетдил. Казалось, в нем появилась серьезность, которой я раньше не замечала.

Вот и сейчас Эйнор развлекал дам, окруживших его, однако без излюбленных шуток на грани дозволенного. Не пытался поддеть дядю, со мной держал расстояние, не допуская фамильярности. Это не могло не радовать.

— Ваше сиятельство?! — восклицание, принадлежавшее смотрителю данного заведения, было наполнено недоумением, словно он никак не мог поверить, что видит диара собственными глазами.

— Не похож? — усмехнулся Аристан.

— Так неожиданно… — засуетился смотритель. — Что вы желали?

Диар насмешливо изломил бровь, и мужчина окончательно стушевался, пробормотав:

— Простите…

— Показывайте свое заведование, — велел ему мой супруг. — Мы хотим увидеть, в каком состоянии у вас содержатся постояльцы.

— Так у них все хорошо! — воскликнул смотритель, истово закивав головой.

— Вот и проверим, — прохладно ответил его сиятельство. — Показывайте.

Дом старости не произвел такого удручающего впечатления, как приют, не угнетал, как больница, да и запах здесь стоял не столь удушающий, как в ночлежке, однако и здесь, даже при первом беглом осмотре, Аристан сделал вывод, что не все выделяемые деньги тратятся на нужды обитателей заведения. Как и дети, старики сами следили за чистотой в своих комнатах и в коридорах. Кормили их трижды в день, но однообразно.

Не хватало сиделок. Несмотря на выделенные на них деньги, смотритель уверял, что средств не хватает, и старики присматривают друг за другом. Однако запах мочи и нечистот из некоторых комнат был слишком показателен. Стоит заметить, что к лежачим постояльцам, и тем, кто передвигался с трудом, смотритель пытался нас не пустить. Провел по чистым комнаткам, показал кладовую, про которую один лысый старичок, ткнув в смотрителя узловатым пальцем, сказал:

— Его это закрома. Свое показывает, пройдоха.

Закончилось всё тем, что диар сурово свел брови и, попросив нас заткнуть уши, отчеканил:

— В камере сгнить хочешь, мерзавец? Для тюремных крыс отъедался?

— Н-нет, — затрясся смотритель.

— Все показывайте, — уже спокойно и сухо велел его сиятельство.

После этого мы прошлись по всем помещениям, и Аристан велел составить список необходимого, как и во всех прочих местах. Смотритель кивал, утирая пот, но на этом диар не закончил. Он приблизился вплотную к мужчине, ухватил его за ворот рубахи и приподнял вверх.

— Я за тобой лично следить буду, — тихо, но очень пугающе, сказал мой супруг. — Малейшая провинность, и камера распахнет перед тобой дверь. — Затем отпустил и брезгливо отряхнул руки, вновь перейдя на спокойный тон. — Я был услышан, инар?

— Д…д…да, — наконец, жарко кивнул смотритель.

— Список необходимого завтра должен лежать на моем столе в управе. Собственные надобности не путать с надобностями заведения. Меня интересуют последние.

— Разумеется, ваше сиятельство, — теперь в глазах смотрителя застыла смесь священного ужаса и такого же восторга.

Скажу честно, смотритель Дома старости мне не понравился совершенно.

— Возможно, стоит заменить…

— Стоит, — прервал меня супруг. — Как только сыщется более подходящий человек, этого смотрителя отправлю на все четыре стороны… Взбесил, скотина! Простите, — пробормотал диар и повел меня к карете.

С того дня минуло полторы недели. За это время, конечно, радикальных перемен не произошло, но наказание настигло виновных. Имущество директрисы приюта было конфисковано. Часть денег ушли приюту, часть казне диарата. Однако этого не хватило, чтобы полностью покрыть, наложенные диаром на недобросовестную инару, штрафы. И она отправилась на исправительные работы, доход от которых перечислялся в фонд «Добродетель», уже получивший свое начало, но еще официально не открытый. Открытие фонда должно было состояться в день моего рождения.

Смотритель столовой для бедных и обездоленных так и не покинул тюремной камеры. Там он ожидал суда, где должна была решиться его участь. Но имущество казнокрада уже было конфисковано. Столовую передали новому смотрителю, вдохновившемуся примером своего предшественника. При нашем последнем визите, в котором меня сопровождали агнары Тагнилс и Бьярти, новый смотритель с гордостью вручил нам отчет о потраченных суммах и предъявил полные кладовые. После показал котлы, в которых бурлила похлебка, источавшая приятный запах. И во время раздачи мы имели удовольствие наблюдать посетителей, с аппетитом поглощавших приготовленный для них ужин.