— Минутку, сейчас я ее позову.

Тиффани засовывает изуродованные туфли под кровать за миг до того, как к нам заглядывает мама.

— Солнышко, это Террела, — говорит она, протягивая мне трубку.

— Спасибо, — говорю я. — Алло.

Я стараюсь, чтобы голос звучал нормально, но он все равно какой-то визгливый.

— Привет, — говорит Террела. — Ты уже показала Тиффани туфли?

— М-м… да, — говорю я.

— И как?

— Не очень, — отвечаю я, бессовестно преуменьшая масштаб случившегося примерно в миллион раз.

— Почему? Что случилось? — спрашивает Террела.

— Э-э… — я слышу, как мама в коридоре сметает пыль с книжных полок у моей двери, и перехожу на речь задом наперед. — Перекусила немного Тиффани собака.

— Да мне-то какое дело до ее перекусов, — говорит Террела.

Я слышу, что мама ушла дальше по коридору.

— Собаки много чего едят. Иногда, например, туфли… — шепчу я.

На мгновение в трубке воцаряется молчание — Террела пытается понять, о чем я говорю. Затем она издает пронзительный вопль, от которого у меня едва не лопаются барабанные перепонки. Я отвожу трубку подальше от уха.

— Эта глупая собака слопалатуфли мисс Камиллы Фримен? — кричит Террела.

Я стараюсь говорить как можно спокойнее.

— Совершенно верно.

— Что же ты теперь будешь делать? — орет она.

— Интересный вопрос, — отвечаю я. — Есть предложения?

На том конце телефона наступает тишина.

Видимо, предложений у Террелы нет.

— Ой-ей-ей-ей-ей! — говорит она. — Вот это вляпались, так вляпались!

— Спасибо, я в курсе, — говорю я и падаю на кровать. Тиффани сидит на полу и смотрит в никуда — так она сидит уже два часа. Никогда еще я не видела, чтобы она сидела на полу. Террела шумно вздыхает в телефон.

— Так, слушай, мне надо подумать. Я тебе перезвоню.

Я вешаю трубку.

Тиффани вопросительно смотрит на меня.

— Это моя подруга Террела. Иногда она придумывает отличные решения, если что-нибудь случается, — говорю я.

Тиффани качает головой. Карие глаза смотрят грустно.

— Тут уж ничего не исправишь, — говорит она.

Как ни неприятно это признавать, но, похоже, она права.

Террела не перезванивает. Утром в понедельник я ловлю ее в школьном коридоре.

— Извини, — мнется она, — я так ничего и не придумала. Ничегошеньки!

Она очень смущается — наверное, потому, что впервые в жизни не сумела найти выход из ситуации.

Моя последняя надежда тает, как дым на ветру.

— Ну, ладно, — отвечаю я.

— Может, она не сразу заметит, — говорит Террела. — Может, мы еще что-нибудь придумаем.

Я киваю и бреду по коридору к своему классу. Я прекрасно понимаю, что разоблачение — лишь вопрос времени.

Во вторник я прихожу в школу «Щелкунчик» довольно рано. Все тело у меня чешется, как при крапивнице. В животе бурчит, как при дизентерии. Голова болит, как при малярии. Я пытаюсь понять: что, теперь так будет все время, пока меня не поймают?

К туалетам на первом этаже стоит очередь, поэтому я поднимаюсь на третий. В кабинете мисс Деббэ я вижу саму мисс Деббэ и мистера Лестера.

— В субботу они были на месте. Я знаю наверняка! — говорит мисс Деббэ. Французский акцент у нее становится сильнее, чем обычно. — А теперь… вот, погляди!

Я слышу шорох папиросной бумаги. Я помню, как шуршит именно эта бумага. Я подкрадываюсь к двери кабинета и заглядываю внутрь. Да, резная деревянная шкатулка стоит на столе, а мисс Деббэ перебирает бумагу так, словно надеется, что туфли завалились куда-нибудь в уголок.

Мистер Лестер наклоняется вперед, чтобы рассмотреть ящик стола.

— Ты уверена, что они не выпали сами по себе? В столе их нет?

— Разумеется, в столе их нет! — говорит мисс Деббэ. — Пуанты мисс Камиллы Фримен! Кто, кто мог это сделать?

Мистер Лестер шагает туда-сюда по комнате. Я чуть отступаю назад, чтобы меня не заметили.

— В субботу после занятий в школе были только маляры. Они работали оба выходных, но я точно помню, что твой кабинет был заперт.

— Не может этого быть — ведь пуанты исчезли! — говорит мисс Деббэ. — Немедленно позвони этим малярам!

— Успокойся, мама, — говорит мистер Лестер. — Ну откуда им знать про туфли? Может быть, виноват кто-нибудь из учениц?

Мисс Деббэ выпрямляется во весь рост и гневно глядит на сына.

— Мои девочки на такое не способны! Они знают, как я дорожу этими туфельками. Они знают, что они значат для меня. Нет, туфли взял кто-то из маляров.

Желудок у меня ухает вниз.

Мистер Лестер вздыхает.

— Ну ладно, позвоню их начальнику и спрошу.

— Нет, не спросишь, а сообщишь ему об инциденте. Я хочу получить туфельки назад! — говорит мисс Деббэ. — И пусть они уволят того, кто их украл!

Мое сердце замирает и перестает биться. (На самом деле, конечно, оно бьется, не то я бы упала замертво. Хотя лучше упасть замертво, чем делать то, что я вот-вот собираюсь сделать.) В жизни бывают очень-очень плохие вещи, а бывают — еще хуже. То, что я стащила туфли и не уберегла их — это очень-очень плохо. Но если какого-то неповинного маляра выгонят с работы за мои грехи, это будет еще хуже. Ноги сами несут меня вперед, и я вхожу в кабинет чуть ли не раньше, чем понимаю, что со мной происходит.

— Бренда, — хмурится мистер Лестер, — что случилось?

Я делаю глубокий вдох.

— Это я взяла туфли, — говорю я.

Они смотрят на меня с недоверием.

— Ты? — спрашивает мисс Деббэ, ничего не понимая. — Но… но ты же такая славная девочка. Такая умная. Зачем тебе понадобились эти туфли?

— Я хотела показать их своей двоюродной сестре, — говорю я. — И собиралась положить их на место.

Мистер Лестер и мисс Деббэ молчат. Лучше бы они на мена накричали, или вызвали полицию, или еще что-нибудь такое сделали. Под их взглядами я чувствую себя последней преступницей.

— Где же туфли сейчас? — спрашивает мистер Лестер.

— Дома, — говорю я, не упоминая о том плачевном состоянии, в котором они находятся.

Выражение лица мисс Деббэ смягчается.

— Иди сюда, Бренда, — говорит она.

Я с опаской подхожу к столу. Может, она хочет меня ударить? К счастью, леди драться не пристало, а в школе «Щелкунчик» все очень хотят быть настоящими леди. Нет, мисс Деббэ просто берет мою руку в обе ладони. Руки у нее теплые. Я смотрю вниз, на ее унизанные кольцами узловатые пальцы.

— Кажется, я понимаю, зачем ты это сделала, — мягко говорит она. — Прикоснуться к этим туфелькам — это все равно что прикоснуться к гению, правда? Эти туфельки — символ того, что труд может превозмочь самые большие препятствия. Вот почему они так вдохновляют меня. Я думаю, что и для тебя они служат источником вдохновения, и ты просто хотела приблизиться к этому источнику хотя бы ненадолго.

Я молчу, хотя в животе у меня все переворачивается, словно в трюме угодившего в шторм корабля. К чему она клонит?

Мисс Деббэ продолжает:

— Ты дурно поступила, взяв эти туфли, Бренда. Ты ведь это понимаешь?

Я с готовностью киваю.

— Но ведь даже лучшие из нас временами бывают не в силах противиться искушению. Вот я, к примеру, вчера съела кусок шоколадного торта. А ля мод, — она прикрывает глаза и слегка покачивает головой, а затем продолжает: — Поэтому мы поступим так. Если в субботу ты вернешь туфельки, я никому ничего не расскажу. Это будет наш секрет.

Она отпускает мою руку, хотя я по-прежнему ощущаю нажим ее колец.

— Но… — начинаю я.

Мисс Деббэ не дает мне договорить.

— А вот если ты не принесешь туфельки в субботу, я вынуждена буду поговорить с твоей матерью. Ты меня поняла?

У меня слабеют ноги. В ушах грохочет кровь. Стены вокруг покачиваются. Мама будет вне себя. Она меня убьет. Мне никогда больше не позволят ходить в «Щелкунчик», а где я тогда буду встречаться со всеми своими подругами? Я представляю, каково будет сидеть по вторникам и субботам дома и знать, что они все здесь, а я нет.