— Командир.! — начал тигрид раболепно.

Бам! Чвяк! Квадратный столб выскочил из пола словно живой и одним махом размазал хищника о потолок! Расплющенное, с вывернутыми конечностями тело плюхнулось на пол, словно кровавая клякса! Другие две задрожали, с ужасом наблюдая за останками командира, по которым ни один, даже самый близкий родственник ни в жизнь не сможет его опознать.

— Я тебе не командир, отброс, — проговорил медведьид, и взгляд его голубых бездушных глаз упал на волка рядом с кровавым месивом, — Что тут произошло?

— Они… они напали, когда мы…

Фьють! Порыв ветра и одно резкое движение белого волка! Он не встал, положение его не сменилось, сталь не сверкнула, не отлетела от стены, как если бы он метнул нож. Но из тонкого, глубокого, до самого позвоночника разреза на горле врунишки полилась река крови! Он даже хрипеть не мог, голова его закинулась назад, держась на одном позвоночнике.

— Ложь… — сказал белый волк.

Взгляд чёрного медведя упал на последнего живого надзирателя, и он вновь задал вопрос:

— Что тут произошло?

Лев часто дышал, судорожно, нервно, глаза его округлились от шока.

— Мы… хотели забрать зайчих, тр**нуть их! — выпалил он как на духу, — Не успели закрыть дверь…

«Ха… Вряд ли бы вам это помогло!» — сквозь боль усмехнулся я.

— Значит, вы хотели совокупиться с детьми Наиры, травоядными-невольниками. Вы осознанно отринули свою природу, саму свою суть, — он говорил спокойно, но с каждым словом боль становилась всё невыносимее, — И более того, пять хищников, надзирателей, пали от рук трёх… зайцев.

— О-о-они напали внезапно! Этот будто обезумел! — оправдывался он.

— Внезапно? Напали внезапно? Находясь за решёткой? Видя, как вы забираете их женщин ради развлечения? — моё сердце сдавило, теперь его голос, казалось, звучал в самой подкорке сознания. — Как же низко вы пали… Рождённые хищниками, выбравшиеся из утробы матери, вы более не имели права на слабость. Но вы, ведомые низменным желанием, обличили себя позором, не только порочной связью, но и куда большей — предательством своей сути…

— Прост.!

Закончить он не успел, длинный каменный шип вышел из его глазницы, пробив череп сзади. Он свалился на пол, растекаясь лужей крови.

Медведьид прошёлся пошёл по коридору, не утруждаясь переступать через трупы, его лапы в тёмных, обитых пластинами сапогах равнодушно давили остатки надзирателей. Он мазнул взглядом по Герху, что не унимался, рычал и дёргался!

— Удивительно. Тебе стоило родиться с клыками, — сказал он ему. — Тогда ты бы стал весьма полезен Дигору, — и продолжил путь.

Его шаги гулко отражались от стен, эхом разносились по коридору. Но затихли, стоило ему поравняться со мной, отделённым решёткой.

«Что ещё? Просто уйди! Не надо и меня ввязывать в это дерьмо!» — желал я, но осознавал, что тут диктует условия он.

— Ещё один, очень странный заяц, — проговорил он, и неожиданно боль стала утихать. — Взгляни на меня.

Я вывернул голову и впился в его глаза, без угрозы, ха! Будто бы я мог её представлять!

— Твой взгляд. Не такой, каким должен быть.

Я молчал, не знал, что сказать. И могу ли я вообще раскрывать рот.

— Любой другой смотрел бы мне на ноги, — неожиданно сказал он, но было поздно что-то менять. — А ты без страха смотришь прямо в глаза.

— Страх? — спросил я сам не зная зачем. — Откуда страх в загонном звере?

— Верно. Но и отчаянья в них нет. Желание жить. Даже вера в то, что ты не умрёшь, вот что я вижу.

— Любая тварь желает жить, — прошипел я.

— Тварь, взращённая в неволе, не знающая свободы, проживающая день за днём в бесконечном страхе смерти и повиновении. Не обученная самой концепции власти над собой, не знающая ценность жизни и её смысла, — он говорил всё тише, боль почти утихла, но сердце сдавливало.

«Зачем он это говорит? — подумал я, судорожно ища ответ. — Разве подобному существу стоит задумываться о помыслах жука?»

Но он продолжил:

— Выйдя на арену, ты ринулся в бой. С доблестью, храбростью не загнанного зверя, а воина.

«Он меня хвалит или что?»

— Это… просто невозможно для такого существа, как ты.

— Видимо, есть вещи, непонятные даже высшим… тварям, — сказал я и прикусил язык: «Заткнись! Марк! Закрой пасть!»

— Хм… И вот опять.

— Да отстань ты от него! — раздался голос Фиро со стороны зайцев.

Подручные медведя тут же вскочили, с неимоверной скоростью настигли его и уже держали клинки около опалённой шеи.

— А твой шавки весьма резки, не думаешь? — спросил леопардит, беззаботно отчекрыживший пробку во фляжке. — Я тут, главное, за горяченьким отходил, а вы без меня такое устроили! Хоть подождали бы!

— Фиро. Как же тут без тебя, — сказал медведь и пошёл навстречу.

Я не мог понять их отношения, голос его оставался всё так же ровен. Но был жутко рад, что наш диалог закончился.

— Дартис. Как же тут без меня! — вторил ему Фиро.

— Я думал, ты уже покончил с собой от позора. Это было бы самое доблестное, что ты ещё можешь сделать в своей никчёмной жизни.

Похоже, отношения у них не очень.

— Как это всё? Я могу ещё повторно надрать тебе зад! — выплюнул Фиро, — Не болит рука?

Значит, эти ожоги… ясно.

— А твоя, мерзкий еретик, не болит?

— Ой! Не беспокойся! Я уже к ней привык!

— А привык ли ты засыпать, слыша крики своих товарищей?

— Ну что ты! Нет, конечно! — ответил пылко Фиро, — Но ведь и ты мучаешься от кошмаров, осознавая, что как бы ни был силён, никогда не достигнешь меня? Ха! Да ты никогда не будешь равен любому хищнику! Сын Ивара Всеядного!

— Я мог бы раздавить тебя сейчас, как букашку. — проговорил Дартис.

— И высвободил бы Агниса! Ух, веселуха была бы!

«Агниса? Лжебога, что оставил эти шрамы и дал силу огня? — подумал я, — Значит, его можно высвободить? Убив Фиро?»

— Думаешь, я поверю тебе, как все остальные? — спросил медведьид.

— А ты проверь, — сказал Фиро и шагнул навстречу, клинки коснулись его шеи, но не причинили вреда, их отвели в стороны, — И, может, мы наконец-то узнаем, кто сильнее. Даже с печатью я надеру твой пушистый зад! — бросил он и отхлебнул из фляги, стоя прямо напротив, в радиусе удара.

Но Дартис молчал. Дышал спокойно, глубоко, словно раздумывал, пытался понять — блефует ли он. Но не мог прийти к решению. Вместо этого он обошёл его и направился по коридору, а два волка за ним.

Только бросил напоследок:

— Приберись тут, надзиратель!

— А тебе удачи в лизании тигриного ануса! — ответил Фиро, — Хе-хе, у**ок!

Камни втянулись в потолок и пол. Зайцы распластались на камне. Где-то сбоку, дрожа, сидели зайчихи, не способные шевельнуться, скованные страхом. Только одна, с большим животом, встала на дрожащих ногах и подошла к громиле. Тот приподнялся, я чувствовал, интуитивно понимал, что он всё ещё полнится яростью. Но она обняла его, и его плечи опустились.

— Какие нежности! — сказал Фиро, — Поднимайте попки, расправляйте хвостики! Вы переезжаете!

«Всё вот так просто закончиться? — подумал я, — Погибло восемь надзирателей, пять из которых убили зайцы».

Громила поцеловал зайчиху в лоб, они встали. Золотоглазый и короткоухий довольно скалились. И казалось, это первая настоящая победа.

Щёлк! Я увидел ухмылку Фиро и как его пальцы высекли искру.

А следом весь коридор, всё пространство осветило яркое пламя, поглощающее зайчиху, из-за которой погибло восемь надзирателей. Ради которой эти трое рисковали жизнью.

И первая победа.

Обернулась жесточайшим поражением.

Горкой пепла и обугленных костей.

Миновала ночь, нас перевели в другую камеру и выставили десяток охранников, не отходивших часами даже поссать. Как минимум один был непростым надзирателем, я это чувствовал. Вообще, с того момента, как энергия вновь заструилась по каналам, я не только ощущал себя лучше, но и мир вокруг изменился, точнее, для меня. Теперь мне куда проще было подмечать мельчайшие детали и даже чувствовать течение энергии в других. Впрочем, когда я решил спросить об этом Черныша, он пренебрежительно бросил: «Не знаю…» Может, действительно обиделся…