Но Маккоя волновала следующая неизбежная стадия развития конфликта. Уже сказывался психологический эффект оккупации, справляться с которым едва ли представлялось возможным. Лидеров гемотов парализовало прекращение связи друг с другом, и доктор подозревал, что нервные срывы в этой связи не заставят себя ждать. Но более всего он боялся массового голода среди треллисанцев, который был неминуем. Их мир слишком сильно зависел от моря, а отсутствие его даров могло стать самым сильным ударом в этой войне.

До того, как доктор осознал всю серьезность проблемы, он однажды взорвался.

– Так чего же вы сидите сложа руки, черт побери?! Прямо сейчас начните создавать программы интенсивного земледелия. Начните бомбардировки силонских позиций. Начните воевать, наконец! Нельзя же все время отступать, а потом просто вымереть!

Но треллисанцам ничего не оставалось делать. А порой казалось, что они и не хотят ничего предпринять. Служба, созданная Маккоем, оставалась единственным действующим органом жизнеобеспечения на этой планете. Но вовсе не организационные проблемы причиняли головную боль врачу, скорее, она была вызвана самой природой треллисанцев: пассивной, изнеженной, ранимой и гипертрофированно человечной, причем до такой степени, что они предпочли бы страдать сами, нежели причинить какое-либо беспокойство своему врагу.

Война двух миров, если слово «война» употребимо при полном отсутствии сопротивления со стороны треллисанцев, мучительно напоминала Маккою то время, когда Джеймс Кирк был расщеплен надвое из-за неисправности транспортатора. Одна его половина стала волком, тем зверем, который сидит в каждом из нас еще с незапамятных времен, аморальным, стремящимся только к удовлетворению своих инстинктов. Второе же существо воплощало лучшую часть человека, то, что Спок называл «положительной стороной», но оно не могло принимать решения, особенно, если они были жесткими и волевыми. Вместе они составляли восхитительный облик капитана Джеймса Тибериуса Кирка, но по отдельности были обречены на гибель, и умерли бы, если б не своевременная починка транспортатора. Треллисанцы и силоны представлялись ему двумя частями единого целого: одно общество слишком гуманное, второе – бесчеловечное. И, возможно, оба они были обречены, если не произойдет их объединение. Силон уничтожит Треллисан, а тот, в свою очередь, погибнет при нашествии клингонов.

Маккой вздохнул, сложил руки на стол и прилег на них передохнуть. Под внешностью циника скрывался настоящий романтик, но в настоящее время цинизм казался более предпочтительным и оправданным. Или, скорее, пессимизм. «Объединение через уничтожение, – успел подумать он и тут же отключился. – Если попробовать убедить треллисанцев и силонов…» Сон его был полон взрывов и крови.

Далеко от берега, окруженные тихими водами залитого луной океана, трое мужчин в рыбацкой лодке напряженно ждали кровавой развязки своего путешествия. Им уже удалось отплыть незамеченными, и, несмотря на мрачные предсказания Спока, силоны их пока еще не подбили. На весла намотали тряпки, чтобы смягчить звук и сбить с толку компьютеры и отслеживающие устройства неприятеля. Друг с другом они почти не говорили, и те немногие слова, что были все же произнесены, казались едва уловимым шепотом бриза.

Теперь они перестали грести и уже несколько минут просидели совершенно молча. Спок положил трикодер себе на колени, и, как это было уже несколько раз со времени их отправки, опустил эхолот вниз.

– Ну? – прошептал Кирк. – Что-нибудь слышно?

– Да, капитан. Прежние данные указывали на то, что под нами края какой-то платформы, а сейчас мы находимся как раз над ее центром. Возможно, на такой глубине показания неточны, но насыщенность живых особей и механики здесь очевидна.

Кирку казалось, что он почти слышал невнятное бормотание друга: «Надо же!». Его собственная эйфория усилилась.

– Давай-ка сбросим эту штуковину за борт, – прошептал он, указывая на ящик.

Все трое подняли то, что принес Годор и, несмотря на сильный крен лодки, тихо опустили ящик к самой поверхности воды и разжали пальцы. Послышался слабый всплеск, и груз, мягко опускаясь, вскоре исчез из виду.

– Пошли! – приказал Кирк.

Они тут же налегли на весла, в то время как Годор нервно всматривался в океан, ожидая немедленного появления силонов. Если бы все рыбаки были сейчас здесь, как на то рассчитывал Кирк, они смогли бы набрать значительную скорость, но сейчас лодка двигалась мучительно медленно, словно в агонии.

Сумасшедшей силы взрывная волна подбросила их суденышко вверх. Кирк и Спок отлетели со своих мест на корму, а Годор тотчас упал в воду. Он старался удержаться на поверхности, но при этом лицо его исказил ужас, а рот открылся в немом крике.

Кирк мгновенно оценил обстановку и без промедления нырнул в воду. Он подплыл к Годору, все еще издававшему вопли отчаяния и глядевшему на Кирка в слепом страхе, заставлявшем его отбиваться от подоспевшей подмоги. Командир схватил его за одежду левой рукой и в то же время правой со всего размаха ударил раба в челюсть. Глаза Годора закатились, а тело обмякло. Держа его за волосы, Джеймс дотянулся до борта. Спок принял их на борт.

– Капитан, я бы рекомендовал прибавить оборотов, – сказал Спок, невозмутимо взяв весло в руки.

Кирк бросил на него удивленный взгляд, но промолчал, взял свое весло и, не проронив ни слова, начал бешено грести. Он думал о том, что нечастые попытки Спока шутить всегда приходились на неурочное время, будто вулканец хотел показать людям свое полное безразличие к трудностям.

Море за лодкой вздулось гигантским куполом, побелело, а потом разорвалось фонтаном брызг. Он поднялся высоко в небо и обрушился на людей неистовым ливнем, почти смывая их за борт. Мелкие куски металла градом посыпались на поверхность океана, оставляя за собой бесчисленные пузыри. Что-то отдаленно напоминавшее человеческую руку с шумом шлепнулось на колени Кирка. Со Смесью отвращения и интереса он поднял эту вещь и внимательно ее рассмотрел.

– Перепонки! – заметил он. – Мы достигли своей цели.

Неожиданно наполнившее его отвращение заставило немедленно вышвырнуть руку за борт и снова взяться за весла.

– Давай убираться отсюда подальше, Спок, – сказал он сквозь стиснутые зубы.

Раба звали Спенрид. Друзья принесли его к Маккою с небольшой раной в ноге, от которой, впрочем, пошло заражение, и поэтому передвигаться ему приходилось с помощью двух человек. К тому же он бредил. Даже без обследования было ясно, что скоро он умрет. Маккой уже заметил, что рабов, в основном, не лечили, за исключением тех редких случаев, когда заменить больного было некем. Гораздо легче позволить рабу погибнуть. Доктор не уставал себя спрашивать: «На той ли стороне мы воюем? Не думаю, чтобы силоны были более жестокими».

Весть о том, что Маккой лечит рабов, вскоре разлетелась по тем тайным каналам связи, которые существуют между угнетенными любой планеты. Все больше и больше рабов потянулось в его клинику, неся на себе своих раненых товарищей. Обычно ими занимался он сам, оставляя тех, кто рабами не был, на попечение своих треллисанских коллег. Но долго так продолжаться не могло: по мере распространения новости приток больных становился все больше. В конце концов, существовала реальная угроза того, что ассистенты в ужасе разбегутся, если он попросит их о помощи.

Маккой понимал последствия таких действий и поэтому быстро проводил рабов, принесших Спенрида, в маленькую операционную, где их никто не побеспокоит. Раньше в этой комнате располагался склад. Двое рабов помогли уложить больного на стол, и затем врач достал гипоспрей. Спенрид немедленно отключился. Шумно дыша, Маккой стал прочищать рану. Рабы стояли рядом со столом, и один из них побледнел. Второй с интересом наблюдал за действиями врача. К нему-то и обратился Леонард:

– Смотри внимательно. Может, ты станешь первым врачом Треллисана, лечащим рабов.

Тот в ответ улыбнулся и кивнул.