Тьен рассчитывал, что Люк увидит в конце «процедуры» слабую вспышку. Для ребенка, чей мир четыре года назад накрыла тьма, это станет лучиком надежды, настоящей радостью, которую шеар хотел разделить с ним. Но теперь, из-за преждевременного выхода на сцену, приходилось уступить это счастье Лузу-Раймонду и возвращаться к Софи.
— Готовы, юноша? — спросил Этьен у раздевшегося и стыдливо прикрывшегося ладонями подростка. Воздух превратил голос мужчины в голос оставшегося за дверью актера, а интонации он вполне успешно скопировал. — Позвольте, помогу вам забраться в воду.
Люка он старался не рассматривать — больно. Так больно, что логика пасует перед чувствами, и сам начинаешь верить в свою причастность ко всему, случившемуся с мальчишкой.
— Осторожно, вот так. Плечи должны быть покрыты водой. Задержите дыхание…
Лавандовая вода слабо замерцала, когда шеар опустил в нее руки, зачерпнул в ладони живого света и пролил Люку на лицо.
Трудно было удержаться, чтобы не сделать все сразу. Вернуть здоровье пораженным болезнью органам, смыть оставленные оспой отметины, оживить тусклые глаза… Но он переборол себя: никаких чудес, только постепенное лечение. Потом, когда Софи и Люк все о нем узнают, они догадаются, но пока им проще принять правдивую ложь, а не сказочную правду.
— Проследите за ним, — попросил Тьен, вернувшись к Лузу. — Поможете выбраться из ванной. Полотенца в шкафу. После усадите к аппарату, как я вам показывал.
Темный коридор вывел к запасному ходу. Шеар дошел до двери, взялся за ручку, но открывать не стал — перенесся огненным сполохом в пустой двор, где оставил автомобиль.
Софи и Клер топтались у крыльца.
— Простите, нужно было отлучиться, — извинился, выйдя из авто, Этьен.
Цветочница равнодушно передернула плечами:
— Мог и не возвращаться. Я же говорила, ждать не нужно.
— Нужно-нужно! — перебила сестру Клер. — Тут ни лавочек нет, ничего! У меня уже ноги устали туда-сюда ходить… Можно в машине посидеть?
Мужчина распахнул перед ней заднюю дверцу, но девочка не спешила забраться внутрь.
— А за рулем можно? — для проформы смущаясь, спросила она.
— Можно.
Обернулся к Софи.
— Долго ждать? — спросил, словно не знал. — Тут есть одно местечко — напитки, мороженое.
— Мороженое! — радостно воскликнула Клер, но сникла под взглядом сестры.
— Мы побудем здесь. Ты нам очень помог, спасибо. Но дальше сами справимся. А тебя ждут, наверное.
Тьен сказал бы, что никто его не ждет, но это было бы неправдой. Ждали. Отец, свита. Но что с того, если за девять лет никто из них не стал ему ближе, чем девочка, рядом с которой он прожил всего три месяца? Если никому из них он так и не решился открыть свою большую маленькую тайну?
— Я не спешу, — произнес он уверенно.
Софи было не до него, Тьен понимал это, но находиться с ней рядом, пытаться говорить о чем-то, не получая в ответ ни слова, ни взгляда, чувствуя себя чужим и ненужным, было невыносимо. Потому он отлучился, купил бутылку газированной воды и мороженое для Клер.
— Вы точно не ухажер? — хитро поинтересовалась малышка, разворачивая обертку. — А то похоже.
Захотелось узнать, много ли мужчин баловали девчушку подарками и сладостями в надежде снискать расположение ее сестры и сколько из них преуспели в этом деле.
Возможно, он спросил бы, но отвлекла вспышка — та, которую увидел Люк. Яркая молния на мгновение прорезавшая многолетнюю тьму. А следом — взволнованный стук сердца, воздух, комом ставший в груди, не сорвавшийся с губ крик… Вместо радости — горе от того, что вокруг опять чернота.
«Спокойно, напарник. Дыши ровнее. Вот так. Ты молодец»
По дороге домой, когда Софи устроилась на заднем сидении вместе с детьми, Тьен посматривал в зеркало и прислушивался к взволнованному разговору.
— Я бы мог возить Люка к доктору, если ты не против, — прежде чем проститься, предложил он девушке.
— Не нужно, — она покачала головой, не глядя ему в глаза. — Нико будет его возить. Думаю, хозяйка не станет возражать.
— Ну, тогда…
Он не знал, что тогда, но продолжать не пришлось.
— Вы так и не сказали, как вас зовут, — вмешалась в разговор Клер.
— Тьен, — ответил он, опуская привычную отговорку.
— А вы хотите компота?
— Клер, — Софи укоризненно покачала головой. — Тьену уже пора. Мы и так его задержали.
— Всего лишь стакан компота! — не сдавалась девочка. — Я сама варила. Из черной и красной смородины.
— Я, пожалуй, попробовал бы, — сказал шеар, чтобы не обижать малышку.
В квартиру его не пригласили, и он остался ждать на лестничной площадке.
Софи, не прощаясь, скрылась в комнатах, Люк зашел еще раньше, а Клер забежала внутрь и через минутку появилась на пороге со стаканом, до краев наполненным напитком насыщено-красного цвета.
— Очень вкусный, вам понравится! — прокричала она, но отдавать стакан не торопилась. Подманила мужчину пальцем и шепотом спросила: — Хотите остаться на ужин?
Он кивнул.
Девочка бегло оглянулась, не стоит ли за спиной строгая сестра, и вдруг, без предупреждения, выплеснула на Тьена содержимое стакана.
— Ой! Я нечаянно! — заголосила тут же. — Простите меня, пожалуйста!
На крики выбежала Софи. Уже готовилась накинуться на него за то, что обидел драгоценного ребенка, но, увидев пустой стакан в руках сестры и расплывающееся по белой рубашке и светло-бежевым брюкам мужчины кровавое пятно, схватилась за голову.
— Я нечаянно, — продолжала лепетать Клер. — О порожек споткнулась.
— Ничего страшного, — в искреннем смущении пытался уверить Тьен. — Нужно промокнуть чем-нибудь.
— Пятно останется! — как о пожизненном увечье сокрушалась маленькая плутовка. — Это же смородина! Надо застирать! Я сейчас! Я сама! Я все сделаю!
— Ты уже сделала, — опомнившись от испуга, мрачно проговорила Софи.
Девушка втянула мнущегося на площадке шеара в квартиру и захлопнула дверь.
— Раздевайся.
В жизни у Софи случалось всякое. Но таких дней, чтобы и волнения, и надежда, и радость, и тревога — все сразу, вперемешку и много, таких дней у нее давно не было. Лет девять уже.
Тогда тоже все шло кувырком от одного слова, мысли путались с чувствами, и желания сбывались самым неожиданным образом.
Лишь на миг подумалось, что вот бы он остался, — и смотрите-ка, что вышло.
— Раздевайся, — велела она облитому компотом мужчине.
Не могла же она оставить его за дверью после того, как он выручил их сегодня?
— Нужно застирать и на балконе развесить! — Клер путалась под ногами. — Солнышко еще не село, и ветерок хороший: за часик протряхнет, за два просохнет.
— Иди к себе, я разберусь. А ты почитай лучше, — спровадив сестру, принялась за гостя: — Ванная там. Пятен не останется, не беспокойся.
Прошла вперед, включила свет в облицованной гладкой плиткой комнатке, открыла воду и вышла, едва не столкнувшись с Тьеном в дверном проеме.
Вернулась через пару минут, отыскав в шкафу старые мужские брюки и рубашку. Постучала.
— Вот, тебе должно подойти. Надень, пока я твои вещи постираю.
Взгляд скользнул по обнаженному торсу, от загорелой шеи вниз, по покрытой темными волосами груди, по мускулистому животу, до расстегнутого ремня, а затем — резко вверх и задержался на едва заметном светлом пятнышке под ключицей.
— Я сам постираю, не волнуйся. А это… не надену, извини.
— Тогда сиди здесь, пока твое не просохнет, — бросила Софи раздраженно.
Ей-то все равно, но при ребенке в исподнем расхаживать она ему не позволит.
— Набросить что-нибудь дай, полотенце какое-нибудь… И где у тебя тут мыло?
— Для стирки — порошок, в коробке под ванной.
Гордец какой! Чужого не наденет, свое сам постирает. Да пожалуйста!
Подходящего полотенца не нашла, взяла в комоде простыню, сунула в приоткрывшуюся на стук дверь и на время постаралась выбросить бывшего квартиранта из головы.