— В ресторане? — хотелось обернуться к нему, проверить, действительно ли у него сейчас такое лицо, как она себе представляет, такое, какое было бы у того парня, которого она знала много лет назад. Но Софи упрямо глядела на медленно ползущее к земле солнце.

— В ресторане.

Все-таки нужно было пойти с ним…

— Я ездила к Амелии, отвозила цветы для вечера, — проговорила она, словно оправдывалась неотложными делами.

Ами, верно, обиделась на то, что они не пришли.

Но она отходчивая. И любопытная. Завтра примчится узнать, что случилось.

А не случилось ровным счетом ничего…

— Я собирался, на самом деле. А когда увидел тебя… Не рассердишься, если я скажу?

— Скажи.

Как, оказывается, легко говорить, не глядя друг на друга.

Отворачиваешься, скрывая неловкость и робость, разминаешь в пальцах траву…

— Это из-за платья.

Сдержать удрученный вздох не получилось:

— Оно ужасно, да?

— Нет. Наоборот. Ты в нем очень красивая. Все стали бы пялиться на тебя. А мне… Мне это было бы неприятно.

Лицо вспыхнуло, цветом сравнявшись со злополучным нарядом и небом над горизонтом.

— Глупости, — рассмеялась она принужденно. Вскочила на ноги и, сбросив неудобные туфли, сделала несколько шагов навстречу уходящему солнцу.

В городе не увидишь таких закатов.

А все остальное…

— Думаешь, глупости? — он встал за ее спиной, прикрыв от прохладного ветерка.

— Что же тогда?

Стой он перед ней, ни за что не отважилась бы спросить…

— Не знаю, — негромкий голос звучал над ухом, эхом отдаваясь в опустевшей вдруг голове. — Знаю только, что так было всегда.

Как будто оно было, это всегда.

Лишь тогда и теперь.

И если в теперь еще можно было поверить, то тогда… Тогда она была ребенком, нескладной девчонкой. Мелкой. Никто даже не смотрел в ее сторону. Включая его самого…

— Ребенком? — лишь когда он переспросил, Софи поняла, что выпалила все, о чем думала, вслух. — В чем-то — да. Например, упорно не замечала некоторых вещей.

— К-каких? — голос взволнованно дрогнул.

— Многих…

Пальцы мужчины осторожно коснулись ее шеи и медленно заскользили вдоль позвоночника.

Словно было уже…

Было…

Кухня в их старом доме.

Открывшаяся не вовремя дверь.

Жар от чугунной печи и холодные капли, текущие с мокрых волос по спине.

И его взгляд, опускающийся вслед за этими каплями. Осязаемый, как прикосновение…

Дойдя до черты, обозначенной алым шелком, он отдернул руку.

— Прости, я не должен был…

…уходить тогда.

И не пахли бы сейчас так горько травы.

Не слезились бы от закатного солнца глаза…

Нужно было что-то сказать, сделать. Обернуться. Протянуть руку. Но она замерла неподвижно, не отрывая взгляда от объятого огнем горизонта.

Разве можно так?

Вычеркнуть из памяти годы, за которые они день за днем отдалялись друг от друга? Отдалялись, отдалялись… Тугой пружиной растягивалась жизнь, разводя их в разные стороны. Но не выдержала. Сжалась стремительно, с силой швырнув навстречу.

А она по привычке, должно быть, еще пыталась оттолкнуться, делая вид, что не чувствует этого притяжения. Устала сопротивляться…

— Я тебе писала. По письму в неделю. Иногда чаще. На бумаге, а потом — так…

— Я не писал, извини. Только разговаривал с тобой. Почти каждый день. Или просто смотрел.

— Фотография?

— Да.

Как она плакала. Как злилась на него за то, что он забрал снимок из музея.

А теперь улыбнулась и, не оборачиваясь, знала, что он почувствовал это и улыбнулся в ответ.

— Она еще у тебя?

— Да. Здесь…

— Не надо.

Потом.

Увидеть. Вспомнить.

Но не сейчас — сейчас расплачется, а ей нельзя плакать. Тушь потечет, размажется по щекам, по его рубашке… Хотя, если по рубашке, не так уж и плохо. Почти хорошо. Но для этого нужно сначала повернуться, и тогда уже не получится поговорить…

— Как ты жил это время?

— Как-то жил.

— А твоя семья?

— Вы с Люком — моя семья.

— Друзья?

— Надеюсь, что есть.

— Женщины?

— Были.

Не стоило спрашивать. Да и какая ей разница? Ему же не интересно…

— Почему ты рассталась с Анри? — интересно все-таки.

— Не хотела обманывать.

— Его?

— Себя.

Девять лет. Девять долгих лет, а хватило нескольких фраз, чтобы расспросить обо всем и обо всем рассказать.

Солнце скрылось за край земли, и багровое небо, в том месте, где светило нырнуло за горизонт, скоро потемнеет…

В густых сумерках можно уже обернуться. Подобрать с травы туфли и взяться за предложенную руку, чтобы спуститься к машине. Свернуться на сидении, обняв себя за плечи. Слушать урчание мотора и не думать о том, что ждет впереди.

Только ночь, звезды над головой и шум ветра за опущенным стеклом…

И ни слова больше.

Зачем?

Просто смотреть на него из-под опущенных ресниц, мысленно гладить волосы, стирать со лба угрюмые складки… и успевать отвести глаза до того, как он обернется…

Можно?

Нельзя?

Из всех преград, существовавших и надуманных, осталась одна — тонкая, прозрачная. Хрупкое стекло. Разбить бы. Несложно — хватит одного слова, одного взгляда…. Но страшно: вдруг порежешься? Глубоко, до самого сердца…

Боли ей уже хватит.

И ему, видно, тоже.

Потому и не спешат оба. Молчат. Слушают ветер. Смотрят на дорогу…

Но любая дорога когда-то заканчивается. И хорошо, если она приводит к дому.

Свет в окнах не горит — значит, Люк и Клер спят.

Поздно уже.

Пора прощаться…

Но до того как Софи успела открыть дверцу и выйти, Тьен снова завел мотор, и автомобиль, описав короткий полукруг, остановился на противоположной стороне улицы.

— Я хотел бы подарить тебе цветы. Продашь букет?

— Магазин закрыт, а у меня нет с собой ключа…

Отсутствие ключа никогда его не останавливало.

Его вообще трудно остановить. Да и нужно ли?

Софи включила свет, обвела взглядом вазоны с нераспроданными за день цветами.

— Выбери сама, — попросил Тьен.

Странно — и смешно, и грустно — собирать букет, который тут же тебе и преподнесут.

Но кто лучше знает, какие цветы ей нужны?

Не пышные хризантемы, не элегантные орхидеи. Всего три розы — красная, белая и желтая. Никакой зелени. Никаких лент. И обертка из хрустящей гофрированной бумаги этому букету не подойдет, но под прилавком лежит стопка старых газет…

Руки дрожали: ее — когда передавала цветы, его — когда принимал.

Подержал недолго и протянул ей.

— Только не обещай ничего, — всхлипнула Софи, оказавшись в объятьях, таких крепких, что и захоти она, не вырвалась бы.

— Не буду.

— Будь. Только не обещай…

Часы тикали.

Ветер раздувал паруса-занавески.

Любопытная луна, склонившись к соседней крыше, заглядывала в окно…

— Я дом купил, — сказал ни с того ни с сего Тьен. Его палец, с минуту уже рисовавший на ее спине загадочные знаки, вычертил между лопатками неровный квадратик и крышу-треугольник сверху. — Выйдешь за меня? В смысле, замуж?

— Замуж? — Софи приподнялась на локтях, чтобы заглянуть в его лицо. — Ты серьезно?

— Да, — подтвердил он.

— Зачем?

— Я так хочу.

Ну, раз хочет, тогда точно серьезно.

— И дом уже купил?

— Да. Тебе.

— Вообще-то, когда делают предложение, принято дарить девушке кольцо, а не дом.

— Кольцо? Не-е… — Тьен лениво потянулся. — Оно мне надо, на ерунду тратиться? Не выделывайся, мелкая, бери дом.

— Мелкая? — возмутилась Софи.

— Мелкая, — в подтверждение своих слов он легко сгреб ее в охапку. Потерся носом о шею. — Мелкая. Маленькая. Моя…

Луна лукаво подмигивала.

Ветерок шевелил занавески.

Часы тикали, отсчитывая оставшееся до утра время…

Тьена разбудил крик. Даже не крик — громкий короткий возглас. И снова тишина раннего утра, лишь голуби воркуют, прохаживаясь по карнизу.