Флейма невольно бросила взгляд в сторону зеркала. Прекрасна: смуглая бархатистая кожа, вьющиеся смоляные локоны, черные, как ночь, глаза, точеный нос и полные алые губы.

— Спасибо, Лили. Так что случилось?

— Я же сказал, — сердито ответил правитель. — Этьен ушел. Снова позорит меня. Прием в его честь и прощание назначены через месяц…

— Месяц, — перебила мужа Арсэлис. — Он погуляет, отдохнет, и успеет вернуться, чтобы торжественно проститься.

— Вы так же умны, как и прекрасны, шеари. — В этот раз альва поклонилась ниже и с искренним почтением. Это было приятно.

— Да, пожалуй, так тоже можно, — согласился Холгер.

— Я прослежу, чтобы он не забыл, — предложила Лили. — Но нужен повод навестить его.

— Свите нужен повод, чтобы следовать за своим шеаром? — с наигранным удивлением приподняла бровь флейма.

Муж понял ход ее мыслей, и Арсэлис не стала задерживаться, иначе, пробудь она чуть дольше в одной комнате с альвой, пострадал бы еще один гобелен. А шеари, как всем известно, была спокойной и сдержанной женщиной.

Серебристо-серый автомобиль с открытым верхом на несколько секунд притормозил у булочной, а затем свернул за угол и неспешно покатил по тихой улочке. Подкрался, шурша шинами, к свежевыкрашенному в небесно-голубой цвет забору, по которому расползлись зеленые побеги хмеля, и остановился напротив калитки.

Здесь.

Прошла целая минута, прежде чем Этьен сумел разжать вцепившиеся в руль пальцы. Руки тут же затряслись, как у заядлого алкоголика.

— Шеар недоделанный, — выругал он себя шепотом. — Повелитель стихий!

Развернул к себе зеркало: вроде похож.

Пригладил пятерней непривычно короткие волосы. Отрепетировал улыбку. Ну да, зуб. Вырос через полгода жизни в Итериане, но можно сказать, что вставной.

Мужчина распахнул дверцу и вышел из машины. Проверил, по-прежнему ли блестят начищенные час назад новые коричневые туфли, стряхнул с лацкана легкого бежевого пиджака несуществующую пылинку и подошел к калитке.

Бегавший по двору щенок приветствовал его радостным лаем. На шум из дома выскочил худенький мальчишка лет двенадцати, и сердце остановилось на несколько секунд, чтобы тут же забиться еще быстрее.

— Вам кого?

Шеар сглотнул подступивший к горлу комок.

— Люк, — едва шевельнулись губы.

Мальчик не услышал. Развернулся к двери и прокричал вглубь дома:

— Ма-ам! Тут к нам пришли.

Нежданный гость еще не успел понять, что не так в этой фразе, как на крыльцо, на ходу вытирая руки полотенцем, вышла немолодая полная женщина в засаленном переднике поверх домашнего платья.

— Здравствуйте, — улыбнулась она приветливо. — Извините, на кухне вожусь…

— Вы здесь живете?

— Да. А что?

— Давно?

— Скоро семь лет.

Этьен посмотрел на мальчишку: темные волосы, карие глаза — как можно было ошибиться?

— Не знаете, куда перебрались старые жильцы? Меня долго не было в городе, хотел навестить знакомых…

Женщина спустилась со ступенек и подошла к забору.

— Простите, ничем не помогу, — извинилась она, пожав покатыми плечами. — Мы жилье через агента покупали, он документами занимался. Знаю лишь, что прежняя хозяйка умерла, и продавала дом ее дочка.

Между словами «умерла» и «дочка» успела пролететь мучительная вечность…

— Хотите, я вам адрес агентства запишу? — предложила женщина. — Может, там что подскажут.

— Да. Буду благодарен.

Получив листочек с адресом, шеар попрощался, но, уже идя к машине, обернулся:

— Здесь раньше розы в саду росли…

Он помнил только выглянувшие к весне из-под снега «пеньки», но часто представлял, как хороши будут летом разросшиеся кусты с пышными бутонами. Реальность обманула и в этом.

— Да, было, — кивнула новая хозяйка. — Первый год еще цвели у нас, а потом захирели почему-то.

Роз нет. Дома нет.

Не так он видел свое возвращение.

Лили оказалась права: девять лет — огромный срок.

Город изменился, люди изменились.

Вчера, когда они с отцом вернулись сюда, пришлось решить множество вопросов: документы, жилье, одежда. Со способностями шеара и доступом к банковским счетам Фернана это не составило особого труда: для проживания выбрал «Золотой двор» (давно хотел пожить в лучшей гостинице города), паспорта, на время позаимствовав у случайного прохожего образец, сделал сам, а после осчастливил один из центральных магазинов крупной покупкой, обновив и свой, и отцовский гардероб. Уже поздно ночью, оставшись один, выключил электрические лампы и зажег свечу. Всмотрелся в танцующее пламя и понял, что не найдет их так. Не узнает, ни Софи, ни тем более Люка. Попытался и надолго потерялся в калейдоскопе незнакомых лиц.

Девять лет, три месяца и двенадцать дней…

Лавка, в которой работала когда-то Софи, была на месте, да и лавочник тоже, еще больше располневший и совсем седой. О судьбе своей бывшей работницы он ничего не знал.

Здание старой почты снесли, но взамен ничего не построили, и поросший бурьяном пустырь наводил уныние.

Церквушка у парка превратилась в богатый храм. А вот сам парк пришел в запустение, и вряд ли теперь там был смотритель, а у смотрителя — собака…

В Торговой слободе пустили трамвай. Пришлось притормозить на перекрестке, пропуская звенящий вагончик.

На первом этаже знакомого с малолетства дома вместо мастерской точильщика располагался часовой магазин, а из окошка на втором пускал мыльные пузыри мальчуган лет семи.

Переливающийся всеми цветами радуги шар опустился Тьену на плечо и висел там несколько секунд. Как только он лопнул, мужчина вошел в наполненное тиканьем и боем помещение.

— Здравствуйте, — встретила его малышка в нарядном розовом платьице. — Хотите купить часы? Напольные, настенные, наручные, карманные?

На вид крохе было не больше пяти, но говорила она уверенно, словно являлась тут единоличной хозяйкой.

— Здравствуйте, — вежливо приветствовал ее шеар. — Нет, я хотел узнать кое-что. Здесь когда-то жила вышивальщица…

— Желаете заказать работу? — поинтересовались за его спиной.

Этьен медленно обернулся на голос, от которого сердце в груди радостно подпрыгнуло, и растеряно моргнул, увидев перед собой статную молодую женщину в легкой голубой блузе и узкой юбке.

— Так у вас есть заказ? — она убрала за ухо выбившуюся из аккуратной прически прядь, и знакомый жест развеял остатки сомнений.

— Здравствуй, Манон.

Она всмотрелась в его лицо и выдохнула недоверчиво:

— Тьен?

Шеар еще думал, удобно ли после стольких лет хотя бы взять ее за руку, а она уже бросилась ему на шею.

— Тьен! Боже правый, я уж и не чаяла…

В комнатке, куда привела открывавшаяся за прилавком дверца, пахло лимонами и сдобой, и шипел, закипая, на маленьком керогазе чайник.

— Изменилась? — смущенно спросила присевшая рядом с ним за стол хозяйка.

— Да.

— Бывает и так, — повела плечами Манон. — Иных женщин после родов вширь разносит, а я вот, если на третьего решусь, наверное, что та спичка стану.

— Мальчишка наверху твой, значит?

— Мой. Тео. Седьмой год разбойнику. А Оливи шесть осенью. Погодки они у нас.

— А муж кто?

— Ты его не знаешь. Не слободской он. Мастерскую у Блеза под магазин выкупил, где-то через год, как ты пропал. С торца две комнаты, помнишь? Так и их тоже. Хотел и мою квартирку купить, чтобы весь дом его был. Ну а я-то с рождения тут, с матерью еще жила… Помнишь, как она за вами с метлой гналась, когда Ланс окошко камнем разбил?

— Не Ланс, — с улыбкой покачал головой шеар, которого когда-то звали Валетом. — Я. А Лансу той метлой перепало. Защищал меня.

— Так тебе тогда лет десять было. А после я уж знаю, кто кого защищал… — Она встряхнулась, отгоняя воспоминания, и продолжила прерванный рассказ: — Так вот, отказалась я квартиру продавать. Юрбен ходил все, уговаривал. Долго ходил… В итоге получил-таки дом целиком, только со мной в придачу.