Альва поправила покрывало на кровати. Раздвинула шторы. Закрыла впопыхах оставленный нараспашку шкаф.

Вещи брошены, как и они. Вряд ли за ними вернутся, чтобы забрать в новый дом и в новую жизнь. За вещами, в смысле…

— А, это ты тут хозяйничаешь, — Фер заглянул в комнату и остановился на пороге. — Я надеялся, Этьен вернулся.

— И не надейся.

Флейм покачал головой.

— Оставила бы ты его в покое. Он давно не ребенок, имеет право сам решать, как ему жить. К тому же…

— Да?

— Пусть лучше думает о будущем, чем о прошлом.

— С этим трудно было бы спорить, выбери он себе другое будущее. Ты ведь узнал девчонку?

В том, что Фернан приглядывает за племянником, Лили не сомневалась.

— Узнал. Столь длительная привязанность заслуживает уважения.

— Она — человек.

— И что с того? Лучше иметь и потерять, чем не иметь вообще. Кому, как не тебе, это понимать?

Альва запнулась, с ходу не найдя, что возразить, и мужчина, воспользовавшись ее замешательством, вышел из номера.

Ну и пусть.

Все равно она не стала бы объяснять.

Да, счастье, даже мимолетное, но настоящее, стоит боли потерь. Только понимаешь это потом, после того, как от непрерывной муки сделаешься уже нечувствительным к любым страданиям, и жизнь, что своя, что чужая, утратит всякую ценность, когда заполненная горем душа, выворачиваясь раз за разом наизнанку, все-таки опустеет, и ты наконец-то сможешь плакать, чтобы омыть эту пустоту слезами, а после, не надеясь на будущее, заполнишь ее воспоминаниями о прошлом и неожиданно отогреешься теплом едва тлеющих углей.

Но настоящее счастье стоит этого.

Только настоящее. Не придуманное, не украденное обманом у судьбы…

Женщина прошла в ванную комнату, открыла кран и подставила руки под прозрачную струю. Вода, стекая с пальцев, уносила с собой горечь воспоминаний. Почти уже не болит, как и срощенные Моаной кости. Так, накатывает иногда.

Лили поправила волосы и улыбнулась пришедшей в голову мысли. Улыбка вышла кривая, нервная, но идея, за неимением других, показалась неплохой.

Кеони она нашла в его номере. Тритон дремал, лежа в ванне, и зрелище заслуживало того, чтобы остановиться ненадолго и полюбоваться переливами радужных плавников, мускулистой грудью, покрытой сверкающей сталью чешуи, и умиротворенным, бледным до голубизны лицом. С длинных черных волос юноши, словно отсчитывая время его отдыха, медленно падали на пол крупные тяжелые капли.

В такие минуты Эллилиатарренсаи жалела о том, что уже не помнит, как держать в пальцах кисть…

Изящные ноздри тритона затрепетали, ловя новый запах — едва уловимый аромат теплой земли, свежего дерева и терпких трав. Глаза распахнулись. Зрачки, сейчас по-змеиному вытянутые, тут же сузились от света. По губам скользнула полудетская смущенная улыбка.

— Я не помешала? — Лили присела на край ванны.

— Нет, я…

— Этот город слишком жаркий и пыльный для тебя, — кивнула она понимающе.

— Ужасное место, — согласился Кеони.

— Этьен так не думает, — решила сразу же перейти к делу альва. — Но ты-то лучше меня об этом знаешь.

— Почему лучше? — сконфузился водяной. Плавники нервно дернулись.

— Разве не вы с Фером нашли для него дом?

— Какая разница, кто нашел? — пробормотал юноша. Тряхнул головой, обдав женщину холодными брызгами. — Остаться тут решил сам Этьен.

Смирение было не в характере Кеони. Похоже, Фернан провел с ним воспитательную беседу.

— Я с самого начала знал, что служба в свите шеара — не навсегда, — тритон опустил глаза. — Это хороший опыт, не более. А мне есть чем заняться после возвращения.

Врал. Не о том, что есть чем заняться, а о том, что не мечтал, чтобы Этьен остался в Итериане, где свита, даже в отсутствие угрозы темных волн, нужна будет ему по статусу.

— И чем же? — поинтересовалась альва, притворившись, будто не распознала этой маленькой лжи.

— Говорят, у меня неплохие способности, — поскромничал юноша, — хочу найти учителя, чтобы стать целителем.

Для прочих детей стихий все водяные — целители, а в родах Воды это звание заслуживал далеко не каждый. Но у Кеони имелись все шансы: «неплохие способности» он демонстрировал не раз. Если бы не это, Лили сейчас с ним не разговаривала бы.

— У тебя получится, — промурчала она с ободряющей улыбкой. — Думаю, в твоем клане с пониманием отнесутся к решению Этьена и не воспримут роспуск свиты и твое возвращение домой как изгнание и позор.

Тритон недовольно вздыбил плавники:

— Нет, конечно! — сквозь возмущение в его голосе явно проступало сомнение. Вода — верная хранительница традиций, неизвестно что усмотрят старейшие в блажном желании шеара.

— Это хорошо, — сделав вид, что не замечает его метаний, продолжила альва. — А то я волновалась бы. Этьена ведь не сразу приняли в нашем мире — из-за его происхождения, ты же понимаешь. А после того как он объявит, что женится на человеческой женщине…

— Женится? — встрепенулся Кеони.

— Да.

— Нет! — тритон вскочил, встав в ванной в полный рост, и Лили вздохнула, представив себе картину, которая никогда не будет написана. — Он на ней не женится. Есть законы…

— Законы ограничивают выбор правителя, Этьен им никогда не станет. Он вообще исключительный случай в истории Итериана, ему законы не писаны.

Она еще раз окинула взглядом ценителя замершего по колено в воде юношу и заключила беспечно:

— Нас это тоже не должно касаться.

— Но человек!

— Ты не слишком любишь людей.

— Мне не за что их любить, — тритон передернул плечами, и чешуя заиграла бликами. — Ни любить, ни уважать, — он с громким всплеском опустился снова в воду. — Они слабы и не отличаются разумностью. Тех, что живут в Итериане, как Генрих, например, еще можно воспринимать… не как равных, но… ты понимаешь… А остальным просто не хватает времени, чтобы развиваться. Их жизни слишком коротки, и это предопределяет стремления. Есть, пить, размножаться. Они придумали деньги, чтобы иметь богатство, которое можно отобрать у другого, и постоянно дерутся за территории. У меня нет к ним неприязни, они мне безразличны, вот и все.

— Нельзя делать обобщенных выводов о целом народе, — альва улыбнулась. — Возможно, некоторые из них тебе понравились бы.

— А тебе нравятся? Ты много времени проводила в их мирах. Даже имя у тебя… — он осекся, не договорив.

— Человеческое, — закончила женщина. — Да. Я сама его выбрала, когда стала жить среди людей. Оно в чем-то созвучно моему настоящему, но намного проще… Мне тогда хотелось простоты. А люди… Они разные.

— А эта Софи? Какая она? Считаешь ее достойной спутницей для него?

— Не знаю, — честно сказала альва. — Наверное, нужно довериться выбору Этьена. Но… Он ослеплен любовью и не видит ничего вокруг. Не хотелось бы, чтобы он совершил ошибку. Эта женщина может оказаться не лучшей представительницей своего народа. Но он узнает об этом слишком поздно. Будет страдать…

Протяжный вздох закончил последнюю фразу.

Ход за Кеони.

— Мы не можем этого допустить. Если он ослеп, мы заставим его прозреть! Раскроем ее дрянную сущность…

— Но-но, никто не говорил о дрянной сущности, — альва погрозила юноше пальцем. — Не исключено, что она милая и честная девушка.

Тритон фыркнул:

— Все девушки милые и честные до свадьбы.

Лили невольно приподняла брови: мальчик оказался не так уж несведущ в некоторых вопросах.

— Да, — согласилась она, потянувшись. — Женщины — коварные создания.

— И притворяться она может долго, — хмуро заметил тритон.

«Молодец, — мысленно приободрила его альва. — Продолжай».

— Если бы можно было заставить ее открыться, чтобы понять, какая она на самом деле. Но я не представляю, как это сделать.

Нет, все же он тугодум.

— Я могла бы, — с напускным сомнением произнесла альва. — Земля чувствует суть каждого.

— Точно! — загорелся этой мыслью Кеони. — Я и забыл.

— Но мне нужно будет приблизиться к ней, — рассуждала отрешенно женщина. — Очень близко. Вот как к тебе.