Шалтир подошёл к маленькой двери в стене и что-то сказал на своём языке. Несколько человек в белых балахонах вышли из-за двери и, взяв тело Януша, занесли его в ту комнатку, откуда вышли. Шалтир жестом пригласил Генри к столу, и тот рассказал всё, пытаясь не упустить ни одной детали. Шалтир выслушал рассказ и долго молчал, обдумывая услышенное. Молчал и Генри, погружённый в свои мысли. В том, что виновником и зачинщиком беспорядков среди солдат был Людвиг, он не сомневался. Только этот негодяй мог так искусно задурить головы простых людей и наслаждаться кровавой бойней. Генри отчётливо представил себе довольное лицо Людвига и содрогнулся: «Всё спокойствие, которое было построено с таким трудом, рухнуло из-за него. Чьё это было распоряжение, отправить его сюда? Надо избавиться от него, как можно скорее, пока его злодеяния не приобрели угрожающие масштабы». Он был готов к борьбе, но как провести сражение, не мог решить. Шалтир, словно прочитал его мысли.

— Не торопитесь, действительно, здесь нужно всё обдумать досконально. Что даст вам физическое уничтожение вашего противника? Да ничего. На его место придёт кто-то другой и будет дальше творить зло, залезая в умы людей и выковыривая наружу всё самое черное из их душ. А вы должны действовать так же, но с противоположной целью, чтобы найти лучшее доброе и соткать из него защитный кокон для людей. Теперь нужно искоренить то, что уже посеяно и дало всходы.

— Но неужели господу всё равно и он выбрал позицию простого наблюдателя? — отчаянно сказал Генри.

— Вы забыли про право выбора, мой друг. Господь — величина постоянная и смена декораций в спектакле под название «ЖИЗНЬ» ему не безразлична. Но, делать всё самому, не слишком ли просто для воспитания своих детей, т. е. человечества? Для того он и создал штат воспитателей, в который входим и мы с вами. Но вы пока всего лишь практикант и от того, как успешно вы будете постигать науки педагогики, зависит ваше продвижение по служебной лестнице. Учитесь, учитесь, мой друг, чтобы в будущем быть грамотным и внимательным учителем.

— Но ведь в планы моего противника входит именно физическое уничтожение? Почему же я не могу пользоваться тем же?

— Можете, но где уверенность в том, что вы в свою очередь не превратитесь в разящий меч? Человек, в сущности, животное, хоть и разумное. Но хищническое поведение у нас заложено от рождения. Запах крови дурманит нас, приятно щекочет ноздри. Мы убиваем животных, чтобы прокормить себя, и не всегда приследуем только это. Посмотрите на природный мир, никто из хищников не убивает понапрасну, а человек в своём стремлении убивать заходит гораздо дальше разумных пределов. От самого сотворения человечества можно проследить цепочку. Сначала это были убийства за лишнюю пищу, потом за территории проживания, следом пошли убийства за веру, дальше за власть над всем миром. И всё это для человечества казалось разумным и правильным. Но так ли это? Природа даёт пищу для всех, надо только научиться распределять её, места на земле хватит для всех, а веру пусть выбирает каждый для себя сам, ибо любое вероисповедание ведёт к единому богу, только несут её разные пророки. Почему чья-то вера должна быть главенствующей? Нет, они все одинаковые и истинные. Но я забегаю вперёд в нашем разговоре. Вы не обратили внимания, что на моём столе стоит три прибора, а нас только двое. Вас это не наводит на мысли о том, что к нашей беседе должен присоедениться ещё кто-то?

Генри с удивлением, огляделся и только сейчас заметил то, о чём говорил Шалтир. Действительно, на столе стояло три бокала и три блюда, еда была рассчитана тоже на троих. Радостное предчувствие родилось в сердце Генри, он посмотрел на Шалтира. Тот хитро улыбнулся и стал наливать в бокалы какую-то рубиновую жидкость.

— Это прекрасное вино, которым я хотел угостить моего давнишнего друга, да и вам он знаком. Он скоро придёт, я чувствую его энергетику.

Едва последние слова Шалтира растворились в воздухе, в дверь постучали.

— Прошу, прошу вас в моё скромное жилище, мы давно ждём, — громко сказал Шалтир.

Створки дверей распахнулись и в комнату вошёл Юлиан.

За то время, когда с Генри произошли все эти собятия, жизнь доктора Юлиана Баровского назвать спокойной можно было с трудом.

Однажды, несколько месяцев назад, под утро, ему как всегда не спалось. Множество мыслей, как рой пчёл, жужжали в голове и не давали предаться сну. Досадуя на бессонницу, в ночной рубашке и колпаке, Юлиан встал и пошёл в оранжерею, чтобы среди благоухания своих диковинных цветов, выстроить мысли по порядку. Едва он сел в своё любимое кресло-качалку и настроился на отдых, лёгкий шорох гальки, которой была посыпана дорожка, заставил его привстать. Юлиан подошёл к дверям и, приоткрыв их, крикнул в темноту ночи:

— Кто здесь? Отвечайте.

Но ответа не последовало, лишь чьё-то прирывистое дыхание не оставляло сомнений, на дорожке кто-то есть. Юлиан повернулся, подошёл к столу и, взяв зажженную лампу, вышел из оранжереи. Пройдя несколько шагов, он почувствовал под ногами что-то мягкое и по всей вероятности живое. Наклонившись, чтобы свет лампы упал под ноги, доктор чуть не уронил её от испуга. На дорожке сада лежала человеческая фигура.

— Кто вы? Что вам угодно? — спросил Юлиан.

Человек издал тихий стон, судя по тональности, это была женщина. Она лежала лицом в землю и тихо стонала. Доктор поставил лампу, повернул женщину к себе лицом и едва сдержался, чтобы не закричать от ужаса. Большая половина лица и грудь несчастной представляли из себя сплошное месиво, судя по всему чудовищный ожог. Спёкшаяся кожа лопнувшими лохмотьями свисала со щёк и лба, было видно кости черепа, веки правого глаза слиплись, а на груди выгорела до мяса и в некоторых местах даже рёбра проглядывали.

— Бог мой, что с вами случилось?! Голубушка моя, потерпите, потерпите, я сейчас, — забормотал Юлиан, поднатужился и поднял женщину на руки.

Она была удивительно лёгкой, так что натуга здесь не пригодилась. Юлиан занёс её в свою оранжерею и положил на кресло. Его действия по всей вероятности причинили ей боль и она застонала.

— Миленькая моя, простите, простите, я сейчас, потерпите чутьчуть, — Юлиан никак не мог придумать, куда определить пострадавшую.

Решение пришло само собой. Возле его кабинета в доме была маленькая комната, которая была предназначена для гостей. Вот туда-то и решил Юлиан поселить свою искалеченную гостью. Вспомнив, что где-то валялось кресло-стул на колёсиках, он, аккуратно положил женщину опять на землю и бросился искать его. Надо отметить, что как у всех учёных, занятых только наукой, в доме Юлиана царил рабочий, только ему известный, порядок. Со стороны это можно было назвать полной разрухой, но в понимании доктора, всё стояло на своих местах. Так что кресло-стул был найден без труда. Без конца извиняясь за причинение боли, доктор пересадил женщину на стул и, семеня, покатил кресло к дому. Незнакомка молчала, видимо, была без сознания от постоянного болевого шока.

Положив её на кровать, доктор взялся за исполнение своего врачебного долга. Описывать все процедуры нет смысла, но будьте уверены, доктор сделал всё, что полагалось. Несколько дней женщина не приходила в себя, лишь нитевидный пульс говорил о том, что жизнь ещё теплится в ней. Доктор не оставлял её ни на минуту без присмотра. Он чистил обгоревшую плоть, отрезал начинающее гнить мясо, и поил её всеми отварами, которые мог придумать и вспомнить. К концу третьей недели его битва за жизнь девушки увенчались первой победой. Больная открыла неповреждённый глаз. Изумруднозелёный зрачок был мутным, но в нём появился блеск жизни. Доктор вздохнул с великим облегчением.

— Кто вы? Что с вами произошло? — тихо спросил доктор.

Девушка долго молчала, то ли собиралась с мыслями, то ли вспоминала, а может, не хотела отвечать. Юлиан не торопил её. Прошло несколько минут, прежде чем она смогла приоткрыть уголок рта и, медленно шевеля губами, сказала всего два слова: