«Он не боиться чудовища, которого сам же породил» Генри спешился с коня и бросился через поле к этому пригорку. Он мчался под пулями, задыхаясь от порохового дыма с одной только мыслью, остановит это побоище. Но как можно было этого добиться, он совершенно не представлял. Добежав до возвышенности, на одном дыхании, почти взлетел на неё и сбил с ног Юшкевича. Они скатились вниз и отпрыгнули друг от друга на несколько шагов.

— Что вы себе позволяете?! — прокричал Людвиг, одёргивая мундир.

— Нет, это что вы себе позволяете, во что вы превратили солдат! В шайку негодяев и преступников! Сколько жертв, сколько изломанных жизней принесли вы уже в свою копилку! — Генри перекрикивал грохот орудий и крики людей.

— Вы, ничтожество, что вам известно о жизни?! Ваше слащавая доброта и богоугодничество никчёмны. Я даю людям гораздо больше, только со мной и под моим началом они обретают смысл, ибо хотят жить в богатстве и достатке. А вы? Что дали им вы своими проповедями о всепрощении и благодарности богу за то малое, что у них есть! — Людвиг подскачил к Генри и уставился взглядом в его глаза, — идите со своим богом, поклоняйтесь ему и, получив удар по левой щеке, подставьте правую. А жертвы всегда неизбежны, и тот, кто уцелеет, будет покланяться мне, как своему идолу, благодаря за те дары, которые материальны. Они хотят обладать здесь и сейчас зримым богатством, а не духовным в ваших пресловутых будущих жизнях. Я нахожусь здесь, чтобы завоевать друзей для того, кто в скором времени будет править миром. Убирайтесь, здесь не место таким баловням, как вы. Здесь победят только сильнейшие.

Людвиг оттолкнул Генри и взбежал на пригорок, на ходу крича что-то одному из офицеров. Тот козырнул и, спустившись вниз, побежал по рядам лежащих солдат, отдавая приказ. Солдаты поднялись и с криками бросились в сторону противника. По мере приближения к краю джунглей, шеренга солдат редела, многие уже не поднимались. «О, господи, это надо прекратить, но как?» лихорадочно думал Генри. Запах гари и крови вызывал тошноту, нервное напряжение достигло своего апогея и Генри показалось, что сейчас потеряет сознание. «Иди, иди мой мальчик в самую середину, в твоих силах остановить всё это, смотри, знамение над тобой» зазвучал в голове Генри уже знакомый голос. Он, собравшись с силами, стал озираться по стронам, ища потверждение этим словам. Краем глаза заметив, как вокруг него воздух стал чище и плотнее, он поднял голову. Над полем боя, на сколько хватало глаз, небо стало багрово-красным. Словно в тумане, он видел, как остановились солдаты и тоже стали смотреть на небо. Залпы ружей и пушек из монотонного гула превратились в одиночные выстрелы, пока не стихли совсем. Наступила оглушающая тишина. В глазах Генри стало мутно и нестерпимо больно, он зажмурился, а когда открыл их, то изумлению не было придела. Он увидел, что стоит в луче ярко серебристого света прямо по середине поля битвы. Там и здесь солдаты, раскрыв от удивления рты истово молились и осеняли себя крестом, глядя наверх. А на противоположной стороне, выйдя из-за деревьев, упала на колени немногочисленная кучка индийцев, тоже смотрящих в высь. Генри поднял глаза, вздох невероятного облегчения вырвался из его груди. «Неужели, это не сон? Господи, ты явил мне своё чудо»! стучало в висках Радужного Адепта Генри. На одной половине неба, выстланом багряными сполохами, от горизонта до горизонта был лик Христа. А на другой, улыбаясь уголками губ, прозрачное, но прекрасно видимое, изображение Будды. А в самой середине, чуть выше над двумя божествами, переливаясь двенадцатью цветами, было огромное облако, от которого и шёл луч света до самой земли. В этом-то луче и стоял Генри. Чувствуя нечеловеческую усталость, он успел заметить, как солдаты стали отступать от него. Потом глаза заволокло пеленой, он провалился в темноту, которая, вспыхнув ярким светом, превратилась во мрак, поглотивший его сознание.

Генри очнулся от шлепков по лицу. Медленно приходя в сознание, он едва различал над собой чьё-то лицо. Словно издалека, до него доносились людские голоса. Кому они принадлежали, он никак не мог различить. С неимоверным трудом удалось открыть глаза, за пеленой тумана, застилавших их, он разглядел лицо, склонившееся над ним.

— Мальчик мой, ну вот и хорошо, замечательно, напугали вы меня, — Юлиан вытирал рукой слёзы, катившиеся по его щекам, — ну что же вы? Разве можно так пугать своего старого друга.

— Что… что случилось? — голос Генри был настолько тихим, что Юлиану пришлось наклониться к его губам.

— Боже мой, если бы вы видели, сколь грандиозно было это зрелище, просто фантастическое, — Юлиан сел на землю рядом со своим учеником, — по истине, мой друг, над вами господня длань.

Генри тоже попытался сесть. Но руки были так слабы, что опереться на них не получилось.

— Лежите-лежите, мой дорогой, надо немного подождать, пока силы вернуться к вам окончательно, — Юлиан снял с себя свою панбархатную курточку и заботливо подложил её под голову Генри.

— Но как вы тут оказались? — прошептал Генри.

— Я предвидел ваши действия, поэтому не мог оставить одного, я просто был обязан последовать за вами, но слава богу, он тоже не остался равнодушным и вмешался, вот это силища, вот это мощь! Потрясающе, — Юлиан вскачил на ноги и по своему обыкновению, забегал туда-сюда.

— Осторожнее, вы можете пострадать, — забеспокоился Генри.

— Да, полноте, разве вы не слышите, какая вокруг тишина? Мы с вами почти одни, если не считать нескольких солдат, собирающих убитых и раненых. Всё кончилось, мой друг, всё кончилось как нельзя лучше. Воинская честь и долг погубила миллионы, а вера в добро и всевидящее око господа спасла миллиарды.

Юлиан подошёл к Генри и помог ему приподняться на руках. Привозмогая тошноту и головокружение, юноша стал озираться по сторонам, не веря словам Юлиана. Невероятно, но всё так и было на самом деле. Тишина стояла над полем, звенящая тишина, словно остановилось не только время, но и сама жизнь. Солдаты тихо переговаривались, будто боялись разбудить уснувших навечно. Генри, напрягаясь изо всех сил, снова попытался встать, но не смог.

— Подождите, я сейчас, полежите пока, голубчики, помогите мне, — обратился Юлиан к двоим солдатам, проходившим мимо.

Солдаты, низко кланяясь и крестясь, чуть ли не на коленях, приблизились к Генри, наклонились к нему, пытаясь поцеловать его руки.

— Вы что? Прекратите, — Генри отдёрнул руки.

— Спаситель вы наш, господь через вас дал знамение. Да хранит он вас долгие годы. — боромотали солдаты, бережно подхватывая Генри.

— Несите его вон туда, к моей колеснице, — Юлиан семенил впереди, показывая дорогу.

Когда солдаты острожно положили Генри на скамью, в запряжённой двумя лошадьми, двуколке и, беспрестанно кланяясь, отошли, Юлиан прикрикнул старому вознице: «погоняй». Двуколка помчалась по распаханному взрывами полю.

— Объясните, что же всё-таки произошло, почему всё стихло, где повстанцы, где Людвиг? — спрашивал Генри, заглядывая в глаза Юлиану.

— Это было фантастическое зрелище! Господь покровительствует вам. Даже я не мог представить, что всё так произойдёт, — Юлиан хлопнул себя по коленкам, — вообразите себе багряное небо и громадный сгусток цветной энергии, из которого вспыхнул луч света и окружил вашу персону. Пули отскакивали от вас, словно от невероятной тверди. Вы, под защитой этого светового потока, двинулись прямо в середину сражения. А тем временем, на небосклоне стало твориться что-то невероятное. Сам создатель, собственной рукой, как величайший художник от сотворения мира, нарисовал лик Христа и Будды. Все пали ниц перед этой картиной и молились, молились, выпрашивая прощение, и не только наши, но и индийцы — голос Юлиана дрожал от возбуждения, — а потом изображение стало медленно таять, пока не исчезло совсем. Небо, словно огромная воронка, всосало цветное облако и восстановило свою привычную синеву. Все отступили к своим позициям и уже ни одного выстрела не раздавалось с обеих сторон. Индийцы ушли в джунгли, а наши соотечественники, как суетливые муравьи принялись собирать своих поверженных сослуживцев. Это сражение закончилось мгновенно, словно помановению волшебной палочки, коей, по всей вероятности, вы и были сегодня.