Вот и сейчас, ему показалось, что она кивнула, будто одобряя его решение по поводу девочки.
Маленькое происшествие с подкидышем, сначало, всколыхнуло тихое и траурное течение жизни в этом доме, но вскоре всё встало на свои места. Жермину, так девочка назвала своё имя, полюбили почти все. Она была шустрым и неугомонным ребёнком, но порой, будто что-то вспомнив, замыкалась в себе и замолкала на несколько дней. Но печаль в её глаза быстро сменялась на озорной блеск и опять её звонкий смех звуком колокольчиков разлетался по дому. Детская непосредственность забавляла одинокую Мгангу и она всё чаще оставляля девочку подольше возле себя. Но с самых первых дней, кухарка, очень настойчиво давала понять ребёнку, что в этом доме она никогда не встанет вровень с хозяевами. «Приготовься к тому, что на тебя всегда будут смотреть, как на человека нисшей касты. Поэтому учись угождать хозяину и хорошо делай своё дело. Будешь умной, проживёшь в доме, в сытости и в тепле, до конца своих дней. А сейчас берись за работу». Нельзя сказать, что мыть полы, драить посуду было по сердцу маленькой приживалке, но и противиться работе она боялась, вдруг выгонят. Чертыхалась про себя, но работу делала хорошо, хотя, слуги, жалея ребёнка, не очень обременяли её этим неблагодарным трудом.
Года за годом пролетело десять лет. Жермина выросла потрясающе красивой девушкой. Жгуче-чёрные, кудрявые волосы, непослушной волной, обрамляли её смуглое лицо с огромными карими глазами. Пухлые губки ярко-алого цвета скрывали белоснежные ровные зубки, казавшиеся ещё белее по сравнению с кожей, цвета шоколада с молоком, выдававшей её негритянские корни. Видимо, кто-то из родителей Жермины, был белой расы. Поэтому, как и от сотворения мира, в ней прекрасно уживались гены двух разных народов. Полукровка, не очень звучное определение, но по отношению к Жермине оно слышалось весьма похвально. Она была потрясающе красивой, высокая, с тонкими чертами лица, изящная, как дикая пантера. Великолепной фигуре этой метиски могли позавидовать дамы из самого высшего общества. К семнадцати годам она твёрдо знала, что хочет от жизни. С самого первого дня и до этой минуты, целью её существования стала жизненно важная необходимость привлечь к себе внимания Раджалуна. Он стал настоящим мужчиной. Прекрасен, как Апполон, с нежной душой, великолепным воспитанием и изысканными манерами. Год за годом, в Жермине пробивался росток страстной любви, пока не вырос в прекрасное дерево, ждущее умелого садовника, чтобы принести плоды. Но ни какие ухищрения молодой особы не приносили результатов. Раджалун относился в ней с теплотой и заботой в тех рамках, которые были установлены отношением воспитанного и доброго хозяина с прислугой. Но Жермину это не устраивало. Во сне и на яву она представляла себя не в качестве прислуги, а ни кем другим, как женой Раджалуна. Вытирая статуэтку покойной хозяйки дома, она грезила тем, как перед свадьбой, старый Гаджимал оденет ей на шею это великолепное колье, как законной невестке, и она станет полноправной хозяйкой огромного дома и несметного богатства этой семьи.
Но знаки внимания, которые она очень хитро, не навязчиво, оказывала Раджалуну, не имели ни какого действия. Каждый день, перед сном, она не смела заснуть, пока не прочитает определённые, как ей казалось, молитвы, которые слышала с самого детства ещё от матери. Но услышав их, мы не нашли бы ни одного имени святых, над головами которых светился бы нежный божественный свет. Когда-то, давно, её мать ушла из дома на целых два дня и вернулась уставшей, измождённой, как после тяжкого труда. Старшие братья и сёстры шептались между собой, что мать ходила за помощью к старой жрице Вуду и, якобы она, научила мать обращаться за помощью к тем безтелесным покровителям, которые обитают ни на небе, ни на земле.
Повариха Мганга однажды услышала, как Жермина, тайком, шептала слова, которые и ей были известны.
«Что это ты приговариваешь?» — резко спросила она.
Жермина, натиравшая посуду, вздогнула от неожиданности и смутилась. Но Мганга была настойчива и девушке ничего не оставалась делать, как рассказать всё, без утайки в отношении своего бормотания. Качая головой, слушала её негритянка.
«Ох, девочка, сама не знаешь, что творишь. Но, знать такая твоя судьба быть в услужении страшным силам. Мне от рождения это завещано, а ты, по собственной воле, к ним в кабалу идёшь. Помогать тебе не буду, хотя кое-что знаю, сама себе учителя найдёшь».
И хотя Жермина потом много раз приставала к Мганге с просьбами передать её знания, та, сначала отмалчивалась, а потом один раз, зло зашипела на неё: «Это со мной в могилу уйдёт и пусть мой дух расплатиться за своё молчание».
Жерма сильно разозлилась на неуступчивую кухарку, но больше не поднимала эту тему.
В жизнь Жермины, полную скрытых надежд и желаний, ворвался страшный день. Ранним утром, выйдя на кухню, она заметила радостное оживление среди прислуги. Какие-то незнакомые люди хлопотали возле очага, к которому Мганга никода никого не подпускала без надобности. Сама кухарка, одетая в свои самые нарядные одежды, громко командовала, подсказывая, как готовить то, или иное блюдо. Спросив, что происходит, Жермина получила чудовищный ответ, сразивший её наповал.
«Ты, соня, всё проспала, — обняла Мганга девушку, — сегодня приезжают родители невесты. Ох и пышная будет свадьба, если на смотрины мы такие изысканные явства готовим. Наш молодой господин скоро жениться на славной девушке, дочери раджи. Важные и очень богатые люди, не то что мы с тобой, несчастные».
Не знала негритянка, что сказала бедной девушке страшную новость. Потемнело в глазах у Жермины, сердце было готово выскочить из сжатой тисками душевной боли груди. Едва удержалась на ногах несчастная влюблённая. Никому не рассказывала она о своей любви, держала всё в тайне. А Мганга, гланув в её глаза, поняла всё.
«Забудь, это не твоего поля ягода. Остуди голову и сердце, так будет лучше для тебя».
Жермина вырвалась из объятий поварихи и бросилась искать Раджалуна. «Нет, этого не может быть! Не посмеет он жениться даже на самой королеве небес! Только я должна стать его женой!» билось в висках девушки.
Найдя своего любимого в саду, она, чудом сдерживая себя, спросила, правда ли то, что он жениться. Раджалун, срывавший цветы, чтобы собственноручно собрать букет невесты, улыбнулся ей своей чистой открытой улыбкой и сказал:
«Моя дорогая Жермина, если бы ты знала, как я счастлив. Она самая прекрасная девушка на свете. Я так люблю её, сердце замирает от счастья. Порадуйся вместе со мной, как раньше, мы вместе радовались нашим играм и забавам. Почему слёзы в твоих красивых глазах? Скажи, это слёзы радости?»
«Это слёзы отчаяния и моё сердце разрывается от боли», — прошептала Жермина, только для себя.
Она бросилась прочь от светящегося счастьем Раджамуна. «Прочь, прочь, подальше от этой радостной суеты» мчалась, едва успевая передвигать ногами и захлёбываясь рыданиями. Но силы оставили её, она упала в конце сада, лицом вниз, закашлялась от песка, попавшего к лёгкие и перевернулась на спину. Даже в шорохе листьев ей слышалось «свадьба, свадьба, счастье». До неё доносились звуки радостной суматохи, голоса прислуги, искавшей её. Но было не выносимо видет всех. До самой ночи пролежала она в саду, свернувшись калачиком от навалившегося на неё горя, а когда в доме всё стихло, она, тайком, пробралась в свою комнату. Теперь она знала, как все они поплатятся за её страдания.
Пышность свадьбы вряд ли удасться описать даже самым величавым слогом. Несколько сотен гостей высшего общества, сверкание драгоценных камней и ярких сари женщин приятно радовали взгляд. Невеста была ошеломляюще прекрасна. Роскошный свадебный наряд с вышивкой ручной работы был изготовлен самыми известными ткачами и швеями Индии. На шее молодой невестки, отражая гранями солнечный свет, покоилось фамильное ожерелье. Жених и невеста, смущённые от счастья и внимания к ним, краснели и не сводили глаз с друг друга. Общее веселье было настолько заразительным, что казалось, даже стены дома ходят ходуном под ритмичные звуки национальных музыкальных инструментов. Единственная, кто не разделял общего ликования, стояла в самом укромном уголке, захлёбываясь злостью, сжимая кулаки и едва сдерживаясь от того, чтобы не кинуться кошкой на ненавистную парочку.
