И тут Гарни услышал в голове уже знакомый голос, принадлежащий безтелесному наставнику: «рай — это там, где сбываются мечты, а ад — это место, где они уже сбылись». В этом голосе слышалось не наставление, а скорее ироничное замечание того, кто очень много знает и просто хочет чтобы его присутствие оценили в этом скорбном мире. И Гарни, первый раз за многовековое знакомство, ответил этому голосу довольно резко и вслух:

— Я не против жизни после жизни, я против забвенья памяти перерождения.

— С той силой и разумом, которые создали такой порядок вещей, спорить и сражаться неблагоразумно и недостойно. С ней нужно смириться и по возможности быстрее додуматься и понять великий замысел мироздания. И тогда всё станет на свои места.

Теперь голос невидимого наставника звучал уже не в голове Гарни, а где-то сбоку, из тёмного угла склепа, как-будто собеседник уже не боялся быть услышанным. Да и кем? Бренные тела, как сгнившую ветошь, уже никто не сможет надеть, а думать и анализировать ей тем более не под силу. «Неужели тот, кто кратко и ёмко давал советы на протяжении всех воплощений и незримо присутствовал рядом, сейчас решил вступить в диалог и оценить не только мои жизненные показатели, но и то, что я думаю. Неужели это так важно для тех, кто везде и нигде?».

— Тебе дали возможность просмотреть только одну из многочисленных жизней, а ты так глупо цыклишься на ней. Неужели ты думаешь, что в твоих воплощениях было недостаточно искренне любящих тебя людей и жестоких, бескомпромиссных врагов? Я могу тебе пообещать, что ты остальные жизни вспомнишь так же ярко, как и ту, в которой были Юлиан, Шалтир и Виола. Главное не сколько ты прожил, а сколько смог вынести понимания. Ведь цель, поставленная для тебе первоначально — остаться на голоубой планете для помощи последователям.

— Я стану тобой?

— Нет, ты-это ты, просто будешь заниматься тем, чем я. Но помощь в решении проблем, будет состоять только из твоего знания и понимания ситуации, в которой находится твой подопечный. Но это только приблизительно, потому что ещё не известно, какой выбор ты сделаешь в своей жизни.

— А разве это до сих пор имеет значение? Разве это не последнее воплощение? — удивился Гарнидупс.

— А как ты считаешь? Ты уже всё постиг и всё познал и готов стать чьим-то советчиком?

Гарни не обрадовался насмешливому тону, которыми были произнесены эти слова. Лёгкая обида и чувство стыда за свою самоуверенность смутили его и он попытался сгладить обстановку ещё большей нелепостью, как потом оказалось.

— Я просто боюсь, что наша беседа это плод моего воображения и слуховых галлюцинаций.

— Гениально! А как ты объясняешь себе всё то, что пережил в деревне, жизнь, показанную тебе твоим учителем?

— Вот именно, это всё странно, невероятно, словно бесконечный сон на Яву.

— Так может, никакой жизни и нет вообще, всё иллюзии и фантазии? Так есть ли тогда смысл в нашей беседе? С твоим аналитическим умом и удивительной неспособности к здоровому авантюризму не нужно жить вообще. Наступила звенящая тишина, Ганри почувствовал себя таким крохотным, ничтожным и одноким, что хотелось забится в уголок и раствориться насовсем в этом огромном мире, где даже невидимый наставник насмехается над ним. «В таком случае, что вам всем от меня нужно?! Оставте меня и буду жить, как обычный человек!» Гарни захотелось крикнуть эти слова в образовавшуюся пустоту, но язык не слушался. Наверно, и к лучшему, потому что невидимый собеседник снова проявил себя:

— Жаль, ты думаешь что твой дар-это тяжкое бремя, — в голосе послышалась нотка грусти, — но я понимаю тебя. Когда-то мои наставники так и сказали мне: «Для того, чтобы судить людей, нужно хорошо знать себя, и никто не имеет права презирать и осуждать других, кроме их самих же». Я тоже сначала страдал от непонимания, как ты, совершал большие и маленькие ошибки, глупо спорил и негодовал от несовершенста мира. Мои учителя терпеливо сносили мои просчёты, руководствуясь очередной истиной «разного рода ошибки свойственны человеку, нужно уметь прощать, понять — это уже простить, простить— вознаградить и себя и прощённого». Не думаю, что у них только меркантильные интересы своей личной выгоды. Работа у них такая, а потом и у тебя, поэтому мой тебе совет — принимай всё, как есть, да просто упади как в омут в то, что большой печатью отмечено на твоём челе.

Гарни, уже справившись с нервозностью и возмущением, оглядел склеп, пытаясь увидеть хоть намёк на присутствие того, кому принадлежал голос. Ему повезло, в углу, где сумрак был плотнее чем в остальном помещение, он заметил нечёткий силуэт, скорее скопление воздушных потоков. Гарни долго смотрел туда, пока решился заговорить:

— Простите моё недоумение, я понимаю, оно перешло все рамки приличий, соответствующих нашему общению.

— Пафосно, но ничего. Я выбрал не самое удачное время для нашего разговора, здесь, в этом месте былой скорби, всколыхнувшей твою душу, надо говорить об усопших, которые, возможно уже вернулись снова в этот мир. Я даже предвижу твой вопрос, который готов сорвать с твоих губ. Но разве тебе не достаточно было того, что ты услышал о людях из той жизни? Ты всё так же хочешь искать их и в этом времени?

Гарни не решился лукавить и отнекивать от своих мыслей, прекрасно понимая, что снова будет выглядеть смешным.

— Что ж, прямой вопрос, ждущий прямого ответа. Я скажу тебе, она сдесь, но так ли важно для тебя это знание.

Гарнидупс почувствовал, как в глазах защипало от слёз и отвернулся в другую сторону, чтобы смахнуть предательскую влагу. Но собеседник был вездесущ, на то он и Ангел-хранитель (а то, что это был именно ангел, несложно было догадаться):

— Не стыдно и не грешно всплакнуть, если чувства души были задеты эстетическим наслаждением, художественным удовлетворением или радостным ощущением, исходящим от доброго, искреннего слова или дела.

— Скажу очередную глупость, от тебя ничего не скроешь, — усмехнулся Гарни.

— Когда пройдёшь свои земные университеты и станешь занимать тем, чем занимаюсь я, тебе не нужно будет смотреть на мимику лица и жестикуляцию, ты будешь видеть истинное «Я» и будешь точно знать, что твориться в душе собеседника. Вижу твоё нетерпение и не буду испытывать его. Виола есть в этом времени, но не та, которую ты знал раньше.

— Мне всё равно, — перебил Гарни, — я полюбил её за ту душу, которая, как мне говорят, не меняется. У неё поразительная душа, чистая, верная, кроткий нрав, доброта и понимание. Её достоинста можно перечислять долго и я боюсь упустить многое.

— Достаточно, на этом и остановимся. Не скрою, ваша встреча в этом мире не должна была состояться даже по самым сложным математическим подсчётам, но создатель не ставит чётких ограничений, ведь каждое деяние, желание и свершение ведёт к конкретной оценке. Я дам тебе её адрес, через три дня она будет в сдесь, мир велик и очень мал одновременно.

— Спасибо за отступление от правил.

— Не благодари, каждое происшествие в твоей жизни — очередной урок, а правила в твоей жизни ты устанавливаешь сам.

— Но как я её узнаю?!

— Человеческая душа это тайна и загадка, но есть лазейка, через которую можно в неё заглянуть. Глаза-зеркало души, открытая книга и многие в совершенстве знаю энергетическую азбуку и без труда могут по глазам прочесть тайные помыслы собеседника. Это умение заложено в людях при рождении, нужно просто иметь большое желание вспомнить его. Вот и проверишь, так ли хорошо ты знал душу Виолы. На астральную встречу у тебя нет возможности, это запрет. А воотчию действуй так, как подскажет твоё внутреннее чутьё. Единственное, чем я могу тебе помочь дополнительно, так это назвать её имя. Спросишь Ирсен.

— Так мне практически не о чем догадываться, подсказок выше положенного, — усмехнулся Гарни и, спохватившись, что ангел может уйти, быстро заговорил, — а в человеческом или каком-нибудь другом виде я смогу тебя увидеть?

Последовала небольшая пауза а потом раздался смех невидимого собеседника: — Мы так часто видимся с тобой, что с моей стороны это уже нескромно, можно сказать, я примелькался.