— И кого же из этих двух чаровниц выбрал мой тихий скромный друг? — улыбаясь, спросил Генри.

— Как она хороша! Генри, друг мой, это невероятно, это судьба! Я влюблён! — Влад повернулся к другу и сжал его руку, — боже мой!

— Да кто же из них двоих привёл тебя в такой трепет и восторг?

— Её золотисто-медные волосы, словно солнечные лучи, освещают всё вокруг. Генри, о Генри, я умру, если её сердце занято другим, — Влад, не отрываясь, смотрел на девушку.

— Так пойдём и спросим её саму, чтобы развеять все сомнения.

— О, господи! Генри, я робею, моё сердце сейчас выскочит! Как, как же это возможно, подойти и заговорить с этим божеством?

— Пойдём, пойдём, где же твоя военная отвага и решительность?

Генри посмотрел на друга и, ободряюще сжав его руку, сделал первый шаг сам. Влад, в нерешительности, переминался с ноги на ногу. Его щёки полыхали румянцем, дыхание было прерывистым. Генри дёрнул его за руку, подмигнул. Влад глубоко вздохнул и двинулся следом. Они прошли через весь зал и остановились возле девушек. Эти две шалуньи, переглянувшись, улыбнулись статным красавцамвоенным.

— Добрый вечер, сударыни. Позвольте представиться, кадет Яровский, — сказал Генри и незаметно толкнул Влада, приводя его в чувство.

Но тот молчал, словно проглотил язык и рта не мог раскрыть. Он смотрел на рыжеволосую красавицу и казалось, даже не дышал. Генри, скрасив неловкую паузу, сам представил своего онемевшего друга.

— Кадет Загорвович.

Рыженькая красавица подняла глаза на Генри, потом перевела взгляд на Влада. В её ярко зелёных глазах, отражавших пламя свечей, блеснули хитрые искорки.

— А что же ваш друг, сам не может представиться? Странно, я слышала, что военные весьма решительные люди, — девушка, хитро улыбнулась, посмотрев на Генри, потом опять перевела взгляд на Влада.

— Мой друг человек не робкого десятка, но ваша красота сразила его на повал, лишив дара речи, — ответил ей Генри и, посмотрев на Влада, поймал его благодарный взгляд.

— В своих словесных любезностях, вы совсем забыли про моё присутствие, — вступила в разговор вторая девушка, — меня зовут Камилла Малиновская.

Генри повернулся к ней и, прищёлкнув каблуками, сделал резкий кивок головы.

Зазвучала музыка вальса и на середину зала потянулись пары танцующих. Генри тихонько подтолкнул Влада к рыженькой, а сам пригласил Камиллу. Она поднялась с дивана, взяла Генри под руку, и они присоединились к кружащимся в вальсе. Камилла щебетала без умолку, а Генри, краем глаза наблюдал за Владом. Тот так и не решился пригласить девушку танцевать, стоял рядом и смотрел на неё. Она что-то говорила ему, он то утвердительно, то отрицательно, кивал головой, не раскрывая рта. Вальс кончился, Генри проводил свою даму назад к дивану. Влад, весь в испарине, с пунцово красными ушами и щеками, еле держался на ногах.

— Простите, сударыни, нам с другом придётся вас на минутку покинуть, — сказал Генри и, задев Влада плечом, глазами показал ему идти за ним.

Когда они вышли на балкон, Генри взял своего друга за плечи и встряхнул.

— Ну что ты? Послушай, возьми себя в руки. Ты хоть спросил, как её зовут?

— Её зовут Ядвига, — тихо ответил Влад, — ах, Генри! Я сам не понимаю, что со мной, слова не могу произнести. Как посмотрю в её глаза, так дыхание перепирает, мысли путаются.

— Так не может продолжаться, своей робостью ты потеряешь её, даже не успев обрести. Встряхнись и действуй, — Генри ещё раз тряхнул Влада за плечи, — вперёд, пригласи её танцевать.

Они вернулись в зал. Влад, видимо, внутренне собравшись, выглядел вполне уверенно. Они подошли к Ядвиге и Камилле, бравурные звуки мазурки придали Владу решимости. Весь вечер наблюдая за Владом, Генри с радостью заметил разительные перемены, происшедшие с другом. От танца к танцу, Влад становился увереннее и словоохотливее. Он что-то рассказывал Ядвиге, она то игриво улыбалась, то смеялась, запрокидывая голову, обнажая ряд жемчужных зубов. Выражение лица Влада говорило — он без ума от неё. А Генри тоже не приходилось скучать. Камилла оказалась прелестным, смешливым созданием. За два часа, которые продолжался танцевальный вечер, она рассказала ему обо всём. Генри нравилась её незатейливая болтовня. С первых же минут общения, между ними возникло дружеское чувство, совершенно отличное от того, которое родилось между Владом и Ядвигой.

После этого бала прошёл почти год. Генри и Влад получали письма от своих подруг. Но если в письмах Камиллы и ответах Генри были только дружба, то в письмах Влада и Ядвиги разыгрывался настоящий любовный роман. Письма пестрели стихами и цитатами из прозы великих писателей. Влад был без ума от Ядвиги, признавался ей в бесконечной любви, она отвечала ему тем же. Он был на седьмом месте от счастья, ежеминутно думал о ней, перечитывая вновь и вновь её письма. Он жил будто во сне, мечтал, как закончит училище, придёт умолять её родителей отдать свою дочь за него замуж.

— Ах, Генри, ты не можешь себе представить, как я люблю её. Она моя жизнь, я вижу её во сне. Единственное, что огорчает меня это то, что я беден. Ты же знаешь, наш род хоть и старинный, но обнищавший. Но ничего, я полон решимости и сделаю всё, чтобы убедить её родителей не противиться нашей любви, — в глазах Влада было заметно, что он действительно, готов на всё.

— Но, у тебе же есть я, друг, и помогу во всём. Ты можешь на меня положиться.

Генри искренне был рад за друга. Их дружеские отношения с Камиллой за этот год не изменились, не переросли в более глубокое чувство. Но это обоих устраивало. Она писала ему обо всё, начиная с того, как ощенилась любимая, очень породистая борзая отца и он подарил Камилле одного щенка. Она сильно любит маленького пушка и назвала Масиком. Как встречалась с подружками и обсуждала с ними последние веяния французской моды, произведения новомодных писателей. Ей даже удавалось вникать в разговоры отца со старинными друзьями, когда они обсуждали политические темы. Вот такая была Камилла лёгкая, незатейливая, общительная, радующаяся каждому пустяку.

Генри был доволен тем обстоятельством, что у него появился новый друг в женском обличии. Письма Камиллы вносили в его строгую военную жизнь радужные краски. Смотря на счастливого, влюблённого Влада, он по — доброму завидовал ему. Замечал, каким одухотворённым стало лицо товарища. Влад был всегда робким и застенчивым, смущался и краснел по любому поводу. И если раньше, он частенько прибывал в депрессии, хандрил, страдал оттого, что не видит смысла в своём военном обучении. Да и вообще, не представлял, как сложится его жизнь дальше, то теперь, он был абсолютно уверен — благодаря любви к Ядвиге, всё изменилось. Генри смотрел на счастливого друга и радовался вместе с ним. Но несколько последних дней, Влад чем-то озабочен и встревожен, был замкнут и печален. Когда Генри спросил, в чём причина его расстройства, Влад промолчал и ничего не ответил, только ещё больше замкнулся.

Однажды ночью, Генри проснулся от какой-то смутной тревоги. Открыв глаза, он оглядел спальную комнату, всё было спокойно. Но с левой стороны, оттуда, где стояла кровать Влада, Генри, ощутил холодные токи. Повернулся туда и обмер. Возле спящего Влада, в матово тусклом свете луны, стояла чья-то мерцающая, призрачная фигура. Недоумение Генри сменилась тревогой.

— Кто здесь? Что вам нужно? — в полголоса спросил он, сев на своей кровати.

Призрачная фигура шевельнулась. Генри, вглядываясь в неё, поймал себя на мысли, что в ней есть что-то знакомое. А когда фигура повернулась к нему, он не вольно отшатнулся. Этим призраком был Людвиг Юшкевич. Без физической плоти, он был призрачнопрозрачным на столько, что через него было видно спящего Влада. Сон спящего был мучительным и тяжёлым, он метался по кровати и вскрикивал.

— Что происходит? Как вы здесь оказались? — Генри справился с волнением и хотел встать.

Но призрак Людвига, как-то странно и пугающе, улыбнулся, приложил палец к своим губам и исчез. Генри, пребывая в страшном волнении, подбежал к Владу, прислушался. Тот, после исчезновения Людвига, перестал метаться во сне и тихо шептал «Ядвига, Ядвига». Генри потряс его за плечо. Влад открыл мутные от сна и слёз глаза, посмотрел на Генри непонимающим взглядом.