— Ах, Генри, я страшно устала. Пощадите, давайте отдохнём. Мне так много надо спросить у вас, — сказала она, присев на диван, к которому Генри подвёл её, — ну расскажите, расскажите, как вы жили всё это время в свое серой, суровой казарме.

— Вы ошибаетесь, сударыня. Она кажется серой только в сравнении с блеском и роскошью вашего дома. Это вполне сносное место проживания, соответствующее военному распорядку.

— Да что вы. Когда-то, маленькой девочкой, я упросила отца показать мне, как живут его курсанты. Боже мой! Это было ужасно! Там так мрачно и безрадостно! Помню, как мне стало тоскливо и очень жаль мальчиков, которые там находились. Тогда в моей душе родилось очень уважительное чувство ко всем мужчинам, которые носят военную форму. Ведь это надо иметь большой внутренний стержень. Служить Отечеству, воевать, погибать и идти на это сознательно, с чувством долга. О, боже! Как бы я хотела, будь это в моей власти прекратить все войны! — тряхнула своей белокурой головкой Камилла и в её глазах появились слёзы.

— Я тоже хотел бы этого. Но что поделаешь, это нам не подвластно. Сколько существует мир, будут войны и гибель мужчин. Таков ход истории, но если мне придётся выбирать между кровавой бойней за справедливость и миром, я выберу борьбу за справедливость, — ответил Генри.

— Да-да, я понимаю. Но всё равно, это так печально и тяжело, — вздохнула Камилла и тут же, что было абсолютно в её стиле, тихо произнесла, — Генри, скажите мне, кто этот светловолосый кадет, который танцует с девушкой в розовом платье? Он такой душка!

Генри повернулся туда, куда Камилла указывала своим веером.

— Это Станислав Весгорский, очень хороший человек. Мы с самого первого дня были с ним в прекрасных отношениях. Я вижу, вы заинтересовались им. О, коварная, мне кажется, я начинаю ревновать, — притворно нахмурившись, улыбнулся Генри.

— Да-да-да, я этого и хотела добиться, но он так прекрасен, просто Апполон — подыгрывая ему, сказала Камилла, — это вам расплата за то, что вы весь вечер кого-то ищите глазами. Сознайтесь, вы тоже хотите встретить сегодня обоятельную красавицу?

— Скажите, Камилла, я не вижу вашей подруги. Разве вы не поддерживаете дружбы с Ядвигой? — дрогнувшим голосом спросил Генри.

— Ах, боже мой! Генри, друг мой! Это так страшно! Я знаю, что случилось с Владом! Ужасно, ужасно! Мой отец всё рассказал мне. Какой ужас, какая трагедия! Бедный, бедный, несчастный юноша! — замахала руками Камилла, — Вы не представляете, что происходит с Ядвигой. Она совершенно не в себе. Тот коварный негодяй бросил её почти у алтаря. Конечно, это не тот ужас, в который окунулся Влад, решившись на такой страшный грех. Только представьте себе, когда уже всё было готово к свадьбе, этот бесчестный пришёл к ней и сказал, что, видите ли, раздумал жениться. Он ещё молод, чтобы связывать себя супружескими обязательствами. Для карьерного роста он уезжает, и не хочет тащить за собой обузу, в виде молодой жены. Господи, Генри, если бы вы видели, что твориться с Ядвигой! Она совершенно подавлена, ни куда не выходит и ни кого не приглашает к себе. Что только мы не делали. Она осунулась, от былой красоты и обаяния не осталось и следа. Мне кажется, она потихоньку сходит с ума. А ведь я предупреждала её, мне очень не понравился этот Людвиг. Как только я его увидела, он сразу вызвал у меня неприятный холодок вот здесь, — сказала Камилла и положила руку на середину груди.

— Как ты назвала его имя? — вздрогнул и, почти задохнувшись, произнёс Генри.

— Его зовут Людвиг Юшкевич, он тоже учился в вашем училище, а теперь уехал куда-то. Что с вами, друг мой!? Вы побледнели, — заволновалась Камилла, — пойдёмте на балкон.

— Нет, всё в порядке, не волнуйтесь. Просто я так ярко вспомнил весь этот ужас. Ведь я первый нашёл Влада, там в лесу. Ничего, уже всё прошло, — взял себя в руки Генри.

— Вы так напугали меня, у вас было такое лицо, — замахала веером Камилла и встала с дивана, — может, мы всё-таки выйдем на балкон?

— Уверяю вас, всё в порядке. Пойдёмте танцевать, я не хочу портить вам вечер своими воспоминаниями. Прошу, сударыня, — Генри улыбнулся и взял Камиллу под руку.

Они вышли на середину зала и присоединились к танцующим парам. Камилла, заглядывая в глаза Генри, сначала молчала. Но долго находиться в подавленном состоянии она не могла и всеми силами пыталась вывести из него Генри. Сначала произнесла несколько ничего не значащих фраз, чтобы хоть чуть-чуть расшевелить его и, почувствовав, что он готов к разговору, защебетала без умолку. Её тактический приём имел положительный результат. С Генри словно спала пелена тоски и, глядя в её весёлые, искрящиеся радостью глаза, он стал улыбаться, поддерживая разговор.

— Каковы ваши планы на будущее? — задала вопрос Камилла.

— Я буду продолжать учёбу в Академии, — с гордостью ответил Генри. — О, это прекрасно! Значит, мы сможем видеться чаще. Я так искренне рада за вас, — улыбнулась девушка, — скажите, а Станислав тоже будет учиться с вами?

— Я вижу, сударыня, вы всерьёз заинтересовались им. Хотите, я познакомлю вас?

— О, боже! Мне так не ловко за свою открытость, но вы прочитали мои мысли! — смутилась Камилла и покраснела.

— Вот-вот, оставайтесь в таком смущении. Вы ещё прекраснее с этим нежно-розовым румянцем на щёчках. Пойдёмте скорее, пока он не пропал, — потянул её за руку Генри, — здесь нет ничего не приличного, это прекрасно, что в вашем сердечке вспыхнула эта искорка симпатии. Поторопимся, пока не начался следующий танец.

Держа Камиллу под руку, Генри решительно повёл её через весь зал к компании молодых людей из трёх девушек и трёх юношей. Барышни сидели на бархатном диванчике и весело переговаривались со своими кавалерами. Генри подвёл Камиллу и представил всем.

— Друзья мои, познакомьтесь. Это моя давнишняя подруга, Камилла Малиновская, — посмотрел на своих сокурсников Генри.

Камилла сделала реверанс и протянула руку для поцелуя. Первым подошёл Вацлав Пискорский, потом Юзеф Штенковский и последним Станислав. Он прикоснулся губами к атласной перчатке девушки, дольше всех задержал руку Камиллы и поднял на неё глаза. Камилла вспыхнула под его пристальным взглядом, прикрыла половину лица веером, наступила неловкая, но всё определяющая пауза. Девушка первая совладала с собой.

— Очень рада нашему знакомству, господа. Простите, мой друг, я не представила вас свои подругам, — Камилла повернулась к Генри, на её лице сияли счастьем широко раскрытые глаза, — это Виола Юрсковская.

Генри повернулся к девушке, которая протянула ему руку. Он почувствовал, как его сердце вздрогнуло и бешено заколотилось, словно хотело раздвинуть ставшую вдруг мгновенно тесной, грудную клетку и выскочить на свободу прямо к ногам это очаровательной девушки. Волна незнакомых, но потрясающе прекрасных ощущений захлестнула его и подняла на своём гребне в небесную, заоблачную высоту. Он понял, что это конец его спокойствию и безмятежной жизни. Их глаза встретились. Жгуче-карие, с серебристыми прожилками глаза Виолы отражали свет свечей в канделябрах, который предавал им восхитительный, тёплый оттенок. Генри не мог оторвать взгляд от её прелестного личика с ярко очерченными пухлыми, алыми губками. Они смотрели друг на друга и понимали, никто из них не в силах первым отвести взгляд. Оба чувствовали, судьба свела их сегодня для того, чтобы никогда уже не разлучаться. Камилла, наблюдая за этой сценой, сама под впечатлением знакомства с объектом своего внимания под именем Станислав, незаметно тронула Генри за руку и продолжила представлять двоих оставшихся девушек. Генри, машинально поцеловал обе ручки по очереди, но если бы спросили, как зовут этих девушек, он бы не смог ответить. «Виола, Виола, жизнь моя! Моя любовь!» стучали молоточки в его висках.

Остаток танцевального вечера прошёл как в тумане. Генри с Виолой танцевали все танцы подряд, едва найдя несколько фраз для разговора. Они прекрасно и без слов понимали друг друга. Глаза в глаза, два бьющиеся в унисон сердца, ставшие единым целым. Никто не существовал вокруг них. Мелькали смутные лица танцующих, но разобрать их черты ни Генри, ни Виола были не в состоянии. Среди шумной толпы они были словно вдвоём на солнечном, чудесном острове в лазурном море Любви. Расстаться не было сил, но бал закончился и Генри пора было возвращаться в училище. Мысль о том, что до следующей встречи пройдёт целая вечность, сводила с ума обоих.