Только отблеск свечи был единственным свидетелем волшебства любви. В его таинственном свете полуприкрытые глаза Виолы блестели от счастья. Жар сплетённых тел, слившихся воедино. Нежный шопот страсти. Всеполгащающая любовь, которая уносила их души в заоблачное простарнство вечного наслаждения. Поцелуи и ласки до исступления, когда, кажется, не хватает воздуха, ты задыхаешься от истомы и всё тело, словно натянутый нерв, готовый вот-вот лопнуть от захлестнувшей неги. И вот, сотни тысяч солнц ослепляют тебя, взрываются в тебе, разнося свой жар в каждую частичку плоти. Это маленькая смерть, но восхитительная, прекрасная и страстно желаемая. Ты перестаёшь существовать, растворяясь разумом, сердцем и телом в безграничном пространстве Вселенной под именем ЛЮБОВЬ.
Ранним утром большой кортеж покидал территорию консульства. Генри возглавлял отряд охраны, хотя чувствовал сердцем, что в ней нет необходимости. Он провожал ту единственную, страстно любимую девушку, которая сегодняшней ночью стала его женой перед Богом и Мирозданием.
Прощание было мучительным. Как им хотелось броситься в объятья друг друга, снова прижаться, ощутить близость любимого человека! Глаза в глаза, рука в руке! Что может быть горше, чем долгая разлука с только что обретённым счастьем? Но неотвратима минута расставания! Виола поднималась по трапу, не в силах отвести взгляда от любимого, остановилась на палубе. Едва сдерживая рвущиеся наружу рыдания, она, до боли в суставах, схватилась за поручни ограждения, обрамлявшие палубу. Она увозила с собой частичку души Генри и такую же частичку своей оставляла с ним.
«Моя, только моя, эта разлука маленькая часть той огромной жизни, которую мы проживём с тобой. Ни моря, ни океаны, ни земли, ни какие расстояния не разделят нас. Я всегда буду рядом, верь мне, ты сможешь это почувствовать,» — думал Генри, гладя вслед судну, уносящему на далёкую родину его возлюбленную.
Вернувшись в консульство, Генри поднялся в кабинет к полковнику. Юрсковский сидел за столом и что-то писал.
— Господин полковник, судно отправилось в путь. Все пассажиры спокойны, — отрапортовал Генри.
— А все ли? — поднял голову Юрсковский, — мне кажется, одна из них пребывает в состоянии чудовищной тоски. Вы так не думаете?
Полковник встал и подошёл к Генри вплотную, глаза в глаза. Несколько секунд многозаначительного молчания двоих мужчин было гораздо многословнее, чем все объяснения мира вместе взятые. Полковнику был очень симпатичен этот юноша, его рассуждения, образ мыслей, тот внутренний стержень, надёжность и ещё что-то такое, чего нельзя было объяснить словами, но вызывающее уважение, были реальностью. «В нём собрано всё лучшее, что может вмещать в себя человеческое существо, но он попрал основы морали и что мне теперь делать? Одна половина меня как мужчины и отца должна возненавидеть его за это, но в тоже время другая прекрасно всё понимает. Но как снять со счетов принципы и устои общества? Ведь должно же быть терпение и благочестие! А что есть благородство — тяжкое бремя или, всё-таки, необходимая норма человеческих отношений?» думал полковник. Ему понравилось, что Генри не отводил взгляд.
— Я абсолютно убеждён в душевной уравновешенности всех. Как человек чести, я прекрасно понимаю, кем вы меня считаете, и, тем не менее, открыто заявляю о серьёзности своих намерений. Неблаговидность моего поступка очевидна, но в моём благородстве вы можете не сомневаться. Я безмерно виноват перед вами лишь в том, что обманул ваше доверие и слишком ускорил процесс нашего будущего родства, которое и без того было предопределено. Я видел это по вашему отношению ко мне и не теряю надежды, что и теперь оно не изменится. Для каждого мужчины девушка его мечты выглядит, как мать его детей. Я люблю вашу дочь, люблю всей душой и убеждён в ответном чувстве с её стороны. Именно сейчас я прошу руки вашей дочери, — Генри всем своим видом показывал спокойствие и откровенность.
— Ваша речь весьма тронула меня, юноша. Дочери рождаются у мужчин для того, чтобы напомить сколько хлопот он доставил своим родителям в детстве и юности Не скрою, я взбешён вашей нездержанностью и хотя вы и моя дочь в равной степени виновны перед богом, но во все времена, большая часть ответственности всегда лежала на мужчине. Я рад, что не ошибся в вас, но помните, «за минуту можно увидеть человека, за один час можно прникнуться к нему уважением, за день его полюбить, но нужна целая жизнь, чтобы забыть его» — полковник кивнул головой, давая понять, что разговор окончен.
— Я прошу вас разрешить мне сегодня выйти в город, мне необходимо встретиться с одним человеком. Прошу вас, пока не спрашивайте меня о причинах, после этой встречи я передам вам предмет нашей с ним беседы.
— Извольте, но будьте осторожны, я не доверяю жителям окрестностей. Помните, вы теперь в ответе не только за себя, но и за ту, чья душа трепещет от переживаний за вашу персону. Идите и возвращайтесь скорее.
Генри отдал честь и вышел из кабинета полковника. Как бы там нибыло, после вчерашних событий осторожность не мешала и Генри переоделся в гражданскую одежду. Он вышел за ворота консульства и, обогнув его вокруг, пошёл по узенькой пыльной улочке. Он без труда нашёл жилище Шалтира, ему казалось, он уже бывал здесь, но когда-то давно, возможно, в одной из жизней. Само здание практически не отличалось от остальных, но от его стен веяло величием таинства. Только Генри хотел постучать в дверь, как услышал голос:
— Входите, вы долгожданный гость.
Генри открыл створки двери и оказался в огромном холле, что совершенно не соответствовало внешней величине здания. Впечатление было такое, будто эта дверь была входом в другое измерение. Холл был настолько величественен, подобного Генри не видел ни разу. Рельефные каменные колонны подпирали высоченный потолок, выложенный мозаикой из цветного стекла. Тумбы разной высоты, на которых стояли скульптурные изваяния, вазы, низкие чаши с какимто диковинным жидким и твёрдым содержимым. Всё было реально и в тоже время необъяснимо.
— Здравствуй брат девятый от рождения Радужный Адепт. Я рад приветствовать тебя в своём земном жилище, я рад, что первый и девятый встретились, хотя в пророчестве об этом не сказано ни слова. Это говорит о том, что мы не всё можем знать об уготованном нам судьбой.
Генри не видел самого Шалтира, казалось, приветствие льётся с потолка, гулким эхом разносясь по холлу.
— Присаживайтесь к столу, через секунду я присоеденюсь к вам, — голос звучал приглушённо, словно удалился на расстояние.
Генри огляделся и увидел столик на таких низких ножках, что столешня находилась над полом на расстоянии нескольких сантиметров. Стол стоял на большом ковре удивительно тонкой, искусной работы, лежащем на невысоком постаменте. Несколько десятков больших и маленьких подушек были разложены вокруг, прямо на ковре. Стульев не было, поэтому Генри сел на край постамента в ожидании хозяина.
— Особенности нашей культуры не предусматривают ваши привычки сидеть на высоких стульях, похожих на троны королей. Всё это придумали ваши предки из-за климатических условий мест своего проживания. Но как неудобна эта поза для позвоночника, уверяю вас. Нужно уделять гораздо больше внимания своему организму, любить его и всячески ублажать, великому Буде пришлось 15 лет доказывать самому себе, что тело и дух едины, но умер он от банального пищевого отравления, последователи и ученики кремировали его тело, а прах сохранили, — Шалтир, в цветастом балахоне из тонкого шёлка, появился внезапно, словно из воздуха, — те народы, которых вы называете бескультурными и отсталыми, поняли это гораздо раньше, чем ваши цивилизованные. Поэтому, придумали превосходный способ давать организму отдых не только во сне, но и среди дня. Снимите пыльную обувь и повторяйте за мной.
