Вокруг ничего не изменилось. Мы по-прежнему находились в опустевшем саду перед Проклятым Замком. Передо мной всё так же лежал Ярослав. Позади сидела Дара. Обломки статуй и фонтанов всё так же стояли поблизости, отбрасывая точно такую же тень. С того момента, как я закрыла глаза, тени не сдвинулись ни на йоту. Я поднялась на ноги и огляделась более внимательно. Над головой застыли неподвижные облака. Несколько птичьих перьев, подхваченных игривым ветром, теперь висели в воздухе, замерев в полуметре над землёй. Где-то вдалеке остановилась в момент полёта серая птица с широко раскинутыми крыльями. Я посмотрела на Дару. Девочка сидела, обхватив руками колени, и не моргая смотрела в одну точку. На мои движения она никак не реагировала.

Мы действительно находились в Безвременье. В неделимой временной точке, где ничего не происходит, ибо для любого, даже самого незначительного события необходимо время. Признаки жизни подавали лишь я и Ярослав, которого я перенесла сюда вместе с собой. Воин хоть и слабо, но всё ещё дышал. Значит, я успела.

Открыв сумку и разложив перед собой травы и порошки, я приступила к лечению. Смерть грозила воину не потому, что рана была неизлечима, а потому, что при обычных обстоятельствах он испустил бы дух прежде, чем я сумела бы ему помочь. Теперь эта проблема не стояла. У нас было столько времени, сколько душе угодно. Ведь время не может стать преградой там, где не движутся стрелки часов.

Мои руки не дрожали. Движения были привычными и профессиональными; когда надо, твёрдыми; когда надо, мягкими. Первичный энергетический поток пошёл сквозь ладонь, проникая вглубь раны, восстанавливая жизненные функции, а заодно информируя меня обо всём, что происходит внутри. Спирт. Корень Аира. Сок Каманеи. Ещё один поток энергии, теперь уже совсем на другой волне. Снова спирт. Мелко молотый кофе, так удививший Геллу. Сок тысячелистника.

Когда я закончила лечить и зашивать рану, по моим ощущениям, прошло не менее двух часов. Но вокруг ничего не изменилось — ни направление теней, ни размах крыл застывшей в воздухе птицы, ни выражение лица Дары. Я устало вытерла пот со лба. Ну что ж, а теперь самое трудное. Теперь надо вернуться. В противном случае нам предстоит навсегда остаться в этом застывшем мгновении. Я глубоко вздохнула и, собирая последние крупинки сил, снова закрыла глаза. Ничего не получалось. Я просто не видела выхода. Кругом, куда ни ткнись, было только это мгновение, только один-единственный седьмой угол.

Тогда я принялась ощупывать всё внутренне пространство, подобно вставшему на корточки слепому, водящему ладонями по земле. И, почти уже отчаявшись, совершенно случайно наткнулась, наконец, на совсем незаметную щель. Прошла сквозь неё…Восьмой угол. Девятый. Теперь я привычно продвигалась по энергетической дороге, уровень за уровнем, всё ближе и ближе к поверхности…И, наконец, выбралась наружу.

Открыв глаза, я обернулась к Даре. Девочка сидела в той же самой позе, обхватив колени.

— Что? — нахмурилась она. — Что-то не так? У вас не получается?

— Почему? Как раз получилось, — устало сказала я.

— Как, уже?! Я думала, на это потребуется какое-то время. Вы даже не достали ни одного лекарства! Только на секунду отвернулись, и всё.

— Это тебе так показалось, — ответила я, снова вытирая лоб рукой. Сейчас у меня не было сил на объяснения.

Мы обе посмотрели на Ярослава. Воин был непривычно бледен и лежал с закрытыми глазами. Но его дыхание было ровным и глубоким. Я молча погладила его по разметавшимся волосам. Ничего, до свадьбы заживёт. Точнее, до развода.

— Пойми, Алёнушка, тут я тебе помочь никак не смогу!

Стремясь выпроводить замешкавшую гостью, я попыталась легонько подтолкнуть её к выходу. Поскольку в Алёнушке было под два метра росту и килограммов сто живого веса, задача оказалась невыполнимой.

— Если человек окончательно превратился в козла, никакая водица из лужи здесь не при чём! — продолжала я. — Козлами просто так не становятся.

— И что же теперь делать? — низким голосом спросила Алёнушка, нервозно теребя в руках цветастый платочек.

— Ну, уж и не знаю, — развела руками я. — Медицина тут точно бессильна. Попробуйте с ним книжки какие-нибудь почитать, что ли.

— А это…с чего начать посоветуете?

— Начните с букваря, — предложила я. — Сколько годиков брату-то?

— Скоро сорок четыре стукнет, — вздохнула Алёнушка.

Гелла, которая пила чай, сидя за кухонным столом, поперхнулась и закашлялась.

— Да… — растерянно протянула я. — Ну, всё равно начните с букваря.

— Ага, — кивнула Алёнушка и, по-прежнему теребя платок, пошла, наконец, к выходу. Я проводила её до двери.

— Никакой личной жизни, — вздохнула я, возвращаясь в комнату и плюхаясь на скамью. — Никак не дадут отдохнуть от долгой дороги.

— Им тоже нужна помощь, — заметила Гелла. — Помощь и сочувствие.

— А я что, спорю, что ли? — пожала плечами я. — Нужна, конечно. Только пусть найдут себе для этих целей кого-нибудь более терпеливого.

Словно специально для того, чтобы испытать моё терпение, в окно настойчиво постучали. Я обречённо поднялась со скамьи и поплелась на другой конец комнаты. За окном застенчиво улыбалось массивное лицо Алёнушки.

— Совсем забыла рассказать, — затараторила она, стоило мне отворить окно. — Федьку-то нашего непутёвого помните?

Я кивнула. Как не помнить!

— Так вот, не поверите, он у нас теперь стал первый парень на деревне! Девки к нему слетаются, как мухи на мёд. Он им, видите ли, про звёзды рассказывает. Вечерком на реку прогуляться позовёт, в небо поглядит, вон, говорит, такая звезда, а вон сякая. Ну, девка-то уши развесит, а он её за плечи, значит, приобнимет, и дальше про звёзды заливает. И, поговаривают, всякий раз эта прогулка на сеновале заканчивается. Оттуда, дескать, особливо хорошо звёзды видать.

Захихикав, Алёнушка с чувством выполненного долга поспешила обратно в деревню. А я пошла назад к столу, довольно улыбаясь.

— Во Федька даёт! — воскликнула Дара, отрываясь от штопки. В результате наших похождений часть одежды пришла в полную негодность; другая же часть нуждалась в стирке и починке, если, конечно, мы не собирались просить милостыню на центральной Велиградской площади. В этом случае более подходящих шмоток было не сыскать. — И ведь смотрите-ка, всё запомнил! Сделал точь-в-точь, как вы сказали. Небось ещё и от прыщей избавился!

— Молодец мальчишка, — согласилась я. — Из него ещё выйдет толк.

— Что там ещё за мальчишка? — послышалось с печки. — Стоит мужу немного приболеть, как жена уже по сторонам заглядывается?

— Проснулся? — деловито спросила я. — Тогда на вот, выпей, специально для тебя приготовила.

Я протянула наверх рюмку с настойкой. Спустя несколько секунд с печки послышался кашель и недовольные возгласы.

— Что это ещё за гадость? — изумился Ярослав. — Как же ты должна ко мне относиться, чтобы приготовить такое специально для меня?!

— Нормальные отношения жены и мужа в преддверии развода, — невозмутимо произнесла я. — Ты выпил или нет? Если вылил, смотри, я тебе новую сделаю!

— Нет уж, спасибо, — пробурчали сверху.

— Что ты ему такое дала? — спросила Гелла.

Ведьма сидела на удобном стуле с высокой спинкой, вытянув ноги и положив руку на живот. Её рана заживала чрезвычайно быстро. Как видно, Гелла действительно сумела хорошо её обработать, да и потом, ведьма — она и есть ведьма. Как говорится, зараза к заразе…Да, так о чём это я?

— То же, что и тебе, — ответила я. — Корень аралии, зверобой, шалфей, ну, и так далее.

— Такое даже слышать страшно, не то, что пить! — воскликнул Ярослав.

— Не привередничай! — отозвалась я. — И смотри, не думай вставать!

— Мне надоело то, чем вы меня поите, — простонал он. — Все эти корни, листья, почки и стебли! И молоко тоже смерть как надоело! Я, может, пива хочу!

— Только через мой труп, — отрезала я.

— Я обдумаю, — пообещали сверху.