В заключение того же длинного дня, Ондрей Прохазка, в благодарность от жителей города привез на телеге бочку домашнего пива к нашей гостинице. Потом женщины, почему-то в национальных костюмах, принесли замечательно пахнущую домашнюю выпечку.

— Лучше бы в Праге остановились, — психанул Спандарян.

— Суренович, — сказал я, — сейчас выставим длинные столы, закуску, чтобы все угощались, так нашим меньше достанется. А кто превысит лимит в пол-литра, завтра гонять будем как сидоровых коз.

На следующий день у меня состоялся серьёзный разговор со Спандаряном и Алексеевым.

— Будем тебя, Богдан, заявлять за сборную, — тяжело вздохнув, сказал Суренович.

— Меня? — не поверил я.

— Нет, Константиныча с больной спиной! — бросил карандаш на стол Алексеев, — ты вчера в одиночку чуть в плитку всю сборную не закатал. Сам-то должен понимать, что на паркете от тебя больше пользы, чем на тренерской скамье!

— А кого от сборной отцепите? — спросил растерянно я, — все готовились, все очень сильно прибавили. Каждый мечтает попасть на Олимпиаду.

— После товарищеских игр с чехословаками решим, — развел руки в стороны Спандарян.

В начале августа, всю Олимпийскую команду, боксеров, гимнастов, штангистов и прочих спортсменов собрали в Москве, в зале Большого театра СССР. Если обычно в театре люди смотрят на сцену, то при этой встрече на нас со сцены оценивающим взглядом разглядывали первые лица государства. Сборную по баскетболу, которая к концу тренировочного периода так нарастила мышечную массу, что ее порой стали путать с борцами и тяжелоатлетами, чтобы порадовать Никиту Сергеевича посадили в первый ряд. Меня тоже посадили в первый, но с самого края, так как ростом не вышел. Но даже сбоку я сумел разглядеть в президиуме на сцене Брежнева и недовольное лицо в очках Суслова, остальных высокопоставленных товарищей я не знал. С начальным обращением к олимпийцам выступил сам Хрущев, он говорил о том, что в это непростое время, мы должны сплотиться и всем доказать, ну и далее по списку.

Я же окунулся в воспоминания последних недель. После шуточной игры со сборной чешского городка Ракицани, какая-то сволочь усела накапать в «Советский спорт». И буквально на следующий день вышла разгромная статья под названием «Куда катится наш баскетбол!» В ней подробно описывались ошибки, допущенные при подготовке к Олимпиаде. Автор гневно возмущался, что баскетболисты не бегают кроссы, излишне много проводят времени, накачивая мышцы штангой и гантелями. Из-за чего сборная СССР стала не способна обыграть даже любительскую команду маленького чехословацкого города. Однако когда мы через день дважды, с преимуществом в двадцать очков обыграли сборную ЧССР, не показав при этом и трети своего потенциала, неизвестный автор даже не извинился. Кстати, от сборной отцепили Альберта Вальтина из киевского «Строителя», как центровой он уступал и Круминьшу, и Петрову, а как тяжелый форвард был недостаточно быстр и меток. Такова спортивная судьба.

По приезде обратно в Алушту, я узнал, что моя музыкальная команда перебралась из мансардного помещения в трехкомнатную квартиру. Постарался Мимино, то есть Саша Мкртчян. В городе часто можно было услышать на улице, пойдем вечером в курзал к Мимино. Мои «Синие гитары» нашли себе неплохого сессионного ритм гитариста, и я больше на танцевальных вечерах не работал. Кстати, договор с Мимино ребята продлили до конца августа. Чему я был рад, ведь в Москве все равно не дадут ни выступать, ни репетировать. Санька с Толиком к моему облегчению нагулялись и влились в наш общий кружок здоровья, который я преподавал с семи до восьми утра в зале для тяжелой атлетики. А перед моим отъездом в Москву мы с Наташкой провели парочку незабываемых ночей.

На этих сладких воспоминаниях Корней меня толкнул в бок. Президиум представил нам нашего знаменосца, которым стал самый сильный человек на Земле, Юрий Власов. А потом нам продемонстрировали костюмы, в которых мы должны были участвовать в параде на открытии Олимпийских игр в Риме. Лариса Латынина вышла на сцену в белой юбке и в таком же белом жакете, как продавец канцелярских товаров, а тяжеловес Юрий Власов вышел в серо-зелёном мышиного цвета костюме. Я посмотрел в зал, в котором раздались жидкие аплодисменты. И тут меня «кольнуло шилом» в одно место.

— Никита Сергеевич! — я встал и громко обратился в президиум, — можно сказать пару слов?

— Давай! — заулыбался генеральный секретарь, — ты какой вид спорта представляешь?

— Баскетболист! — я буквально взлетел на сцену.

— А что такой маленький? — засмеялся Хрущев и все сидящие в президиуме тоже дружно заржали.

— Мал клоп да вонюч, Никита Сергеевич! — отрапортовал я.

— Молодец, — генеральный секретарь от удовольствия захлопал в ладоши, — вот с такими хлопцами нам никакие империалисты на спортивных аренах не страшны!

— Мне очень нравится ваш лозунг, — я тоже вместе со всеми похлопал в ладоши, — догнать и перегнать Америку! Сейчас самая модная в Москве — это джипсовая одежда! Такого кроя там, на западе еще нет. Нам нужно сделать из нее красного, под цвет флага костюмы, и мы враз на Олимпиаде Америку заткнем за пояс! А потом можно будет наши джипсы за рубеж на продажу везти вагонами, и продавать их за валюту, которая нашему государству ой как еще нужна! А эти пиджаки, — я ткнул пальцев в Юру Власова, — мы пошлем передовикам сельскохозяйственного производства. Ура товарищи!

— Ура! — дружно ответил мне весь зал и зашелся в овациях.

Всю свою тираду я выдал в хорошем темпе, чтобы тормознутые дедушки из ЦК не успели сообразить, что их прямо здесь прилюдно тыкают носом в это самое, которое не тонет.

— Интересное предложение, — ответил мне Хрущев с гримасой застывшей улыбки, когда олимпийцы прекратили аплодировать, — обсудим ее с товарищами. Ура!

И зал еще раз искупал меня и президиум в аплодисментах.

— Ну, ты и псих, — шепнул мне Корней, когда мы рассаживались по автобусам, — кстати, достань мне по знакомству хотя бы одни штаны, как у тебя.

— Давай дождёмся решения Никиты Сергеевича, — улыбнулся я, — вот если здравый смысл не восторжествует, то достану тебе джипсы, как у меня.

Через два дня после встречи с партийным руководством страны я, как всегда перед сном побросал мячик в корзину. Все-таки с игрока спрос выше, чем с простого ассистента главного тренера, и на Олимпиаде придется соответствовать высокому званию советского спортсмена. Теперь я каждый день выполнять по триста бросков со своих излюбленных точек. Солнце уже катилось к закату, покрывая загородную спортивную базу красивым оранжевым светом. Я заметил, как несколько боксеров сборной ломанулись через ограду в самоволку. Дети малые, усмехнулся я. Когда я подошел к спальному корпусу меня остановили уже знакомые мне физиономии. Пятое управление КГБ Андроников и, кажется, Сидоров, вспомнил я. Плащи напялили одинаковые серые маскировка по-советски, ё мое.

— Комитет государственной безопасности, старший лейтенант Сидоров, — представился мне неприятного наглого вида сотрудник органов, и показал мне свою ксиву.

— Сборная СССР по баскетболу, разыгрывающий защитник, — представился я, показав ему баскетбольный мяч.

Спрятавшийся за спиной товарища Андроников одними губами улыбнулся.

— Пройдёмте с нами, — потребовал старший лейтенант.

— Если есть, что предъявить, говорите здесь, а нет то вон там выход, — я мотнул в сторону ворот, в которых стоял подозрительного вида автобус с зашторенными окнами.

— Если вы окажете сопротивление, то я имею приказ применить к вам силу, — скороговоркой ответил Сидоров.

От злости и отчаянья у меня что-то перемкнуло в голове, ведь обещал же маршал Гречко, что от меня отвяжутся. Перед самой Олимпиадой итак все нервы на пределе, что ж вы суётесь ко мне. Никуда не пойду и всё!

— Да пошёл ты, — я развернулся и двинулся к двери корпуса.

Как только за спиной послышались следы кого-то из кэгэбешников, я резко выкинул локоть назад, который мгновенно влетел тому в нос. Раздался хруст. Я развернулся, старший лейтенант Сидоров лежал без сознания на песчаной дорожке. Андроников попятившись засвистел в свиток. В тот же момент из автобуса один за другим стали выскакивать бойцы в беретах, в форме напоминающей десантников, только без маскировочного рисунка на комбинезонах. У каждого война в руках был автомат Калашникова.