— Мужики! Что вы рожи кривите? Вы что еще не поняли, что происходит вокруг?

Курков досадливо мотнул головой:

— Все прекрасно всё поняли. Герр лейтенант дал четкую картину происходящего. И поэтому…

Дихтяренко досадливо замахал руками:

— Я не про это! Вы понимаете, что сейчас в блокадном Ленинграде дети получают в день двести пятьдесят граммов хлеба сделанного наполовину из опилок и отрубей? Вы понимаете, что сейчас нацисты уничтожают советских людей на оккупированных территориях? Вы понимаете, что совсем скоро немецкие самолеты будут бомбить забитый беженцами Сталинград? А мы… Мы этих ублюдков отпустили… Повели себя, как трусливые шакалы!

Вот только теперь меня проняло по-настоящему. Даже реальность переноса во времени не сильно выбила меня из привычной колеи. Даже трупы около "Студебекера" не смогли поколебать моё душевное спокойствие. А Фёдор несколькими короткими фразами исхитрился разорвать в клочья мою тщательно возведенную защиту от этого страшного, кровавого мира. И лишь сейчас, после того как Дихтяренко повозил нас рожами об колючую проволоку окружающей реальности, я полностью осознал в каком ужасе мы очутились, и что мне придется делать, для того, чтобы для начала просто выжить…

Новиков с неподдельным уважением посмотрел на Фёдора:

— Ну, ты даешь, старик! Ты прямо, как политрук перед боем. Только мы не струсили, — герр лейтенант замялся, явно подбирая подходящее определение. — Не струсили, а так сказать вживались в местные реалии. Ничего, теперь всё по-другому будет. Об этом мы позже поговорим.

Фёдор повеселел, ободряюще кивнул Николаю:

— Может еще, и встретим этот пропагандистский бульон на своем пути…

Неожиданно в дальнем конце шеренги раздался ехидный смех и к Новикову, развязной походкой подошли четверо ветеранов. Именно они во время речи Венцова, сидели в сторонке и что-то оживленно обсуждали между собой. Нельзя сказать, что меня с ними связывали дружеские отношения. Когда я пришел в клуб, парни отнеслись ко мне достаточно прохладно. А когда я стал командиром отделения да еще к тому же унтер-офицером, а парни так и остались старшими стрелками да ефрейторами, то наши отношения окончательно оформились как нейтральные. Они меня не трогают, я не лезу в их дела. Тем более все они из отделения Куркова. Мишка с ними отлично находил общий язык и вообще жил душа в душу. По крайней мере, он сам об этом мне неоднократно рассказывал. Неформальным лидером четверки являлся достаточно рослый крепыш по фамилии Мареев. Сейчас он стоял перед Новиковым и пристально смотрел ему в глаза. Трое остальных парней топтались рядом с Федей, исподлобья рассматривая неподвижно стоявшую шеренгу.

— Отличный спектакль вы здесь разыграли, — сухим, неприятным тоном произнес Мареев. — Но пора его заканчивать, а то актеры сильно притомились.

Новиков обреченно потер лицо ладонями, тяжело вздохнул, и устало спросил:

— Виктор, а тебя какая муха укусила?

Мареев бросил короткий взгляд на своих товарищей, засунул руки в узкие карманы брюк и слегка покачиваясь, начал говорить:

— То, что вы тут себе нафантазировали — абсолютный бред. Никакого переноса во времени, разумеется, не произошло. Это и последнему дураку понятно, — Мареев неизвестно по какой причине бросил быстрый взгляд на меня, но тут же отвел глаза в сторону. — Фёдор правильно сказал, что в воду нам снотворное подмешали, а потом перевезли в другое место. Сейчас вокруг нас скрытые камеры работают, народ возле телевизоров сидит, и умирает от смеха, наблюдая за нашей клоунадой! Я в этом шоу участвовать больше не намерен!

Николай прищурился и тихо проговорил:

— А трех человек возле грузовика для шоу специально убили?

Мареев широко улыбнулся и снисходительно посмотрел на Новикова:

— Ты, как дите малое, Николай. Сейчас для киношников сделать муляж трупа ничего не стоит. А они сделали муляжи очень качественно. Очень. Даже я сначала поверил.

— А как же запах? А как же внезапно обретенное нами знание немецкого языка? — дрогнувшим голосом прохрипел Новиков и непроизвольно поморщился.

— А что «запах»? — наигранно удивился Виктор и победно оглянулся вокруг. — Тушу свиную на солнце подержали дня три, а потом внутрь манекенов подложили. Вот тебе и запах! А немецкий язык мы и не учили. Вокруг нас все по-русски разговаривали. Зольдбухи естественно подменили.

Трое его товарищей заулыбались и синхронно закивали. Мареев пренебрежительно поковырял носком сапога песок и резко вскинул голову:

— С меня хватит. Не к лицу мне, как заместителю начальника юридического отдела крупной фирмы выступать в роли нелепого клоуна. — Виктор досадливо покачал головой и зло плюнул себе под ноги. — Ничего в Ростов вернусь, этих мерзавцев по судам затаскаю. Они у меня еще умоются кровавыми слезами!

— Это ты про кого говоришь? — тихо прошептал Новиков и достал из портсигара очередную сигарету.

— Про всех тех, кто создал это гнусное шоу, — моментально отозвался Мареев и протянул Николаю зажигалку. — Кстати. Актеру, который пропагандиста бульонного играл, бутылку хорошего коньяка подарить придётся.

Новиков глубоко затянулся сигаретным дымом и вопросительно посмотрел на Виктора. Тот, в очередной раз снисходительно улыбнулся и пояснил:

— Кнор этот, подсказку дал, что всё вокруг — ненастоящее. Помнишь, он сказал, что сейчас семь часов утра?

Новиков утвердительно кивнул.

— Так вот. Я в это время на солнце посмотрел. Оно почти над нашими головами находилось. Следовательно, тогда было около одиннадцати часов. А сейчас около двенадцати.

Шеренга заволновалась, загудела разными голосами и перестала существовать. Строй рассыпался, кто-то тут же сел на землю, кто-то громко захохотал дурным голосом. На месте остались стоять мы с Курковым, Дербенцев да Андрей Шипилов из первого отделения. Ну и еще как ни странно Венцов. Вокруг стоял радостный гомон, смех и густой русский мат.

Новиков окинул взглядом творящийся вокруг него невероятный бардак, покачал головой и громко закричал:

— Не понял, чему вы так радуетесь, мужики! Пропагандист всё правильно сказал насчет семи часов утра. Дело в том, что в России немцы продолжали жить по своему берлинскому времени. А часовой пояс Берлина отставал от Москвы в сорок втором году на три или даже на четыре часа. То есть для Кноха было семь часов, а для нас десять или одиннадцать.

Народ моментально притих. Мареев выдернул руки из карманов, подскочил вплотную к Николаю и отчаянно заговорил, размахивая ладонью перед лицом герра лейтенанта:

— Это бред! Этого не может быть! Ты лжешь, Николай! Лжешь!

Новиков успокаивающе положил руку на плечо Мареева и твердо произнес:

— К сожалению, я сказал правду. И я могу это доказать, — Николай немного помолчал и неожиданно обратился ко мне. — Нестеров, иди сюда. Доставай гранату, вставляй детонатор.

Не понимая, зачем это понадобилось командиру, я молча выполнил приказ и на всякий случай вытянулся по стойке «смирно».

Новиков взял у меня колотуху и поднес её к лицу Мареева:

— Это тоже муляж? Ведь так?

Виктор невольно отшатнулся, но через секунду упрямо сжал губы и утвердительно кивнул.

— Внимание! — почему-то радостно воскликнул Николай и поднял вверх ладонь с зажатой в ней гранатой. — Все понимают, что никто и никогда не будет применять ни в одном телешоу боевые гранаты?

Народ робко закивал. Действительно такого кошмара даже представить себе невозможно. Скорее столицу России перенесут в Морозовск. Это более реальное событие, по сравнению с бесконтрольным использованием боевого оружия при съемках фильма.

— Вот сейчас и посмотрим, где мы сейчас находимся. В идиотском телешоу или в тысяче девятьсот сорок втором году, — гневно прорычал герр лейтенант и протянул мне колотуху. — Бросать только по моей команде!

Подготовка к эпохальному эксперименту заняла минут десять. Народ с максимальными удобствами расположился на дне оврага и нетерпеливо посматривал на герра лейтенанта. Новиков легонько стукнул меня по каске, проверил, хорошо ли застегнут подбородочный ремень и коротко выпалил: «Давай».