Отдал герру лейтенанту до крайности опостылевшие деревянные имитаторы, быстро вложил в свои подсумки настоящие магазины. Ремень оттянула приятная тяжесть. Немного непривычно, но никаких неудобств от этого, я не испытываю. Новиков тем временем, молча, забирает у меня бутафорский автомат и вешает его себе на грудь.

— С тобой пойдут Шипилин и Торопов. Один с боевой винтовкой, другой с СХП. Возражения есть?

— Какие возражения! Парни надежные, не один год друг друга знаем. Вот если ты Венцова предложил бы, тогда — да!

— Хорошо. Возьми еще приказ о конвоировании пленных в Морозовск. На обратном пути как войдешь в зону действия рации, сообщи — мол, возвращаемся, всё в порядке. Мы будем в роще, — Новиков показывает рукой на лежащие невдалеке холмы.

От радости почти не дышу. Намертво вцепился в пистолетную рукоятку автомата правой рукой, а левой поглаживаю ствольную коробку. Потом нежно провожу подушечками пальцев по магазину. Катаная сталь невероятно приятна на ощупь. Вынимаю магазин из автомата, выщелкиваю на ладонь пару патронов. Тупые головки пуль красиво отсвечивают латунью на солнце. Внезапно ощущаю смутное беспокойство. Несколько секунд соображаю, чем оно вызвано, а поняв, обращаюсь к Новикову:

— Коля! А ведь мы автоматы и винтовки в деле не проверили! Пошли хоть пару очередей дадим! — вижу, что герр лейтенант не доволен моим предложением и поспешно добавляю — Понятно, что гансы своё оружие в порядке содержали, но всё же проверить не помешает. Мало ли что.

Новиков печально вздыхает, вытирает пилоткой мокрый лоб и подзывает к себе Шипилина с Гущиным. Вчетвером отходим метров на двести в сторону холмов и останавливаемся. Проходя мимо наших, ловлю на себе откровенно завистливый взгляд Куркова.

— К бою, — коротко приказывает Николай. Ребята сдергивают с плеч винтовки, переводят предохранители в положение «Огонь». Я неспешно раскладываю приклад, плотно прижимаю его к плечу и тоже снимаю оружие с предохранителя.

— Мужики, стрелять много не будем, вдруг, кто услышит, — тихо говорит Николай, подносит бинокль к глазам и поднимает руку вверх. — Андрей, Илья. Цель — одиноко стоящее дерево. Вон оно, правее кустов. Видите его? Отлично. Дистанция четыреста метров.

Парни вскидывают винтовки, выставляют расстояние на прицельных планках. Понимаю, что из "МП" до дерева не достану и опускаю автомат.

— По обойме на ствол, беглым — огонь! — громко командует Николай и припадает к окулярам бинокля.

Раздаются оглушительно звонкие выстрелы, щелкают затворы и металлически отсвечивая, летят на землю стреляные гильзы. Воздух наполняется запахом сгоревшего пороха.

— Два попадания! — опуская бинокль, потрясенно кричит герр лейтенант и уважительно смотрит на ребят. Те улыбаются, перезаряжают оружие и замирают по стойке «смирно».

— А мне куда стрелять? — нетерпеливо спрашиваю у Николая и с удовольствием вдыхаю пороховую гарь. — До дерева далеко.

— Просто дай короткую очередь в сторону холма, — отзывается Николай и на всякий случай заходит мне за спину.

Одной очередью дело, разумеется, не ограничилось. С непривычки опустошаю примерно четверть магазина, за что немедленно получаю нагоняй от герра лейтенанта.

Всю обратную дорогу командир нудным голосом рассказывает о глубине моего морального разложения и удивляется моей неспособности понимать простейшие команды. Я изо всех оправдываюсь, ссылаясь на то, что первый раз в жизни стрелял из боевого «МП».

Наконец Новиков сменил гнев на милость и разрешил мне перед походом немного посидеть без дела. Чем я незамедлительно и воспользовался.

Сборы прошли быстро. Нам нацепили на сухарные сумки по две фляги, еще по одной положили в сами сумки. Красноармейцам фляги спрятали за пояса галифе. Широкий покрой гимнастёрок отлично скроет от нежелательных взглядов, подозрительные выпуклости. После общего инструктажа, Новиков похлопал меня по плечу:

— Смотри у меня, Серега! Чтобы всё тихо было! Просто сходите и принесите воды! Ты понял меня? Просто принесите воды!

Я вытягиваюсь по струнке, лихо козыряю:

— Слушаюсь, товарищ майор! Сделаем всё без шума и пыли. Вы же меня знаете!

Во главе колонны идет Торопов, винтовка болтается на плече, пилотка сбилась набок. Непорядок, делаю замечание. Шипилов по-хозяйски шагает сбоку. Зло посматривает на «пленных», изредка на них покрикивает. Молодец, хорошо вжился в роль. За Тороповым уныло бредут красноармейцы. Впереди шагает маленький Тухватуллин, за ним, опустив голову вниз, топает здоровенный Агапов. Последний в колонне — Котляков. Герр лейтенант специально поставил его на это место, чтобы в случае чего, я с ним мог по-тихому разговаривать. Этих троих бойцов я уже хорошо знаю. С остальными толком не успел познакомиться. Достаю из планшета приказ о конвоировании, изучаю список бывших пленных. Так. Что здесь у нас? Красноармейцы Мангушев и Сулимов татары. Ефрейтор Сатгалеев и красноармеец Кутяубаев башкиры. Сержант Якимов русский. Заучиваю все фамилии и звания наизусть и аккуратно прячу приказ на место.

Отойдя от лагеря примерно на километр, связываюсь по рации с Новиковым, докладываю обстановку. После этого рисую носком сапога на дороге круг и прячу рацию в траве. Зачем её с собой носить? У неё радиус действия совсем не большой. Пусть пока здесь полежит, на обратном пути подберу.

Моя ладонь крепко обхватывает рукоятку автомата, висящего на плече стволом вниз. За поясом граната. Совсем как на наших обычных страйкбольных пострелушках. Только вот оружие сейчас у меня далеко не страйкбольное. Шагаю неспешно, посматриваю по сторонам. Нервы напряжены.

Местность вокруг совершенно безрадостная. Выжженная злым июльским солнцем трава грустно качается на ветру. Торчащий, то тут, то там кустарник, издалека похож на человеческий силуэт. Поначалу это меня пугало. Останавливал колонну, рассматривал в бинокль подозрительные шевеления веток. Потом перестал. Надоело. Изредка, прямо перед нами с громким щебетом над дорогой проносятся маленькие стаи птиц. Вообще, пейзаж вокруг хоть и мрачноватый, но совершенно мирный. Никаких следов войны. На обочинах не стоит разбитая техника, не видно перепаханных воронками позиций. Не горят за горизонтом подожжённые артиллерийским огнем деревни, да и самого грохота артиллерии не слышно.

Тишина. В небе неспешно плывут облака. Иногда тень от них ненадолго накрывает наш маленький отряд. А затем солнце, словно рассвирепев на нас, снова начинает нещадно палить. Сильно хочется пить. Так сильно, что приходиться заставлять себя не думать о воде. Пытаюсь вспомнить, когда же я в последний раз испытывал такую жажду. С удивлением понимаю, что никогда.

Дорога плавно уходит направо, карабкается на небольшой бугор. Котляков оборачивается, смотрит на меня, явно что-то хочет сказать. Даже раскрывает рот, но в последний момент передумывает. Заинтересованно спрашиваю у него:

— Что ты там мнешься? Давай выкладывай.

Младший лейтенант, трёт тыльной стороной ладони пересохшие губы:

— Просто хотел спросить, а зачем ты с товарищем майором "шмайссерами" обменялся перед походом?

— Это у нас традиция такая в подразделении. На удачу.

— Понятно, — задумчиво отвечает Павел и отворачивается.

А парень-то не промах! Всё замечает и анализирует. А ведь он, наверняка, отметил, что мы закопали оружие убитых немцев. Ну, на счёт этого легко можно объясниться, это не проблема. Пытаюсь взглянуть на нашу группу со стороны, глазами красноармейцев. Понимаю, что в нашем поведении столько неправильного и вызывающе непонятного для людей нынешнего времени, что впору обращаться в органы НКВД. Так, так. Как вернёмся, сразу поговорю по этому поводу с Новиковым. Красноармейцам нужно объяснить, что наше странное поведение связанно с тем, что мы старательно имитируем поведение настоящих немцев. Такая отмазка должна вполне прокатить.

Чтобы поддержать разговор, да заодно узнать ответ на давно мучавший меня вопрос спрашиваю Котлякова: