Пришлось мне слезть и применить к трейлеру мой коронный приемчик, затем вскочить в седло и снова жать на педали, которые вращались не быстрее часовой стрелки. К несчастью, когда мы свернули с шоссе на городскую улицу, трейлер вновь замер, и понадобилось три «атомных прыжка», чтобы он покатился дальше. Правда, после, разогнавшись до пяти миль в час, мы могли за него не волноваться.
На следующий день Дорис уволилась. Теперь она на пару с Томом, которого усадила себе помогать, изучает украденные материалы. Пока не ясно, найдется ли там что-либо полезное для нас, однако Том считает, что обе компании, вполне возможно, имеют нелегальный источник финансирования или намерены использовать его при строительстве нового центра. Кроме того, некоторые документы навели старика на мысль, что тут, может быть, замешан Гонконг. В общем, рисковали мы не напрасно. Слава несгибаемой Дорис!
В знак благодарности она подарила мне одну из своих скульптур, довольно большую, из зелено-голубого керамического сплава: женщина подбрасывает в воздух птицу. Движение передано просто замечательно. Мы оба уставились на статую и некоторое время глядели на нее, не произнося ни слова.
– И давно вы этим занимаетесь? – наконец полюбопытствовал я.
– Несколько лет.
– Если не секрет, что вас побудило начать?
– Ну… Я проводила эксперимент, проверяла, как материалы реагируют на давление. Из печи появилось нечто весьма необычное, в чем я увидела форму. Обычно форму видят в облаках, а я разглядела ее тут и стала помогать ей проявиться.
Я сказал, что поставлю статуэтку у себя на террасе, когда Кевин ее достроит.
…Работа по перепланировке дома продолжается. Сейчас мой дом сильно смахивает на Парфенон: крыши нет, стен, в общем и целом, тоже. Меня уверяют, что скоро все станет на свои места. Надеюсь, что так, ибо со мной, когда я дома один, начали происходить достаточно странные вещи; быть может, когда дом достроят, это прекратится.
…Естественно, я по-прежнему чувствую себя не в своей тарелке. Однако постепенно возникает новая оболочка, создается новая жизнь. Чикаго все чаще представляется мне сном – продолжительным, необычайно ярким, но сном, который мало-помалу блекнет и забывается. Такие вот дела. Человек живет и полагает, что реальнее этого ничего быть не может. Потом это превращается в зыбкое воспоминание, а ему на смену приходит новая действительность, реальнее которой, разумеется, не может ничего быть. Никак не привыкну. Ну ладно, пиши. Жутко по тебе скучаю.
Твой Оскар».
Глава 6
Четыре часа в воздухе. Лидди наконец-то заснула. Я барабаню по клавиатуре портативного компьютера – не столько работаю, сколько пытаюсь отвлечься от надоедливых мыслей.
Стратегии изменения истории… Нужно придумать, как перейти из этого мира (пожалуйста, поскорее!) в мир книги. Главное – утопия.
Слова на дисплее появляются и исчезают, будто дни.
Линкольна не убивали, ничего подобного, нам известно, что все было иначе, что мировая история просто не могла избрать то направление… Кажется, нас кто-то ведет; но нет, теория Великого Вождя не проходит, ибо человечество не спасет никакой индивидуалист. Либо все вместе, либо…
Все или ничего. Ах, Памела…
Некая группа, которая то ли обладает влиянием, то ли нет, однако все ее члены – скажем, юристы – действуют сообща. Никак не могу отделаться от ощущения – несмотря на собственный опыт последних месяцев, – что спасти человечество может именно Закон. Допустим, выпускники юридического колледжа в Гарварде занимают наиболее важные посты в правительстве, МВФ, Всемирном банке, Пентагоне и спасают двадцать первый век. Похоже на правду? Не слишком, но, по крайней мере, возможно. Что нам мешает это осуществить? Только инерция, идеология, отсутствие воображения. У нас есть педагоги и проповедники, однако политически активных людей среди них, как и среди представителей иных профессий, раз-два и обчелся. А ведь нужно согласовать программу действий… Насколько невыполнимым должно стать то или иное дело, чтобы его осуществление оказалось никому не нужным? Нечто вроде теории конспирации, которая мало кого интересует.
Историю изменяет популярная книга, утопическое произведение, которое читают все подряд, читают и задумываются – во всяком случае пытаются, пускай даже неосознанно. Книга изменяет образ мыслей, и каждый человек начинает мечтать о новом, лучшем мире, и что-то делать…
Я прихожу в отчаяние. Как говорил Маркузе[17]: «Один из главных признаков опасности – то, что мы не можем представить дорогу, которая привела бы нас в утопию. Нам туда не добраться».
Нужно сделать только первый шаг, и ты уже там. Процесс, динамика, в движении жизнь… Мы должны найти дорогу. Наше воображение развито сильнее, чем у предков. Стоит сделать один-единственный шаг, и мы окажемся на дороге.
И что с того? Книга-то о чем?
Я смотрю на дисплей. Моя дочь вздыхает во сне. Какое у нее лицо… Если человек не может прикоснуться к другому, которого любит, не может его увидеть…
Мы находимся в тридцати пяти тысячах футов над поверхностью планеты. Пассажиры лайнера смотрят кино. Я смотрю в иллюминатор. Земля кажется нам неизмеримо громадной, но стоит подняться над ней…
Слова появляются и исчезают, будто…
«Марсианскую» вечеринку, на которую Хэнк пригласил всю компанию, было решено устроить на природе. Они все вместе выехали из города и покатили в сторону холмов; велосипедные фары напоминали в темноте вереницу мотыльков. «Лобос», Оскар, Надежда и Том Барнард на тандеме, который так и рыскал по дороге… У каньона Черная Звезда шоссе закончилось. Оставив велосипеды у начала тропинки, дальше они отправились пешком. В рюкзаке Хэнка, который шел впереди всех, что-то позвякивало.
– Люди высадились на знаменитой красной планете, – пробормотал Оскар, в очередной раз споткнувшись, – а мы собираемся отметить это событие, блуждая во тьме, точно дикари. Космическая одиссея наоборот!
Было тепло, время от времени принимался дуть ветерок, под порывами которого вздрагивали ветви карликовых дубов, что росли на стенах каньона. То был северный ветер из Санта-Аны, который, промчавшись над Сан-Хоакином, растерял всю свою влагу и сделался горячим и сухим.
– Санта-Ана, – проговорил, принюхиваясь, Том, повернулся к Надежде и взял ее за руку. Женщина подпрыгнула. – Статическое электричество. Хороший знак.
Электрошок при каждом прикосновении.
Приблизительно через полчаса они добрались до Горячих Источников – неширокой травянистой равнины, по которой были разбросаны крохотные озерца. Тут и там виднелись платаны, дубы, ореховые деревья, которые словно охраняли озера. На берегу самого большого из озер стоял низенький домик с павильоном. Хэнк, арендовавший этот дом на одну ночь, открыл дверь и включил внутри свет. Сразу стало видно, как лопаются на поверхности озера пузырьки. Деревья шелестели листвой, скрипели в полумраке ветвями.
– Горячо, однако!
Озеро с домом на берегу располагалось достаточно близко к самому источнику, от которого его отделяли лишь два озерца поменьше. Футов двадцати в поперечнике, от трех до пяти – глубиной. Под воду, к бетонной скамье, уводили бетонные же ступеньки, дно было усыпано песчаником, который по жесткости мало чем отличался от бетона. Короче, все, что нужно, имелось в наличии.
Хэнк, Джоди, Майк и Оскар пошли в дом, класть в холодильник продукты. А остальные, сбросив с себя одежду, попрыгали в воду. Плеск, визг, восторженные вопли… Вода обжигала, но не слишком сильно; стоило коже привыкнуть, как по всему телу разливалось блаженство.
Какое-то время спустя на берегу появился Оскар – огромное белое пятно в ночной темноте. «Осторожно!» – крикнул Кевин. Оскар казался в эту минуту сказочным великаном – раза в три выше любого человека, широкоплечий, с голой грудью, громадным животом и толстыми, как стволы деревьев, ногами. Те, кто сидел в воде, не сводили с него глаз. Он вскинул голову, внезапно присел на корточки, широко раскинул руки и сделал вид, будто прыгает в озеро, летит и падает, точно гигантское пушечное ядро. «Не надо! Вода выйдет из берегов! Или дно треснет!» Оскар топнул ногой, яростно потряс черными кудрями, отбежал чуть назад, рванулся вперед, снова назад; во всех его движениях ощущалась та самая носорожья грация, которую Кевин и Дорис наблюдали в Бишопе. Из домика, привлеченные шумом, выскочили Хэнк, Джоди и Майк. Оскар неожиданно взмыл в воздух этаким большим белым китом, на мгновение завис над озером, а затем плюхнулся в воду, подняв кучу брызг.