В общем, они решили, что раз я американка, значит, должна играть в софтбол, и вытащили на поле. В результате меня назначили главным судьей сезона, поскольку со своими судьями у них проблемы: те продаются направо и налево. Сам понимаешь, ничего подобного я не ожидала. Впрочем, особо удивляться нечему; почему бы им здесь, в самом деле, не играть в софтбол? В конце концов, мир движется к единообразию, разве не так?

Ну ладно, мне пора. Откровенно говоря, жаль покидать Дакку. В Атгаоне телефона нет, точнее, есть приемник, но нет передатчика, поэтому сообщений можно ждать только с оказией. Если соберешься позвонить, оставь запись в Дакке; я ее как-нибудь заберу. Звони, Кевин, пообщаемся хотя бы так. Всем привет. Люблю тебя.

Экран погас.

Кевин сидел в темноте, глядя, как тускнеет след на экране телевизора. За стеной барабанил по клавиатуре компьютера Томас. Можно пойти потолковать с ним, ради разговора он оторвется от работы. А может, лучше спуститься на кухню? Там сейчас наверняка Донна и Синди. Или же Сэм и Сильвия. Попивают чаек, говорят по видеосвязи со знакомыми… Порой друзья становятся ближе родственников (если тех, кроме родства, ничто не связывает). Но до чего же хочется поговорить с сестрой!

Май. На ветвях набухают почки, почти непрерывно льет дождь. Я не помню, выдался ли в апреле хоть один солнечный день.

Вчера вечером Памела пришла домой совершенно измотанная: ей пришлось проводить одновременно два эксперимента. Она надеется, что скоро закончит исследования, а отчет собирается писать в Штатах – чтобы не затягивать разлуку. Бедная моя женушка! Я приготовил ужин, а она с отвращением отшвырнула газету и начала рассказывать о работе.

– Обазцы экспериментального соединения и стандартные компоненты, содержащиеся в воде, диффундируют из воды в камеру до наступления равновесия между жидкостной и газовой фазами.

– Понятно.

– А оно зависит от растворяющей способности воды и летучести обоих составов.

Она продолжала говорить, а я молча смотрел на нее. Что химики рассказывают супругам? Что те понимают? Тра-ля-ля, Том, тра-ля-ля.

Заметив выражение моего лица, на котором, очевидно, была написана собачья покорность судьбе, Памела улыбнулась.

– Как твой роман?

– Все так же. – Признаться, я слукавил. Непонятно, зачем. Ведь Памела для меня – первый и самый главный критик. – Правда, возникла одна идея… Может, имеет смысл вставлять между главами нечто вроде эссе, в которых обсуждались бы экономические и политические проблемы?

– Господи! – Памела поморщилась так, словно из холодильника пахнуло тухлятиной.

– Ты чего? Я всего лишь следую примеру Уэллса. Он написал книгу…

– Какую именно?

– Ну, один из своих утопических романов…

– Его переиздают?

– Нет.

– А в библиотеках он есть?

– В университетских.

– Фантастику Уэллса до сих пор можно встретить в любой библиотеке, найти в любом книжном магазине, а про его утопический роман с эссе внутри давным-давно забыли. Ведь даже ты не помнишь названия, так?

Я поспешил сменить тему.

Бог с ними, с эссе.

Полгода. Четыре месяца. Три? Прошу вас, таинственные эксперименты моей жены, завершайтесь поскорее. Ну пожалуйста!

Кевину приснилась огромная птица, которая стояла в прозрачной воде быстрого потока. Раскинув широкие крылья, чтобы сохранить равновесие, она заскользила по поверхности воды… Он проснулся, потряс головой, отгоняя остатки сна, усмехнулся и произнес, выделяя каждый слог: «Салли Толлхок». Все, что она советовала, мгновенно всплыло в памяти, и Кевин, чувствуя себя полным сил и энергии, решил заглянуть перед работой к Джин Аурелиано и обсудить положение дел.

Дом Джин стоял в распадке между Ориндж-Хилл и Чапмен-Хилл. Промчавшись по дороге, Кевин резко надавил на тормоза велосипеда, слез и поднялся по ступенькам на маленькую террасу. Дом представлял собой анфиладу комнат вокруг каменного сада, крышу над которым украшали четыре миниатюрные пагоды (в свое время Кевин приложил руку и к дизайну, и к строительству). Увидев на пороге кабинета гостя, Джин, которая говорила по телефону, улыбнулась и указала на кресло. Но Кевин садиться не стал – прошелся по комнате, разглядывая китайские пейзажи в стиле династии Мин, золотистые штрихи на зелено-голубом фоне. Джин продолжала разговаривать, что-то кому-то доказывая. Волосы у нее были серо-стальные, коротко подстриженные, они изящно обрамляли миловидное лицо. Несмотря на широкую кость и плотное сложение, двигалась она грациозно, как и подобает обладателю черного пояса в каратэ. На протяжении многих лет никого сильнее Джин не было не только в Эль-Модене, но едва ли не во всем округе Ориндж; надо признать, она до сих пор производила весьма внушительное впечатление. Судя по тяжелому взгляду, собеседник на том конце провода безмерно ее раздражал; Кевин от души порадовался, что этот взгляд предназначался вовсе не ему.

– Какого черта? – воскликнула Джин, перебивая тоненький голосок, доносившийся из трубки. – Движение «зеленых» разваливается именно из-за экстремистов вроде вас. Мы живем в другом мире… Нет, не надо меня убеждать, возврата быть не может. Все разговоры о водном суверенитете – полная чушь, неудивительно, что против него протестуют все подряд. Благодаря вам, Дамасо, мы утрачиваем единство и теряем мандаты. Политика – искусство возможного; если политик ставит себе недостижимые цели, какой от него толк? Что? Нет, вы ошибаетесь. Существуют два Маркса, историк и пророк. Как историк, он действительно велик, и мы каждый день пользуемся его выводами, но как пророк он никуда не годится. У любого, кто считает себя марксистом с этой точки зрения, явно не в порядке мозги. Дамасо, порой я просто отказываюсь понимать! Чего вы добьетесь своей балканизацией? Сам такой! – Последовала длинная тирада на испанском, затем Джин бросила трубку. – Чего тебе? – спросила она у Кевина, не поднимая головы.

Тот объяснил, путаясь от волнения в словах.

– А, грандиозный план Альфредо. Венец творения! Я слежу за вами с Дорис. По-моему, вы действуете неплохо.

– Спасибо за комплимент, – отозвался Кевин. – Но нам хотелось бы сделать больше. Мы проконсультировались у одного юриста из Бишопа…

– У Салли Толлхок?

– Да.

– Что ж, неплохой выбор. И что она посоветовала?

– Сказала, что в лоб чего-то добиться вряд ли удастся.

– Правильно, – кивнула Джин. – Ведь голоса «за» и «против» в совете разделились поровну.

– Она предложила попробовать другие варианты. В частности, использовать акт штата Калифорния об охране окружающей среды. Оскар утверждает, что тебе известно, каким образом это лучше всего сделать.

– Он прав. Я обязательно попытаюсь, но дело в том, что комиссия вполне может поддержать Альфредо. Маленький холмик на окраине парка Сантьяго, все остальные холмы застроены… – Джин махнула рукой.

– А то, что он такой остался один, не играет нам на руку?

– Они вряд ли захотят создавать прецедент. Ну да ладно, посмотрим.

– По словам Оскара, если партия «зеленых» поддержит нас с Дорис…

– Предложение Альфредо не пройдет наверняка. Я согласна с Оскаром целиком и полностью и приложу все усилия, чтобы так и случилось. – Джин поднялась из-за стола, прошлась по кабинету, распахнула дверь и выглянула наружу. – Однако, если дойдет до референдума… Понимаешь, каковы будут результаты голосования, невозможно даже предположить. Большинство горожан, безусловно, одобрит любую затею, которая сулит Эль-Модене дополнительные средства, поэтому требовать референдума, по-моему, себе дороже. Нужно провалить предложение Альфредо на Совете. Следовательно, вам с Дорис необходимо уломать тех, кто воздержался. Я тоже постараюсь помочь.

Воздержавшихся было трое – Хироко Вашингтон, Сьюзен Майер и Джерри Гейгер. Джин, которая хорошо знала всех троих (она тесно сотрудничала с ними в бытность мэром), считала, что шансы на успех достаточно велики. Во всяком случае, попытка, как говорится, не пытка.