– М-гм.
– Скверно.
Кевин кивнул. Хэнк с сочувственным видом заглатывал пиво. Кевин не удержался, чтобы сказать, что теперь жизнь Рамоны будет ложной, что они с Альфредо не могут быть по-настоящему счастливы.
– Наверное… – Хэнк поводил глазами. – Трудно сказать. Со стороны никогда нельзя судить безошибочно. Интимная жизнь, понимаешь…
– Тоже верно. – Кевин долго изучал банку в своей руке. Наконец, убедившись с достоверностью, что она пуста, взял следующую. Хэнк сделал то же.
– Вообще, все это бабушка надвое вилами писала, – выразился Хэнк. – Может быть, меж ними такая штука не в последний раз, и ты сможешь продолжить отношения с Рамоной с того места, где сейчас они у вас прервались, когда Рамона и Альфредо сами поймут перспективы, которые ты для них только что обрисовал. А отчасти все зависит от того, как ты поведешь себя сейчас, понимаешь? Я имею в виду, что, раз уж вы друзья, ты не должен шляться вокруг, пытаясь испортить ей настроение. В конце концов, она ведь просто делает то, что кажется ей правильным.
– Угу.
– Короче, я имею в виду, что, если чего-то хочешь, нужно потрудиться.
– Не хочу я играть никакой роли в этой пьесе!
– Это не роль, Кевин. Просто работа. То, что мы все делаем. Если ты, конечно, всерьез намерен получить то, что хочешь. Безусловно, страшновато, ибо можно и не получить желаемого, а задницу подставишь, это уж точно. Да так, что лучше бы вообще ничего не делать – безопаснее. Но если ты действительно хочешь… – Хэнк со значением помотал носом.
– …Раз ты не действуешь, значит, чувство твое – не настоящее! – произнес Кевин, передразнивая Хэнка.
– Совершенно верно, парень! Именно это я и хотел сказать. – Хэнк, похоже, не уловил интонации Кевина.
– Угу.
(Поэтому-то Альфредо и ездил в Сан-Диего.)
– Слушай, парень, жизнь сложная штука. Ты замечал это? И дело не только в этом; дело в том, что жизнь течет подобным образом годы и годы. Если даже ты и прав в отношении Альфредо и Рамоны, может пройти мно-о-го времени, прежде чем они сами это поймут.
– Ох, дружище, подбодри ты меня, на кого я еще обопрусь?
– Конечно, Кевин, само собой, я помогу!
– Ради Бога, Хэнк. Ты хоть постарайся не выбить меня из колеи в один прекрасный день, хорошо? Не уверен, что смогу вытерпеть эти твои… – Кевин вовремя остановился.
Годы и годы. Годы, и годы, и годы… Его единственной жизни. Боже…
«Терпение, – как однажды выразился Хэнк, стоя на крыше и постукивая легонько себя по голове молотком. – Тер-рпение…»
И снова – колотить гвозди, красить наличники, отскребать стекла от краски, стелить половое покрытие, программировать термостат – с рассвета до сумерек; от восхода солнца и до заката… Каждый вечер проплывать четыре километра…
Он и не догадывался, насколько зависит от работы, поглощающей время и мысли, пока не подошла очередь следить за соседскими ребятишками днем, когда взрослые трудятся. Такая обязанность выпадала каждому примерно раз в месяц; учитывалось расписание основной работы, а также личное желание. Кевин смотрел, пока готовил завтрак, как взрослые уходят на работу, потом загнал малышей в дом Макдоусов и затеял импровизированные игры, которые обычно сами приходили ему в голову. Время ползло так медленно, что просто не верилось. Сегодня ему досталось шестеро поднадзорных, все детсадовского возраста – от трех и до семи. Дети совершенно необузданные. Но все равно оставалось слишком много свободного времени, а значит, много лишних мыслей. Часов около десяти он собрал детвору и устроил им познавательную игру, которая заключалась в хождении по тропинкам. Все тропинки почему-то приводили к дому Оскара. В доме было пусто – строители, зная, что Кевина сегодня не будет, пошли в другое место, начинать новый проект в Вилла-Парке. Кевин предложил детям таскать черепицу из штабелей на дороге к подъемнику. Игра очень понравилась, а когда черепица кончилась, он придумал другую – чистить от краски стекла окон теплицы. Потом было еще что-то… Удивительно, как легко серьезная мужская работа превращалась в детское развлечение. Кевин даже фыркнул, когда ему пришло в голову, что он, оказывается, все время занимается игрушками. «Рекомендуется для детей в возрасте от 3 до 7 лет».
На холмы наползли тучи, клубившиеся все утро над береговой полосой; потемнело. Стало моросить. Дождь! Сначала – лишь мелкие брызги, а затем припустил по-настоящему. Дети, вскрикивая, носились в радостном возбуждении, с мокрыми, липнущими на лоб волосами. Немалых трудов стоило Кевину отогнать свое стадо домой. Жаль, нет овчарки. Когда суматошная орава гомонящим клубком подкатилась к дому, взрослые хлопотали на улице, налаживая влагоуловители, имеющие вид зонтиков, поставленных вверх ногами, над бочками, цистернами и всяческими другими емкостями для сбора воды. Некоторые «зонтики» были на автоматике, но большинство приходилось раскрывать вручную.
– Поднять все паруса! – закричали мальчишки и тут же полезли на бочки – крутить рукоятки. Так продолжалось до тех пор, пока Кевин не сбегал в дом, достал и раскатал по траве длинную и широкую полосу окрашенного в радужные цвета пластика. Дождь испещрил ее миллионами капель, каждая в форме совершенной полусферы. Кевин орал даже громче своих подопечных, когда все вместе они катились кто на чем: на заду, на коленях, на пузе, кто умел – на ногах. Взрослые, закончив развертывание своих антизонтиков, тоже начали кататься по дорожке. Кое-кто ушел в дом – пить пиво. И все наперебой пели, орали и визжали: «Дождик, дождик! Вода!» Праздничный прием в честь гостя с неба; гостя нечастого в здешних местах. Вода лилась из туч щедрым потоком – чудо на побережье с пустынным климатом.
Кевин и следил одним глазом за ребятней, и организовал соревнование – кто дальше проедет, и поправил скривившийся на сторону зонтик, через край которого вода проливалась мимо резервуара. Но не только это он успевал делать. Он еще успевал принимать длинные пасы от Хэнка, который крутил педали и разбрасывал направо и налево банки с пивом и мороженое, а велосипед его, не желая отставать в щедрости от хозяина, раскидывал по сторонам крылья белых брызг, окатывая всех, кто не успел отскочить. И Кевин со всеми орал: «Вода!», и звучало это как благодарственная молитва.
И все это время он не испытал ни малейшего трепета чувств. Шел дождь. А под дождем шел Кевин. Двигался сквозь движение, скользил по пластиковой тропке под немыслимым душем; не тормозя, плавно, как во сне, он двигался к невидимому «домику» от третьей базы после толчка, который, видать, хорошо удался; вот-вот, и он спасен! И – никаких чувств. Вообще.
Кевин сидел на мокрой траве, косолапо расставив ноги, сверху было мокро, внутри – пусто, как в тыкве.
В тот вечер после бесцельного хождения по холмам Кевин вернулся домой и заметил мигающий огонек на панели телевизора – есть сообщение. Включил аппарат; на экране появилось лицо Джилл:
– Привет!
Кевин уселся перед экраном.
– …меня трудно перехватить – была в Атгаоне, а потом в Дарджилинге. Час назад кое-как добралась в Дакку, надо бы заснуть, да не могу. – Непонятная мешанина чувств, смех напополам с плачем. – Днем судила игру в Атгаоне. Обязательно надо рассказать, а то действительно спать не буду. – Щеки Джилл пылали. На столике рядом стоял недопитый стаканчик чего-то. Неожиданно Джилл встала и начала расхаживать по комнате. – У них там женская софтбольная лига, я тебе рассказывала раньше; площадка на заднем дворе клиники. Такая дурацкая, слева кусты, а справа чуть ли не на самом игровом поле скамья для зрителей. – Смех; брат с сестрой вместе, весь мир в стороне. – На поле почти все время грязь, а постоянный «домик» вообще оказался в луже, так что пришлось разметить место для него метра на полтора спереди и играть с этого места как из «домика». И вот что сегодня произошло. – Она отпила из стаканчика, часто заморгала. – Была крупная игра. Местная команда принимала чемпионов Саидпура, это крупный город. Землевладельцы из Саидпура заправляют всеми тамошними площадями, хотя считается, что это территория правительственного подчинения. Само собой, местные на них имеют зуб; короче, непримиримое соперничество. Так вот, прибыли чемпионы. Крупные такие тетки, все в одинаковой форме. Ну, знаешь, как обычно выглядит команда из центра – будто они в самом деле играть умеют. Местные посмотрели на этих и затряслись. Классическая ситуация встречи двух собак – кто страшнее выглядит, тот, считай, и победил. Местные, между прочим, очень неплохая команда. Хоть и выглядят оборвышами, но играют сильно. И эти, саидпурские, тоже хорошие игроки, как потом выяснилось. Принимающая у них толстенная бабища, какая-то нервная с виду, все время орала на подающую. Но играть умеет. И вот прошли первые несколько подач, и стало ясно, что центровые прут как на комод со своей огневой мощью. Местные организовали глухую защиту, оборонялись просто великолепно. Их девчонка с третьей базы перехватила несколько бросков ниже линии, да и руку имеет хорошую, хотя так дрожала, что почти все подачи отбивала соперникам, но у тех каждый раз получался аут. В общем, крепкая оборона позволила местным держаться. Несколько сетов они сдали, но сколько-то выиграли, когда их центральная полевая встала с двумя девчатами в «домик» и несколько раз ка-ак заделает настилом мяч прямо под скамейку! Зрителей вмиг поразметало в стороны от такого расстрела. – Джилл засмеялась. – Беднягам пришлось сделать пробег в «домик».
