Но наверху молчат. Признать, что это дело рук мафии, значит еще на долгие годы забыть про то, что Россия может стать европейским цивилизованным государством. Не признать, с другой стороны, это значит немцам придется выплачивать миллионные штрафы, что скорей всего приведет к разрыву отношений с этой влиятельной страной, потому что немецкая фирма «Милена» не считает себя виновной. Так складывалась ситуация, которую можно охарактеризовать как тупиковую.

Все это я слушала по радио, когда ехала после работы за город, в дом Ниро.

Почему меня это так волнует? Потому что я сама могла оказаться пострадавшей в этой ситуации? Да. Но ведь и за страну обидно. Почему мы любим ездить отдыхать в Швейцарию, а не хотим сделать свою страну спокойной и прекрасной? Потенциал-то ведь ее огромен.

Я не хочу уезжать из страны, я хочу жить здесь! Эй, вы там, наверху, слышьте это!!! Я хочу жить здесь и приносить пользу себе и своей стране!.. Но меня вряд ли услышат, и поэтому я вместе с Ниро занимаюсь этим делом. Рискуя, между прочим, собственной жизнью!

Все это я собиралась выложить моему любимому, но он был занят. Дверь мне открыла Мамаша Крокодайл.

— Проходи. Я уже ухожу. Ух ты, как причесалась! — приветствовала меня Мамаша Крокодайл.

— И я рада вас видеть. А где Ниро?

— Уже три часа в кабинете, с этим.

— Филиппом?

— Нет, другим.

— Пашей?

— Вот, им самым.

— Ну и отлично. Я в душ успею.

— Все. Я пошла. Закрывай за мной…

И мы мило расстались. Вот такая она, Мамаша Крокодайл.

До ванной я дойти не успела, из кабинета мне навстречу вышли Ниро и Паша. Как изменился Паша! Правда, я и видела его один только раз. Но тогда он был просто обалдуем, а сейчас это был собранный вояка. Мы поздоровались и обменялись любезностями.

— Ева, ты, никак, в Африку собралась! — глядя на мою прическу, с улыбкой спросил Паша.

— Нет, она уже оттуда вернулась, — ответил за меня Ниро. Он был недалек от истины.

На этом наше общение с Пашей закончилось, Паша ушел.

— Здравствуй, мой дорогой Нирулечка! Как я по тебе соскучилась, сказала я, когда мы остались одни, и обвила руками его шею.

— Привет, — ответил он и шлепнул по тому, что находится ниже спины.

— Так-то ты встречаешь меня в наш медовый месяц!

Однако моему любимому было не до того:

— «Стоп, — сказал я себе сегодня. Что ж я прилип к этой версии?»

— И что?

— И стал разрабатывать другую. Я решил обогнуть гору, которую соорудили из обвинений против «Милены».

— Ага. Поэтому Паша был здесь.

— Точно. Но об этом потом. А теперь, Рыжий Африканыч, хочу есть!

— Ну Нирулечка! Расскажи, что вы придумали!

— Потом.

Ну не спихнешь его со своего, и точка! Его слово было железно, и он пошел на кухню, а я продолжила свой путь в ванную.

«Нет, как же мне повезло, — думала я, стоя под освежающим душем. — Я принимаю душ, а он готовит обед, да еще какой! Это вам не харчи в столовке и даже не ужин в хорошем ресторане. Это нечто особенное. Интересно, что мы будем сегодня есть?» Я от ожидаемого удовольствия улыбнулась.

Разговор о расследовании мы возобновили уже в саду, где пили кофе глясе с ванильным мороженым.

— Паша сейчас работает в Управлении внутренних дел Москвы. Я ему дал задание найти всех кустарей, особенно тех, которые криминала не боятся, лишь бы платили хорошо.

— Значит, у них, у кустарей, свои касты есть.

— А как же. Кто юбки дамские шьет налево, подделывая их под известные фирмы. А кто водку гонит из технического спирта, от которой люди травятся. Есть разница?

— Есть.

— Думаю я так. Если мы найдем такого умельца, который согласится все это сделать…

— А он существует? — перебила я Ниро.

— В любом случае кто-то это сделал. Но раньше, в версии «мафия», этому не уделялось особого внимания. Предполагалось, что мафиозные мальчики сами это делали на кухне.

— А теперь?

— А теперь, если такой тип существует в природе, то он, как ниточка из клубочка, приведет нас к своему заказчику.

Я молчала.

— Да, я знаю, о чем ты думаешь, что дело уже сделано и он может больше не встретиться со своим заказчиком. Знаю! Но шанс есть.

Один к ста, но все же есть. Подружиться они, конечно, вряд ли смогли, но вдруг тот ему денег недоплатил, или кустарь, обрадованный большим и легким деньгам, придет к тому еще работы просить.

— Да. Я об этом и не подумала.

— Ладно, Рыжик, расскажи теперь, как твои дела.

— Кажется, я на него наткнулась…

В этот момент солнце начало садиться. И по небу разлилось такое сияние — золотое, оранжевое, а на краю облаков розовое. Сердце замерло от восхищения. Мы оба были заворожены представшим перед нами небесным зрелищем. Когда я перевела взгляд на Ниро, он уже смотрел на меня. Наши руки сплелись… и неожиданно мы оказались на траве. Земля была такая горячая… Я не знала, что это так сладко, на горячей земле, при закате, быть в объятиях любимого.

К Гилиему Жаккардье персонал недавно открывшейся пятизвездочной гостиницы «Палас-отель», что на Тверской-Ямской, относился с великим почтением. Чаевые, списываемые с его многочисленных кредитных карточек, были очень внушительны даже по московским меркам. Наличных этот господин с собой не носил никогда. «В вашей стране это так опасно», — делился он с портье, благо тот понимал по-французски.

Мсье Гилием Жаккардье был француз. Высокий темноволосый мужчина лет тридцати пяти. Безумно обаятельный. Его белозубая улыбка, легкий загар и мягкий баритон действовали гипнотически на всех. Ему смотрели вслед, когда он шел по коридору. Что и говорить — для женщин он был просто чумой.

По-русски он не говорил. Но только через неделю его пребывания в Москве рядом с ним появилась очаровательная переводчица, русская девушка. Кем он был, никто не знал. В карточке гостя значилось: бизнесмен. Судя по выбранной гостинице, мсье был птицей высокого полета.

В полдень его ожидала в холле женщина интеллигентного вида. Минут через пятнадцать ожидания она подошла к портье и, извиняясь, спросила, не видел ли он мсье Жаккардье. Портье смотрел на нее выжидающе и не отвечал, тогда женщина, покраснев, начала, запинаясь, объяснять, что для мсье Жаккардье заказана экскурсия в Ясную Поляну, что она экскурсовод и их ждет внизу машина. Портье кивнул и набрал номер телефона. Сказав что-то по-французски и получив ответ, он положил трубку и передал женщине, что мсье сейчас выйдет.

Прошло еще пятнадцать минут, и мсье Жаккардье появился в холле, за ним семенила переводчица. Подойдя к регистрационной стойке, он поинтересовался, кто его спрашивает. Найдя глазами указанную женщину, он расплылся в своей чертовски обаятельной улыбке и, пойдя прямо на нее широким шагом, протянул руку для приветствия. Он стал быстро говорить по-французски, переводчица вторила ему по-русски. Это были слова извинения.

Изнервничавшаяся женщина-экскурсовод совсем растаяла, когда этот красавец в нижайшем поклоне уважения целовал ей руку. Через пять минут они вышли из гостиницы и сели в машину.

Ниро в это время у себя дома принимал факс. Это было полотно длиной метров пять. Паша постарался на славу. Он прислал адреса и имена всех возможных кустарей-одиночек в Москве и Московской области, которые не гнушались криминала. Список был внушительный, нечего сказать. Я думала, что они найдут два, может, три таких человека, но я сильно ошибалась.

При таком раскладе искомого человека могло даже и не быть в списке вообще. Но Ниро так не думал. «Такие зацепки могут многое дать. Надо только правильно подойти к этому. И время. Время очень важно здесь».

Теперь я расставалась со своими косичками. Вновь я появилась в африканском салоне в новом костюме и с хорошим загаром, что позволило парикмахерам оценить по достоинству мой доработанный вид. Мастер даже пожалела, что приходится «снимать прическу», — так она выразилась.