После того, как процесс был завершен и приговор вынесен, трое мужчин упорно продолжали настаивать, что не виновны. И, действительно, жена Олдфилда, которая посетила тюрьму, была так убеждена утверждениями мужа, что «сама она упала в обморок от ярости».

Стало более-менее очевидно из различных заявлений, включая и подобные от Олдфилда и Массена, что Таунс был каким-то образом меньше замешан в событиях путешествия по каналу, чем двое других. Поэтому не было неожиданностью, когда представители адвокатской профессии решили, что есть основания для пересмотра приговора, вынесенного Таунсу. Таким образом, письмо, излагающее их общее мнение, было отправлено в Лондон с одним из адвокатов, который добился специального разговора с Государственным секретарем. В результате предпринятых шагов, Таунс был помилован (почти буквально) в предпоследнюю минуту. Хорошую новость ему сообщили в тот момент, когда лодочники получали в последний раз святое причастие от тюремного священника. Таунс моментально разрыдался и, стискивая руки каждого из своих компаньонов, начал их целовать с теплым чувством и повторять: «Господь да благословит тебя, дорогой друг!», «Господь да благословит тебя, дорогой друг!». Впоследствии его отправили на каторгу в Австралию, и он был еще жив, когда в 1884 году с ним виделся и говорил некто Самюэль Картер, житель Ковентри (подобно Олдфилду и Таунсу). Картер живо интересовался местной историей и описал свои переживания, возвратившись в Англию в следующем году в книге «Путешествия и разговоры на обратной стороне Земли».

Олдфилд и Массен были повешены немедленно и публично в Оксфорде. Согласно репортажам газет, самое малое десять тысяч человек присутствовали на этом зловещем спектакле. Сообщалось, что с самого раннего часа люди устроились на стенах повыше, залезли на деревья и даже уселись на крышах окрестных домов, все для того, чтобы наблюдать ужасное развитие событий. На дверь директором тюрьмы было вывешено объявление о том, что казнь состоится после одиннадцати часов. Это породило большие разочарования среди зрителей, но не заставило их покинуть свои места, и когда началась в указанный час казнь, вокруг негде было яблоку упасть.

Первым появился тюремный священник и торжественно провел погребальную службу официальной церкви; потом вывели двоих осужденных, за ними шли палач, директор и некоторые другие высшие служащие тюрьмы. Двое мужчин прошли твердым шагом к платформе и поднялись на нее без чужой помощи. Накинув петли, палач пожал руку каждому, в это время священник напевал меланхолично гимны, фатальные веревки дернулись и, спустя минуту, двоих преступников уже не было между живыми. Казнь, похоже, удовлетворила садистские желания толпы, потому что не было сообщений о каких-либо беспорядках, когда огромные массы народа разошлись по своим домам в тот солнечный день. Позже узнали (хотя тогда это не было видно), что последним жестом Олдфилд передал священнику записку, адресованную его молодой жене, в которой до последнего твердил, что невиновен в преступлении, за которое заплатил теперь самую высокую цену.

Опубликованные в городе внеочередные издания газет, описывающие в малейших подробностях сенсационный процесс и казнь, были пущены в продажу на улицах Оксфорда немедленно и были моментально раскуплены.

Они описывали со ссылками на Библию последнюю проповедь, прочитанную лодочникам в 6 утра в воскресенье перед казнью. Текст, очевидно подобранный с сардоническим безразличием, едва ли мог бы донести до осужденных, кто знает какое духовное или физическое утешение: «Но они не слушались Меня и не приклонили уха своего, а ожесточили выю свою, поступали хуже отцов своих» (Иеремия 7:26).

Ужас, объявший местное население из-за убийства Джоанны Франкс, не утих с наказанием виновных. Большинство, как обывателей, так и духовенства, считали, что должно быть сделано нечто большее для улучшения морали лодочников на каналах. Им естественно был известен тот факт, что большей части экипажей приходится работать и по воскресеньям и, следовательно, они едва ли смогли бы присутствовать на богослужениях.

Одно из писем преподобного Роберта Чантри, викария прихода в Саммертауне – типичный пример наставлений, обращенных к работодателям этих мужчин. В нем предлагается в воскресенье оставлять им немного времени, свободного от обязанностей, чтобы они имели возможность, кто пожелает, посещать церковную службу. Как бы странно это не звучало, экипаж «Барбары Брей» легко имел такую возможность, если одна из их стоянок была в Оксфорде, потому что в 1838 году Генри Вард, богатый торговец углем, построил «Часовню лодочников» – плавающую часовню, поставленную на якорь недалеко от Хайт-Бридж, в которой служили литургии в воскресенье после обеда и в среду вечером. Для Джоанны Франкс, как и для ее опечаленного супруга и ее родителей, было поистине человеческой трагедией, что проповедь, прочитанная убийцам в воскресенье перед казнью, была, наверное, первой, а также последней в их жизни.

Но с тех пор прошло много времени. Плавающей часовни давно уже нет, и никто сегодня не сможет уверенно указать окаянную землю в окрестностях оксфордской темницы, где были погребены известные преступники, убийцы и другие люди, чьи души обречены на гибель.

Морс был доволен тем, что полковник проигнорировал совет доктора Джонсона[21] ко всем авторам, который гласит, что, написав однажды нечто особенно превосходное, необходимо это безжалостно вычеркнуть. «Четвертая часть» была самым лучшим из всего написанного и, как оказалось, одним из самых ценных материалов в достаточно удовлетворительном воссоздании событий Морсом. Он перелистал назад страницы, чтобы снова насладиться несколькими чудесными фразами. Воистину великолепны были такие словосочетания, как «удовлетворение садистских желаний», а еще лучше – «сардоническое безразличие». Но они означали много больше. Они показывали, что пристрастия полковника, пожалуй, слегка сместились. Если в начале его предубежденность против лодочников была сильно выражена, похоже, чем дальше продвигался рассказ, тем сильнее нарастало у него сострадание к злосчастному экипажу. То же самое происходило и с Морсом.

А как хороша была история! Так что не было ничего неожиданного в том, что среди сотен других могил XIX века полковник раскопал именно эти голые кости. Налицо имелись все составляющие, чтобы история понравилась широкой читательской публике, если бы только сумела пробиться сквозь врата популярности. «Красавица и чудовища» – вот что она представляла собой по существу.

По крайней мере, так ее видел полковник.

Морс давно отбросил слащавые, безвредные утешения общепринятой религии, но даже для него удобство, предлагавшее блудным душам принять святое причастие, прежде чем их варварски повесят одного за другим, странно не соответствовало запрету этим же самым душам быть похороненными на так называемом «святом месте». И это напомнило ему один отрывок, который когда-то составлял часть его умственного багажа, и слова которого теперь он медленно вспоминал. В «Тэсс из рода д’Эрбервиллей»[22] сама Тэсс хоронит своего незаконного ребенка там, где «растет крапива и где хоронят всех некрещеных младенцев, известных пьяниц, самоубийц и других людей…». Как заканчивалось? Не так ли было – да! – «и других людей, чьи души обречены на гибель». Смотри-ка, смотри-ка! Небольшой плагиат со стороны полковника. По правде, надо бы поставить в кавычки эту памятную фразу. Единственный мелкий обман? Не было ли и других мест, в которых он использовал обман? Невольно, может быть? Самую малость?

Заслуживало ли это того, чтобы проверить?