Да, как раз это слово употребил Льюис.

– Вы наверняка поняли, что это мой первый укол? Извините, если было больно – я научусь.

– Я было подумал, что…

– Да, знаю. – Она ему улыбнулась, и отяжелевшие веки Морса опустились на усталые глаза. Несси бы сказала, что он чувствовал себя немного…

Его голова упала на грудь и Фиона устроила ее снова на подушке, бросив на него милый взгляд. Она подумала, уже который раз за свою жизнь, почему все мужчины, которые ее привлекали, были или давно, давно счастливо женаты, или же бесконечно, бесконечно стары для нее.

Морс почувствовал на правой кисти чью-то руку с мягкими пальцами и открыл глаза, чтобы оказаться лицом к лицу с исключительной на вид личностью. Это была очень худенькая старушка, вероятно около восьмидесяти лет, с поседевшими прядями волос, с сильно морщинистым некрасивым лицом, со старомодным слуховым аппаратиком, пристроенным на ее левом ухе, шнур от которого тянулся к батарейке в кармане грязной, растянутой серой шерстяной жилетки. Она, похоже, блаженно не осознавала, что полагается извиниться, если уж разбудила истощенного пациента. Кто была эта женщина? Кто позволил ей войти? На часах в палате было 9:45 вечера и дежурными ночью были две медсестры. Убирайся! Убирайся отсюда, глупая старая ворона!

– Мистер Хорс[4]? Мистер Хорс, не так ли? – слезящиеся глаза близоруко сощурились в направлении пластмассовой таблички, а рот с искусственной челюстью растянулся в улыбке.

– Морс! – отозвался Морс. – «МО…»

– Знаете ли, мне кажется, что ваше имя написали с ошибкой, мистер Хорс. Мне придется постараться, чтобы не забыть сообщить…

– Морс! МОРС!

– Да, но, понимаете ли, этого надо было ожидать. Они мне уже сообщили, что Уилфриду, ему оставалось всего несколько дней. А ведь мы все путники, не так ли? Приближаемся туда с каждым днем.

Да, да, исчезай! Я умираю от усталости, не видишь что ли?

– Пятьдесят два года, и все время вместе.

Морс с опозданием осознал, кем она была, и теперь уже кивнул с большим сочувствием:

– Достаточно времени!

– Знаете ли, ему здесь нравилось… Он был так вам всем благодарен…

– Боюсь, что я… я поступил сюда только пару дней назад.

– Именно поэтому он хотел поблагодарить вас всех – всех его здешних старых друзей. – У нее был точеный, аккуратный выговор и дикция учительницы по латыни на пенсии.

– Он был утонченным человеком… – начал Морс с известным отчаянием. – Мне бы очень хотелось получше с ним познакомиться. Но, как я сказал вам, я тут всего несколько дней… проблемы с желудком – ничего серьезного…

Слуховой приборчик пронзительно запищал в ответ на какой-то невидимый внутренний контакт, и пожилая дама начала безрезультатно вертеть колесики аппарата.

– Именно поэтому – (теперь она начала чеканить слова) – я вам принесла эту небольшую книгу. Он так ею гордился. Он не говорил этого естественно – но гордился. Она отняла у него много времени и день, когда я ее отпечатала, был для него одним из очень счастливых дней.

Морс кивнул с благодарностью, когда она подала ему тонкую брошюру в обложке бутылочно зеленого цвета.

– Очень мило с вашей стороны, потому что, как я уже сказал, я здесь едва…

– Уилфрид был бы так доволен.

О, Боже мой!

– И вы пообещаете, что прочтете ее, ведь так?

– О, да, разумеется!

Старая леди еще раз повертела трещавший слуховой аппарат, улыбнулась беспомощно с видом закованного в цепи ангела, изрекла «До свидания, мистер Хорс!» и отправилась выражать неувядающую благодарность к пациенту на соседней кровати.

Морс бросил незаинтересованный взгляд на только что подаренную тонкую книжицу – она содержала не более… сколько? – может быть, двадцати страниц. Позднее непременно, как и обещал, он ее просмотрит. Завтра, может быть. В данный момент он и помыслить не мог ни о чем другом кроме, как закрыть усталые глаза. Он положил «Убийство на Оксфордском канале» Уилфрида М. Денистона в тумбочку поверх «Весов несправедливости» и «Синего билета» – три новые книги, которыми его снабдили к сегодняшнему дню. Да, завтра…

Почти немедленно он погрузился в глубокий сон. Ему снилась долгая скачка на лошади по полям его детства, куда-то туда, где у далекой линии финиша сидела блондинка топлесс с ремнем и серебряной пряжкой на талии, подмигивавшая ему и поднимавшая левой рукой кружку пива с шапкой белой пены.

Глава пятая

Поэзия Суинбёрна убаюкивает и уносит вдаль, даря летаргическое забвение и заставляя читателей забыть в чем смысл произведения, и есть ли в нем смысл вообще.

Альфред Остин, «Обуздывая Пегаса»

Эндоскопия, проведенная под легким наркозом в десять часов следующего утра (понедельник), убедила хирургов больницы «Джон Редклиф», что в случае с Морсом скальпель наверняка излишен. Кроме того их прогнозы были умеренно обнадеживающими, при условии, если пациент сумеет наладить более щадящий режим воздержания и трезвости в предстоящие месяцы (или годы). И еще, в знак их сдержанного оптимизма этим же вечером пациенту разрешалось дать пищу в виде половины чашки бульона и порции ванильного мороженого. Никакие фирменные блюда из самых изысканных à la carte menu не вызвали бы у Морса такого восхищения, с которым он встретил вышеназванные яства.

Льюис представился Несси – сестре Маклейн – в 19:30, и был пропущен кивком через ее таможню, без улыбки, но и без необходимости декларировать открытку с благопожеланиями (от секретарши Морса), тюбик ментоловой зубной пасты (от миссис Льюис) и чистое полотенце (от того же источника). Довольные оба, они поболтали о том-о-сем минут десять, после чего у Льюиса возникло впечатление, что его шеф быстро идет на поправку.

Прекрасная Фиона появилась за минуту до окончания визита, поправила подушку у Морса и поставила графин с холодной водой на его тумбочку.

– Красавица, – прокомментировал Льюис.

– Вы женатый мужчина, забыли что ли?

– Прочли что-нибудь? – Льюис кивнул в направлении тумбочки.

– А почему спрашиваете?

Льюис ухмыльнулся:

– Так ведь моя жена… она удивляется, правда ли вы…

– Я ее уполовинил, так и передайте ей. Читается на одном дыхании.

– Вы же не серьезно…

Морс рассмеялся – по-настоящему, беззаботно, без боли. Здорово, что рядом был Льюис. Озадаченный до некоторой степени Льюис обрадовался, что нашел страдальца в таком хорошем настроении.

Внезапно возле кровати, у правого края возникла сестра Маклейн.

– Кто принес графин с водой? – спросила она мягким и одновременно угрожающим голосом.

– Все в порядке, сестра, – начал Морс – доктор сказал, что…

– Сестра Велч! – Зловеще тихие слова ясно слышались во всей палате, и Льюис уставился в пол, краснея от стыда, пока стажерка сестра Фиона Велч осторожно приближалась к кровати Морса, где и получила строгое замечание от вышестоящей инстанции. Неограниченное количество жидкости пациент сможет получить только на следующее утро – но не раньше. Стажерка, что – не прочла предписание? Неужели ей не ясно, что ни одна больница не может функционировать нормально при такой распущенности? И если в данном случае это было не так уж важно, то в следующем может стать вопросом жизни и смерти?

Еще одно неприятное происшествие. Льюис продолжал испытывать горькое чувство, когда спустя несколько минут попрощался со своим шефом. Сам Морс оставался молчалив во время инцидента, ничего не сказал он и сейчас. Никогда, думал он, никогда я не стал бы так грубо ругать своего сотрудника при посторонних; но сразу же с раскаянием припомнил, что достаточно часто делал именно это… О, Боже мой! Все равно, он с удовольствием перемолвился бы несколькими словами с получившей головомойку Фионой, прежде чем закончится ее смена.