— То есть, подруга, я правильно тебя поняла? Поправь, если что-то не так. За последние двадцать лет у тебя был всего один мужчина, и тут ты просто так отдалась незнакомцу, с которым даже ни разу не разговаривала?

Машуня немного преувеличивает. С Ваней мы вместе с семнадцати, так что, если быть точнее, за спиной у нас уже восемнадцать вëсен. Я несколько лет мурыжила его, никак не решаясь на интим, он послушно терпел, и да, кроме него, у меня никогда никого не было.

— Угу, — мне стыдно, поэтому я опускаю нос в стаканчик с капучино, пробуя пенку.

— И ты даже не знаешь, как его зовут?

— Он учитель в школе моей дочери.

Машка с шумом выдыхает воздух, шокированная.

— Прекрасно, просто прекрасно.

Я медлю. Мария выглядит ошарашенной.

— Как это вышло? — выдавливает она полушëпотом, чтобы не спугнуть или не обидеть меня.

Я в этом просто уверена. Но всё равно смотрю на неё испуганно. После случая в кладовке учителя я больше не встречала. Дочку в школу водит соседка, а я притворяюсь больной. Ужасно, конечно, но как мне теперь смотреть ему в глаза? Но если уж совсем честно, то я хочу увидеть его снова.

Громко выдыхаю, собравшись с духом.

— Я думала, не бывает такого. Что всегда работает голова. И люди просто прикрываются громким словом «страсть», а потом увидела его и перестала себя контролировать. Это переплетение физического и необъяснимого духовного, как будто я знаю его сто лет, но на самом деле вообще не знаю, понимаешь? Сумасшедшая, больная, горячая страсть. — Кручу кулончик на шее. — Влечение, от которого я не смогла убежать. И судьба нарочно всё больше и больше толкала нас к друг другу. Двух посторонних людей. И он взял меня себе, и я…

— Угу.

Она улыбается, и меня отпускает, видно, что ей жутко интересно.

Немножечко легче. Я знаю, что выгляжу обалдевшей, но в то же время жутко боюсь её осуждения. Вот если бы я рассказала сестре, она бы загнобила меня в ту же секунду.

— Всё началось неожиданно. Вначале я просто поймала на себе пристальный заинтересованный взгляд незнакомца, а потом поняла, что... — краснею, так неловко говорить об этом вслух, — что мне нравится смотреть в ответ и… Это так чувственно, остро и запретно. Если бы я рассказала тебе ВСЁ, что между нами было... Каждый случай, сладкий момент, ты бы, наверное, перестала со мной общаться, — закрываю лицо руками, заливаюсь краской.

— Эй-эй, ну чего ты?

Маша тянется ко мне через стол и гладит плечо. Это та поддержка, которой мне так не хватало. Я закопалась в себе. И вот стало легче.

— Это же что-то необъяснимое, верно? Ты же никогда не ходила с первым встречным, а тут накрыло. Просто он, этот учитель, очевидно, не такой, как все? Верно?

Я быстро киваю. И, промокнув уголки глаз, снова дëргаю цепочку на шее, так приятно, что она не фукает и не показывает пальцем.

— И что теперь?

— Не знаю, — пожимаю плечами, — у меня ведь дочь, да и вообще… Я пыталась бороться, но не смогла.

— Ты жалеешь?

— Нет, — резкое движение головы, — точно нет.

Я вспоминаю его губы, глаза, его желание. И вспыхиваю таким огнём, что хочется раздеться.

— Тебе когда-нибудь было так хорошо, что ради этого мига ты готова проститься с жизнью?

Машка хихикает, как девчонка, мило прыснув.

— Так, что мозги набекрень, пульс до ста, тело плавится, мурашки по коже и блаженство, неописуемое блаженство. Не знаю, с чем сравнить. Как после долгого пребывания на морозе сесть к огню. Ощущение полёта по воздуху. Или как напиться ледяной воды в невыносимо жаркую погоду. Да я как будто и не жила до этого вовсе!

— Он красивый?

— Учитель? Он красив как дикий жеребец, полный огня и свободы. Он не спрашивает и берёт то, что ему хочется. А ещё он сильный, непристойно сильный. Я не могу ему сопротивляться. Как вот бывает на берегу, когда на тебя идёт волна цунами. И ты понимаешь — конец тебе. Да и бежать, собственно, некуда.

— Ух!

— Одержимость, и громкие вздохи превратились в настойчивые стоны, при этом незнакомый мужчина покусывает бесстыжие губы, скользя языком внутрь, глубже затягивая в водоворот безумной страсти.

Я хохочу, мне вдруг захотелось записать всё это в какой-нибудь дневник с розовой пушистой обложкой. А ещё очень захотелось пойти в парикмахерскую и изменить что-то на голове.

— Обалдеть.

— В молодости я увлекалась горячими рассказами, писала для подружек, а потом вдруг взрослая жизнь, проблемы, необходимость зарабатывать, и я подалась в проектирование.

Мы с Машкой улыбаемся друг другу. Какое-то время едим свои десерты молча.

— Слушай, я ни капли не осуждаю, вот честно, твой муж за что боролся, на то и напоролся, собственно…

Я опускаю голову. Всё равно нехорошо это.

— Но вот чего я никак не могу понять, — щурится, ковыряя вилкой оставшиеся на тарелке крошки, Машенька, — как ты до сих пор не знаешь имени своего учителя? На экскурсию ездили, видела столько раз в школе, неужели ни разу дети не звали его по имени?

Я пожимаю плечами, и вправду нелепо как-то. Но я рядом с ним такая глухая и глупая, что, видимо, не сообразила.

— Сейчас на сайте посмотрим.

— На сайте?

— Ну да, — ржëт Машка, — на сайте школы всегда есть педагогический состав, и обычно даже фотографии имеются.

А у меня пульс частит, как будто сейчас самое важное и главное решается. Я называю номер школы, и Машка без труда находит её сайт. Тыкает в нужные иконки, находит преподавателей иностранных языков.

— Ух ты, какой! — Пересаживается Машка ко мне. — Немудрено, что моя подруга голову потеряла. Я, правда, больше чëрненьких люблю, но нельзя не признать, что он хорош. Неугомонный, как молодой лев, непредсказуем, необуздан, горд и хорош, как олень с ветвистыми рогами по осени. «Алексей Викторович Тихонов». Красиво звучит. Похоже, тебя Лёха поимел, Ольча, — хохочет Машка.

Я смеюсь вместе с ней, а она увеличивает фото, разглядывая. Ну Лёша, так Лёша.

— А это кто?

— Ты о чём?

Машка хмурится.

— Рядом с его фотографией. «Виктория Владимировна Тихонова».

Сердце бешено бьётся о рёбра, практически вырываясь из груди. Брюнетка, тоже учительница французского. Семейный подряд просто.

Маша поворачивается ко мне. А я бестактно отбираю у неё телефон. Надежда ещё остаётся, я ведь знаю, что в школе работает его сестра. Но с фото на меня смотрит другая привлекательная темноволосая девушка. Я начинаю тыкать в фотографии, ту, с формами, к которой ревновала, тоже нахожу, у неё совершенно другая фамилия. И, вернув Маше телефон, пытаюсь успокоиться.

— Выходит, наш прекрасный принц женат, — гордо вскидываю подбородок, шумно втянув воздух через ноздри.

— Спокойно, милая, это может означать, что угодно. Забей. Сама же говорила, колец нет. Может, они не живут вместе, давно в разводе. Видно же, что фото столетней давности. Он тут выглядит очень молодо, а ты говоришь, вы ровесники. Это ж кем надо быть, чтобы при живой жене, в той же школе, в кладовке? Говорю тебе: забей. А с другой стороны, ты же не думала о чём-то серьёзном с ним? Может, он ещё хуже твоего Вани? Вы оба получили, чего хотели. Тебе было хорошо, секса хотелось, вот краны и сорвало, но у тебя же муж и дитё, любящее папку. Вас накрыло. Ну не знаю, думаю, это как курортный роман. Зато будет, о чём вспомнить в старости.

Машка меняет тему и начинает рассказывать мне о своём «случайном отце». Она ЭКО сделала, родила дочку, а недавно хозяин спермы объявился. Невероятная история. Её голос звенит, глаза горят, она явно успела им очень сильно заинтересоваться, и мечтает о такой же страсти. И, несмотря на то что я улыбаюсь и поддакиваю, «забить» не получается.

Стучу в дверь соседки чуть громче, чем того требуют правила приличия. Не открывает — ушла куда-то? Я нервничаю, потому что понимаю: если мы не побежим в школу прямо сейчас, то опоздаем. А я отрицаю саму возможность прийти не вовремя. В принципе не люблю нарушать правила. Придëтся закончить своё затянувшееся затворничество, как бы неуютно я себя ни чувствовала при одной мысли об этом.