– Благодаря Поле. Она рассказала, что имела с ним долгую беседу несколько недель назад, прочла ему что-то вроде лекции, посоветовала ему забыть о прошлом и зажить новой жизнью.

– Это она умеет, – пробормотал Уинстон, с задумчивым видом взбалтывая коньяк в бокале.

– Что ты имеешь в виду?

– Давать советы. И заметь – обычно она оказывается права. Если бы только она сама следовала своим советам.

– Ты прав! – Эмили сразу стала серьезной.

Уинстон откинулся на подушки, забросил ноги на журнальный столик и позволил себе расслабиться. Вечер в Лонг Медоу прошел ужасно, он с облегчением ускользнул вместе с Эмили пораньше, чтобы вернуться сюда, в уют и спокойствие Бек-хауса. Но один утомительный обед не имеет большого значения. Что его беспокоило, так это вид Полы и ее настроение. Уже несколько недель, прошедших после его возвращения из Ванкувера через Нью-Йорк, он смутно подозревал, что у нее что-то не так. Последние несколько часов подтвердили его опасения. Она несчастна. Уинстон не сомневался, что корень всех ее бед – ее брак с Джимом.

– Ты сегодня какой-то тихий, Уинстон. Переживаешь за Полу, да?

– Боюсь, что это так, дорогая. Помимо того, что она сегодня кошмарно выглядела, она еще и выражалась только односложно. Я знаю, Пола бывает порой замкнута, она не такая болтушка, как ты. Но, как правило, она более общительна, особенно в кругу семьи.

– Ее угнетает не работа, – воскликнула Эмили. – Она привыкла к стрессам, к ночным бдениям в конторе, к огромной ответственности. У нее сил, как у быка – она вся в бабушку.

– Да, Эмили. Я знаю Полу почти так же хорошо, как и ты. Именно это я имел в виду, когда говорил про врата ада. Ясно, что она не больна физически. У нее моральные проблемы… – Уинстон спустил ноги на пол и начал рыться в кармане в поисках сигарет. – В их браке многое неладно. Готов спорить, – заключил он, закуривая.

– Ты абсолютно прав, Уинстон. В последнее время я несколько раз пробовала затронуть эту тему, но она только бросает на меня убийственные взгляды и замыкается в себе, уходя от ответа.

– Но вы всегда были так близки. Неужели она вообще ни словом не обмолвилась? – в его голосе явственно звучало удивление.

– Ну, не совсем. Я уже рассказывала, как расстроилась она в то кошмарное воскресенье в сентябре. Ну знаешь, из-за Джима и позиции, которую он занял в ее конфликте с Сэмом Феллоузом. Вернувшись из Пеннистоун-ройял, я сразу поняла, что она плакала. А когда Джим прилетел из Ирландии и мы все втроем находились в Лондоне, Пола как-то вскользь пожаловалась на раздражительность и даже вспыльчивость мужа. Я попыталась копнуть поглубже, но она как будто… отмахнулась от меня и ушла в себя, точно как сегодня. Такая тенденция стала особенно заметна за последние несколько месяцев. И она буквально сжигает себя на работе. Больше она вообще ничего практически не делает, кроме того, что проводит все свое свободное время с детьми. Пола просто обожает близнецов. Я вообще склонна считать, что они стали для нее единственным смыслом жизни – разумеется, помимо бизнеса.

– Это плохо. Тетя Эмма будет не в восторге, когда по возвращении домой через месяц увидит, какой она стала. – Уинстон сменил позу и, заметив озабоченное выражение лица Эмили, взял ее за руку. – Эй, куколка, не смотри так грустно. Все образуется. Жизнь имеет одно странное свойство – она сама создает проблемы и сама же и разрешает.

– Думаю, ты прав, – прошептала Эмили, но в глубине души она считала, что в случае с Полой, учитывая ее характер, все вряд ли закончится так просто. Ее кузина будет несмотря ни на что держаться за свой брак из-за детей и своего редкостного чувства долга по отношению к ним, а еще из-за своего нежелания признать поражение.

– Хочешь, я поговорю с Полой? – предложил Уинстон. – Я мог бы…

– Ни за что! – в ужасе вскричала Эмили. – Она рассердится, сочтет твои слова вмешательством в ее личную жизнь, и за все свои заботы ты получишь хорошую взбучку, и больше ничего.

Уинстон вздохнул.

– Боюсь, ты права. Послушай, если хочешь знать мое мнение, то я считаю: им с Джимом следует развестись.

– Она никогда не пойдет па подобный шаг. Пола относится к разводу так же, как и я.

– Ага. А как именно? – Уинстон навострил уши и внимательно посмотрел на собеседницу.

– Ну, – медленно произнесла Эмили, – мы обе его не одобряем. В конце концов, у нас перед глазами пример моей матери. Я счет потеряла ее мужьям и разводам.

– Твоя мать – исключите из правил.

Не отреагировав на его замечание, Эмили продолжала говорить:

– Пола считает, что если в семье возникают проблемы, их надо преодолеть. Она говорит: нельзя разводиться из-за разбитой чашки, только потому, что на дороге супругам встретилось несколько ухабов. Так вопросы не решают. Она полагает, будто брак требует больших усилий…

– Для танго требуется два партнера.

Эмили кивнула с задумчивым видом.

– Ты намекаешь на то, что Джим может со своей стороны не делать никаких усилий… Я правильно тебя поняла?

– Возможно, – после некоторого колебания ответил Уинстон. – Но я могу и ошибаться, и вообще, кто знает, что происходит в личной жизни других людей. Вот почему эту тему следует немедленно оставить. Наш разговор абсолютно бесполезен, Пончик.

– Да, – согласилась Эмили. – Уинстон, не зови меня Пончиком. Я стала очень изящной.

Он рассмеялся.

– Я говорю любя, а не из желания подразнить, глупышка. – Он поставил бокал и пересел на ее край дивана. Обняв Эмили, он прошептал, уткнувшись губами ей в щеку: – Так, значит, учитывая твое отношение к разводу, я обречен быть с тобой до конца жизни?

– Да, – прошептала она в ответ. – Мы просто обречены быть друг с другом, слава Богу!

– Согласен. – Он слегка отодвинулся, чтобы заглянуть в юное чистое лицо своей невесты. Как она мила, как невинна, и при всей ее молодости в ней такая глубокая мудрость, что он иногда поражался. Он ласково сказал: – После тебя, Пончик, я никогда не испытал бы счастья с другой.

– Почему? – Она просияла.

– Ты такая любопытная?

– Нет, скажи…

– Потому что знаю тебя вдоль и поперек и понимаю тебя, моя любовь, а еще потому, что мы подходим друг другу в сексуальном плане.

– Ты уверен? – поддразнила она.

– Ну, поскольку уж ты затронула эту тему… возможно, нам следует провести еще один эксперимент. – Он улыбнулся с любовью в глазах. Поднявшись на ноги, Энтони протянул ей руку: – Пошли в спальню, дорогая, и продолжим опыты. Надо же знать наверняка. – И он увел ее наверх.

– Как хорошо, что ты провел в доме центральное отопление, иначе мы замерзли бы до костей. Сегодня очень холодно, – заявила Эмили полчаса спустя, завернувшись в простыню.

– Не уверен. По-моему, мы вдвоем способны лед растопить, – подмигнул ей Уинстон, поправил под головой подушку и потянулся за бренди, которое он предусмотрительно захватил с собой. – Хочешь глоточек? – предложил он.

– Нет, спасибо. Больше не хочется. У меня от него сердце заходится.

– Черт побери! А я-то думал, что только я так на тебя действую, – ухмыльнулся Уинстон. – Кстати, зажечь камин?

– А разве мы не собираемся спать?

– Сон вовсе не входил в мои ближайшие планы, – улыбнулся он. – А ты что, уже устала?

Эмили со смехом покачала головой. Ее взгляд неотступно следовал за ним, когда Уинстон соскочил с кровати, надел халат и направился к камину, расположенному прямо напротив старомодной широкой кровати. Он чиркнул спичкой, зажег бумагу и заранее сложенные в камине дрова, затем двумя старинными кочергами подправил пламя. Эмили любила наблюдать за Уинстоном, когда он что-нибудь делал. У него такие ловкие и умелые руки, и он вечно что-нибудь чинил, или в доме, или в поместье. Она вспомнила маленький мостик через пруд, который он построил в «Гнезде цапли» в годы их детства. Очаровательное сооружение, смело задуманное и отлично воплощенное. Да, он плотник от Бога. Она до сих пор хранила маленький ящичек для драгоценностей, сделанный им на ее десятилетие – такой изящный, оббитый изнутри красным бархатом. Но когда они с Шейном основали группу «Цапли», он забыл плотницкое ремесло ради музыки.