В глазах у женщины блеснул жадный огонек. Лукреция была уверена, что, окажись они наедине в безлюдном месте, та не задумавшись напала бы на нее и ограбила. Но в щелочку просматривался темный силуэт медведя, слышалось его ворчание вместе с приглушенным рычанием собаки. Кроме того, какой-нибудь господин или дама могли проходить через прихожую, направляясь к себе в комнаты.

– Ты что, не читала вывески? – злобно накинулась на нее владелица постоялого двора. – Неважно, есть деньги или нет, мы тут циркачей не принимаем! Вон!

– Ну пожалуйста, позвольте нам хотя бы переночевать на чердаке, вместе с прислугой. Только одну ночь. Обещаю, что с рассветом мы уйдем.

– Нет, вы уйдете сейчас же. Или хочешь, чтобы слуги вытолкали вас пинками?

– Умоляю вас! На улице ночь, идет снег. А ближайший город в трех часах ходьбы. Мы не дойдем, замерзнем.

– Мне до этого нет никакого дела. А теперь довольно, ты меня утомила, маленькая зануда. Пошла вон!

Она схватила Лукрецию за плечи, встряхнула ее и подтолкнула к дверям. Но гусыня Аполлония, все это время тихонько просидевшая под полой плаща своей хозяюшки, вытянула наружу шею и хищно засвистела, и не успела синьора Кисля оправиться от изумления, как та клюнула ее в руку. Если вы не знаете, гуси клюют ужасно больно.

Хозяйка издала душераздирающий вопль:

– На помощь! Люди, сюда! Убива-ают!

Гусыня озлобилась еще больше и продолжала свистеть и шумно хлопать крыльями, пытаясь высвободиться и спуститься на землю. На шум сбежался народ из салонов и из кухни. Повар замахнулся на Лукрецию вертелом.

Но один господин, одетый в белый бархат, остановил его жестом руки.

– Кака-а-а-ая краси-и-и-ивая де-е-е-евочка! – воскликнул он, растягивая слова и касаясь пальцем светлого локона, выпавшего из-под шляпки Лукреции. – Како-о-о-ое не-е-е-ежное созда-а-ание! Тако-о-о-ое све-е-еже-е, тако-о-о-ое неви-и-и-и-инное! Ну про-о-осто ма-а-а-айская ро-о-о-озочка! – Потом со скучающим видом обратился к хозяйке: – Можно узнать, почему такая сумато-о-о-о-оха, синьора? Вы что, забы-ы-ы-ыли, что у меня от шу-у-у-ума начинается мигре-е-е-ень?

Синьора Кисля побледнела.

– Она хотела на меня напасть, – стала оправдываться она.

– Какие глу-у-у-упости! Напа-а-а-асть! Такая преле-е-е-стная де-е-е-евочка! Скажи, малы-ы-ы-ышка, как тебя зову-у-у-у-ут?

Лукреции все это жеманство было совсем не по душе. Новый покровитель внушал ей не больше доверия, чем хозяйка.

С другой стороны, она не могла позволить, чтобы Полисена и животные мерзли на улице.

Поэтому поднатужилась изо всех своих актерских сил и начала представление.

– Меня зовут Лукреция Рамузио, – с испуганным видом промямлила она, – а там, на улице, мой кузен Людвиг. Он умирает от холода вместе с нашими зверями-циркачами. Будьте милосердны, впустите нас!

Белый господин строго взглянул на хозяйку:

– Вот цирковая труппа, которая развеет нашу скуку, и вы хотите ее прогнать? Синьора Кисля, неужели вас так мало волнует удовольствие гостей?

– Маркиз… но я… – масляным голосом запела она.

– Эдак вы всех клиентов растеряете, со своими скучными вечерами! Вы прекрасно знаете, что нас привело сюда из Маломира, – резко оборвал ее маркиз. – А сейчас эта прелестная девочка очень устала. Пусть отдохнет вместе со своей труппой. Хочу, чтобы через два часа все они, актеры и звери, были готовы к лучшему представлению, которое дадут в желтом салоне, ясно?

– Как прикажете, синьор маркиз! – заискивающе ответила синьора Кисля. – Что вы там делаете? Давайте-ка входите побыстрее, нечего холод разносить!

Девочек и зверей проводили в холодную пустую комнату без окон. Синьора Кисля торжественно нарекла ее «салончиком для прислуги».

Никакой мебели в ней не было, если не считать двух длинных лавок вдоль стен, а все освещение состояло из дымящейся керосиновой лампадки с едва трепещущим пламенем.

Маленькая горничная принесла им треснувший поднос с сухарями и кувшином ледяной воды.

– Приятного аппетита! – церемонно пожелала она. – Кушайте и отдыхайте. Через час я вас позову. Наверное, вам понадобится какое-то время, чтобы переодеться в костюмы и подготовиться к выступлению.

Когда она вышла и закрыла за собой дверь, Полисена, которая до сих пор не произнесла ни слова, дала волю чувствам:

– Вот уж надеюсь, что эта Кисля мне не родственница!

– Я тоже надеюсь, – поддержала Лукреция. – Не знала я, что бывают на свете такие мерзкие особы, жестокие со слабыми и трусливые с теми, у кого власть.

– Хорошо, что ты не успела показать ей булавку и рассказать, зачем мы пришли. Сначала надо все хорошенько разведать.

– Правильно! Вижу, что предыдущий опыт кое-чему тебя научил, – одобрила Лукреция. – Например тому, что не обязательно бросаться первому встречному на шею с криком: «Папочка!».

Лукреция раздала сухари животным.

– Все отдала бы за чашку горячего молока! – вздохнула она.

– Видела жареных фазанов? А воздушные пирожные? Кто знает, может быть, после представления постояльцы пригласят нас поужинать.

– Сомневаюсь…

– Почему? Не исключено, что среди них мои родители. Представляешь, как они удивятся, когда узнают, кто я? Как будут счастливы!

Все так устали, что несмотря на холод и голод задремали на лавках.

Когда горничная позвала их на представление, была уже поздняя ночь. В желтом салоне гости продолжали есть и пить, играть в карты, слушать музыку, танцевать и беседовать. Но на их скучающих лицах не было ни тени веселья или оживления. «И чего они не идут спать?» – подумалось Полисене, которая сама засыпала на ходу.

Появление «Лукреции, Людвига и зверей-циркачей» было воспринято с умеренным любопытством. Маркиз, одетый в белое, который перед этим был так заинтересован труппой, занимался обмакиванием печенья в стакан белого вина одной дамы и едва повернул голову, чтобы взглянуть на своих протеже. Дамы зевали, прикрываясь веерами.

Лукреция сразу смекнула, что на такую публику обычные номера и акробатические упражнения не произведут никакого эффекта.

– Здесь нужно что-нибудь покрепче, – шепнула она на ухо Полисене.

Повесив на шею барабан, ударила в него два раза, призывая к вниманию, и объявила:

– Многоуважаемая публика, любезнейшие дамы, благородные господа, уже поздний час, и я не хочу тратить время на предисловия. Представление начинается смертельной схваткой Дмитрия, сына снегов, только-только прибывшего из морозной Сибири, и Ланселота, сына палящего солнца, который вот-вот приехал к нам со знойного экватора.

Она указала на двух зверей, которые в два прыжка оказались в противоположных углах салона и взгромоздились на пышно сервированные столы. Лукреция принялась барабанить:

– Вы готовы, герои? Начинается битва! На старт, внимание, марш!

Ланселот схватил со стола блюдо из зайца в винном соусе и швырнул его через весь зал в Дмитрия. Блюдо летело, как комета, а за ним хвост из соуса, капая и брызгая во все стороны. Но в этот момент медведь запустил макаронную запеканку, которая попала как раз в самую морду шимпанзе.

Зрители лениво захлопали в ладоши. Ланселот бросил торт со сливками. Дмитрий – шоколадный пудинг. Но в этот раз они, видно, неудачно прицелились, потому что один из аппетитных снарядов шлепнулся на кружевной бант молодого барона, как раз собирающего в кучку свой выигрыш в кости, а другой – на диадему какой-то дамы, которая с томным видом слушала музыку, опершись на клавесин. Обе жертвы не успели даже вздохнуть, так быстро все произошло, в то время как все остальные разразились злорадным смехом, громко хлопая в ладоши.

Но у большинства из них смех застыл на губах, потому что и в них попали съедобные снаряды. По залу летали торты и запеканки, жареные цыплята и угри в кисло-сладком соусе, омлеты из спаржи и эскалопы в лимонном соке, яйца вкрутую и фаршированная капуста, шоколадки и миндальные пирожные, закуски и фрукты в сахаре.