Посреди ночи ей вдруг стало так холодно, несмотря на июль, что она встала с постели, взяла поросенка и крепко-крепко прижала его к себе под тонким одеялом.

Два или три раза в голове вспыхнул соблазн: «Завтра утром вернусь в Камнелун, домой. Выброшу шкатулку в реку и сделаю вид, будто ничего не произошло».

Полисена не сомневалась, что ее примут с распростертыми объятиями. Не сомневалась, что ее ищут, а Петронилла плачет и зовет, повторяя имя сестры. Если она вернется, то все будут счастливы.

Но для нее не было дороги назад. Ей непременно нужно узнать, чья же она дочь и кто ее настоящие родители.

В шесть часов утра сестра Зелинда пришла будить Полисену. С собой она принесла еще одну чашку дымящегося молока, два больших куска хлеба и свернутую в узел большую салфетку.

– Вот немного припасов для твоего путешествия. Это от игуменьи.

Полисена поблагодарила, покрошила, как в предыдущий вечер, один кусок хлеба в молоко и отдала похлебку поросенку, который тут же погрузил в нее свой розовый пятачок. Другой кусок она собиралась съесть сама, но поняла, что еда все еще вызывает у нее тошноту. Поэтому положила его в сверток вместе с остальными припасами. Хотя девочка и осознавала, что неразумно отправляться в путь на голодный желудок, одна только мысль о еде вызывала тошноту.

«Это пройдет», – утешила она себя, надеясь на облегчение от свежего утреннего воздуха.

Все же, несмотря на то, что она всю ночь провела в раздумьях и молитвах всем ангелам и святым о вдохновении, Полисена понятия не имела, с чего начинать свои поиски. Ни диковинное одеяло, ни предметы из шкатулки не наводили ее на какие-нибудь мысли.

«Ну, по дороге что-нибудь да придет в голову», – решила она. Не сидеть же в монастыре в ожидании чуда! Да еще рискуя, что Ипполита вспомнит последнюю фразу Серафимы, и вся семья Доброттини придет сюда, чтобы отвести ее домой.

Поэтому она взяла узелок с провизией и повязала его за спиной. Засунула под мышку с одной стороны поросенка, с другой – шкатулку и вышла из кельи. Попрощавшись с матушкой привратницей, которая открыла ей ворота, гремя ключами, она отправилась в сторону леса. Почему именно леса? Да только потому, что он был в стороне, противоположной городу и купеческому дому.

Девочка всего несколько минут шла среди деревьев, как вдруг услышала звон бубна – ритмичные звуки, под которые так и хотелось пуститься в пляс. Поросенок забеспокоился, попытался высвободиться и сойти на землю, но Полисена крепко держала его: боялась, что он потеряется. Ей стало любопытно, и она направилась к поляне, с которой доносилась музыка. На всякий случай решила не показываться и остановилась за ореховым деревом, вытягивая шею, чтобы получше видеть.

Но то, что предстало ее взору, рассеяло все опасения.

– Лукреция! – закричала она. – Лукреция Жиральди! – И, позабыв об осторожности, вышла из своего убежища.

Ее появление выглядело более чем странно, потому что девочка со светлыми волосами, которая играла на бубне, аккомпанируя танцующему молодому медведю, окруженная другими животными, не издававшими ни звука, замерла на месте с поднятым бубном и посмотрела на Полисену с раскрытым ртом, будто бы не она со своими друзьями представляла необычное зрелище, а Полисена.

– Это вы? – пролепетала светловолосая девочка с почтительным поклоном после минутного молчания. – Вы старшая сестра госпожи Ипполиты? Дочь мессира Доброттини, да благословит его Бог…

– Не стоит теперь называть меня госпожой, – ответила Полисена, – потому что мессир Доброттини мне не отец. Может быть, скоро я узнаю о своем королевском происхождении, и тогда ты будешь называть меня «Ваше Высочество». Но пока я всего лишь найденыш.

Услышав эти слова, девочка со светлыми волосами еще шире раскрыла рот.

– Найденыш?!

Полисена вкратце разъяснила ей ситуацию.

– И теперь не знаю, чья же я дочь, – закончила она. – Вот и отправилась в путь, чтобы выяснить.

– И в какую сторону вы… в какую сторону ты идешь? – спросила девочка, подстраивая свою речь под новый социальный статус Полисены. – Может, нам по пути?

В это мгновение пес-сенбернар залаял, привлекая внимание.

– Да, ты прав, бедняга Рамиро. Пора обедать, – воскликнула Лукреция. – Но у меня ничего нет для тебя. Если бы вы, собаки, были вегетарианцами, то довольствовались бы листьями и ягодами, как медведь и обезьяны. И если бы старик тренировал тебя для охоты, ты был бы в состоянии поймать себе дикую мышь. Но ты привык питаться хлебной похлебкой и жареным мясом, а у нас этого не будет аж до следующего представления.

От этих слов пес покорно повесил уши. Полисена, оглядевшись вокруг, заметила, что в маленькой бродячей компании кое-кого не достает.

– А где же старик Жиральди? – спросила она.

– Он умер на прошлой неделе, – ответила Лукреция равнодушно. – По пьянке заключил пари и свалился с колокольни. Разбил себе голову, а священник из Мостолуга великодушно позволил похоронить его на своем кладбище. Добрый служитель церкви даже нашел какую-то вдову, которая согласилась взять меня к себе домой посудомойкой. Но что сталось бы тогда со зверями?

– Ты что, собираешься давать представления в одиночку?! – недоверчиво спросила Полисена.

– Я не одна. Нас шестеро: пес, медведь, гусыня, мартышка, шимпанзе и я. Труппа Жиральди со своими зверями-циркачами в полном составе!

– Как же вы теперь будете, без старика-то?

– Уф-ф! В последнее время этот пьяница больше не участвовал в представлениях. Он только и делал, что собирал деньги и пропивал их в кабаке. Нам будет намного лучше без него.

Полисену потрясло это безразличие, даже бесчувственность, ведь девочка почти с радостью говорила о смерти дедушки. Такая маленькая – а столько цинизма!

С другой стороны, конечно, старик Жиральди часто избивал ее, оскорблял и морил голодом, так же как и зверей. Об этом знали все в графстве Камнелун, но никто не осмеливался вмешиваться, потому что, во-первых, многие считали, что девочка заслуживала этих наказаний, во-вторых, потому что старик был вспыльчив, приходил в ярость даже при посторонних и грозился натравить собаку с медведем на всякого, кто посмеет сунуть свой нос в дела, которые он называл «семейными».

Только перед купцом Доброттини он немного робел и принимал от него упреки за свое отношение к Лукреции. Все думали, что девочка была его внучкой, но это не так.

– Теперь он умер и не сможет больше пугать меня приютом, так что я могу говорить правду, – окончила маленькая бродяжка свой рассказ.

Она не была найденышем, а всего лишь сиротой, дочерью очень бедных батраков из Болотиса. Они умерли во время эпидемии чумы, опустошившей всю деревню. Одна лишь Лукреция выжила, и старик Жиральди, который раз в год давал представление в тех краях, нашел ее как раз вовремя, иначе она бы умерла с голоду, и взял ее с собой. Это произошло много лет назад. Сейчас Лукреции было примерно девять лет – «как госпоже Ипполите», и ей пришлось обучиться цирковому искусству, чтобы зарабатывать на жизнь. Она исполняла комические номера со зверями, гадала по ладони и умела много других вещей, от которых три сестры Доброттини и другие дети из Камнелуна приходили в восторг, когда труппа Жиральди выступала в их городе.

Сколько себя помнила Полисена, каждый год старик с девочкой приезжали в Камнелун накануне Пасхи и оставались там дней десять, давая представления каждый вечер на городской площади.